22 июля 2010 года Европейский Суд по правам человека огласил Постановление по делу «Самошенков и Строков против России» (Samoshenkov and Strokov v. Russia, жалобы NN 21731/03 и 1886/04).

Европейский Суд признал, что в отношении Игоря Строкова было допущено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (право на свободу и личную неприкосновенность) в связи с содержанием его под стражей без судебного решения в течение 28 дней. Именно столько прошло с момента истечения периода времени, на который была продлена избранная в отношении заявителя мера пресечения в виде заключения под стражу, до даты вынесения постановления суда, продлившего ее в очередной раз. Несмотря на то, что городской суд попытался, в частности, охватить своим постановлением прошедшие 28 дней, Страсбургский Суд признал, что лишения заявителя свободы не было «законным» в смысле статьи 5 Конвенции, так как российское законодательство не предусматривает возможности санкционирования заключения под стражу «задним числом».

Заявителю было присуждено 9000 евро в возмещение причиненного нарушением морального вреда.

Этим же Постановлением Европейский Суд признал, что в отношении второго заявителя – Андрея Самошенкова – были допущены два нарушения права на справедливое судебное разбирательство. Нарушенными были признаны:

пункт 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с чрезмерной длительностью рассмотрения предъявленного заявителю уголовного обвинения (7 лет, 11 месяцев и 13 дней, из которых около 4 лет и 8 месяцев приходится на период действия Конвенции в отношении России), а также

пункт 1 и подпункт C пункта 3 статьи 6 Конвенции на том основании, что заявитель, обвиняемый в совершении убийства, в результате чего ему грозило суровое наказание, не был представлен защитником в суде второй инстанции.

Заявителю была присуждена справедливая компенсация в размере 2400 евро.

Применительно к состоявшему разбирательству в Европейском Суде интересно отметить заявление представителей российских властей о том, что, по их мнению, обращение с надзорной жалобой на нарушение права на юридическую помощь при разбирательстве дела в суде кассационной инстанции являлось эффективным средством правовой защиты, не исчерпанным заявителем. К подобному выводу власти России предлагали прийти на том основании, что судьи надзорной инстанции начали возбуждать надзорное производство по жалобам на нарушение права на юридическую помощь в суде кассационной инстанции в отношении лиц, которым она гарантирована статьей 51 Уголовно-процессуального кодекса РФ. Подобная практика, по их утверждению, последовала за принятием Конституционным Судом РФ Определения от 18 декабря 2003 года N 497-О, которым «была подтверждена применимость права на юридическую помощь к разбирательству в суде кассационной инстанции» (так говорится в тексте Постановления Европейского Суда). Напомним, что буквально соответствующая часть названного Определения Конституционного Суда РФ звучит следующим образом: «Часть первая статьи 51 Конституции Российской Федерации, устанавливая случаи обязательного участия в уголовном деле защитника, не содержит каких-либо указаний на то, что ее положения не подлежат применению в стадии кассационного производства, в связи с чем может быть ограничено право осужденного на помощь адвоката (защитника)».

Однако Страсбургский Суд не согласился с выводом, предложенным властями государства-ответчика. В первую очередь он сослался на свою предшествующую практику признания обращения в суды надзорной инстанции неэффективным средством защиты по уголовным делам (см., например, Решение по вопросу приемлемости жалобы «Бердзенишвили против России» (Berdzenishvili v. Russia, жалоба N 31697/03) от 29 января 2004 года). Однако Европейский Суд не ограничился этим. Он указал, что заявитель в 2007 году обращался к Председателю Верховного Суда РФ с соответствующей жалобой, однако она не была удовлетворена. Кроме того, власти Российской Федерации не представили доказательств автоматического пересмотра судебных решений в случае нарушения права подсудимого на юридическую помощь на стадии кассационного разбирательства. Соответственно, их возражения о неисчерпании всех средств правовой защиты были отклонены.

Решение Европейского Суда по существу жалобы Игоря Строкова в части нарушения права на защиту не является новым с точки зрения своей аргументации. Страсбургский Суд неоднократно приходил к подобному выводу (см., например, Постановления Европейского Суда по делам «Шилбергс против России» (Shilbergs v. Russia, жалоба N 20075/03), от 17 декабря 2009 года (п. 122); «Потапов против России» (Potapov v. Russia, жалоба N 14934/03) от 16 июля 2009 года (п. 24) и «Шулепов против России» (Shulepov v. Russia, жалоба N 15435/03) от 26 июня 2008 года (п.п. 34-39) при одновременно наличии следующих факторов:

1) возможность пересмотра приговора судом второй инстанции как по причине признания неправильным применения норм материального и процессуального права, так и в связи с несогласием с тем, как суд первой инстанции установил фактические обстоятельства дела, особенно в случае, когда национальный закон допускает представление в суде второй инстанции даже тех аргументов, которые не заявлялись при рассмотрении дела по существу; все это, конечно, полностью соответствует российскому уголовному процессу;

2) серьезность обвинения и суровости наказания, которое может быть назначено подсудимому; в данном случае заявителю было предъявлено обвинение в совершении убийства, которое как само по себе, так и с точки зрения санкции полностью соответствует данному критерию (в этой части в Постановлении Европейского Суда наблюдается очевидная ошибка, так как в нем говорится, что максимальная санкция, грозившая заявителю, составляла 15 лет лишения свободы или смертную казнь, но такого состава в Уголовном кодексе РФ нет; учитывая, что преступление несколько раз называется в Постановлении «убийством с отягчающими обстоятельствами», можно предположить, что речь идет о части 2 статьи 105 Уголовного кодекса РФ, которая на момент описываемых событий предусматривала санкцию в виде лишения свободы на срок до 20 лет, смертную казнь или пожизненное лишение свободы).

Аргумент представителей властей Российской Федерации, касающийся того, что адвокат заявителя не заявила о своем желании участвовать в рассмотрении дела судом кассационной инстанции, был отвергнут Европейским Судом со ссылкой на статью 51 Уголовно-процессуального кодекса, которая предусматривает обязательное участие защитника в суде второй инстанции в случае предъявления лицу обвинения такой тяжести.

Страсбургский Суд также напомнил, что право на защиту с помощью адвоката становится еще более важным, когда подсудимый не присутствует лично в суде второй инстанции, а разбирательство проходит при помощи видеоконференцсвязи (см. Решение Европейского Суда по делу «Голубев против России» (Golubev v. Russia, жалоба N 26260/02), от 09 ноября 2006 года и названное выше Постановление по делу «Шулепов против России» (п. 35)). Европейский Суд указал, что в этом случае суду кассационной инстанции тем более следует выяснять причины отсутствия у подсудимого защитника.

Однако не все жалобы заявителей были удовлетворены Страсбургским Судом. Он не признал нарушение их права на справедливое разбирательство в суде первой инстанции, где рассматривалось предъявленное им обоим обвинение в совершении разбоя (это был отдельный процесс, не имеющий отношения к описанному выше разбирательству по делу об убийстве). По мнению заявителей, суд не обеспечил явку и допрос ряда свидетелей в нарушение подпункта D пункта 3 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Принимая решение об отсутствии указанного нарушения, Европейский Суд по правам человека повторил, что в ряде случаев показания свидетелей и иных лиц, полученные на досудебных стадиях процесса, могут быть оглашены в суде и использоваться в качестве доказательств, если подсудимым обеспечивается надлежащая возможность опровергнуть их. О нарушении же права на справедливое судебное разбирательство, гарантированного статьей 6 Конвенции, можно говорить лишь в том случае, когда обвинение полностью или в решающей степени построено на показаниях, данных лицами, которым защита не имела возможности задать вопросов ни в ходе предварительного расследования, ни в процессе судебного разбирательства (см., например, Постановление Европейского Суда по делу «Макеев против России» (Makeyev v. Russia, жалоба N 13769/04) от 05 февраля 2009 года (п.п. 34-35)).

Далее Европейский Суд проанализировал существо предъявленного заявителям обвинения и доказательства по делу.

Так, заявители утверждали, что их право на справедливое судебное разбирательство было нарушено в связи тем, что в суде не были допрошены свидетели Е., Б., У, работники гаража, следователи К. и П., а также эксперт К.

Страсбургский Суд отметил, что заявители обвинялись в нападении на О., от которого они предположительно требовали передачи им автомашины потерпевшего. В соответствии с предъявленным им обвинением нападение на О. было совершено в ходе деловой встречи, на которой присутствовало много людей. Большинство из них покинули помещение по требованию Андрея Самошенкова и не видели, что произошло после. Однако свидетель С. показал в суде, что оба заявителя кричали на О., а Андрей Самошенков размахивал ножкой стула. Свидетель Е., чье присутствие в судебном заседании не было обеспечено, в ходе предварительного расследования дала показания о том, что она видел через окно, как Андрей Самошенков наносил удары О. чем-то вроде деревянной палки. Позже, когда О. покинул помещение, несколько свидетелей, допрошенных в суде, показали, что они видели у него на голове и на одежде следы крови. Европейский Суд прямо отметил, что в ситуации, когда О. вошел в кабинет в добром здравии, затем оставался там  с заявителями, которые кричали на него и размахивали какими-то предметами, после чего, будучи в крови, покинул помещение на глазах у нескольких допрошенных в суде свидетелей, показания Е. не являются критическими для установления факта причинения повреждений О. именно заявителями. Показания Б., которые также были оглашены в суде по причине его неявки, по мнению Страсбургского Суда, соответствовали показаниям других лиц и не содержании какой-либо специфической информации. Таким образом, они также не являлись критическими с точки зрения признания заявителей виновными.

Европейский Суд также указал, что, вопреки утверждениям заявителей, свидетель У. – бывший сотрудник ГИБДД – был допрошен в суде. Однако он не помнил точность обстоятельств регистрации перехода права собственности на автомашину, принадлежавшую О., а потому не мог подтвердить или опровергнуть утверждения заявителей о том, что последний пошел на совершение сделки добровольно.

Следователь П. также был допрошен в судебном заседании, и, по мнению Судей Страсбургского Суда, заявители не указали, по какой причине им стал необходим его повторный допрос. Суд первой инстанции, равно как представители государства-ответчика в ходе разбирательства в Европейском Суде указали, что показания следователя К. не играли, по сути, никакой роли в доказывании (К. проводил предварительную проверку до возбуждения уголовного дела), а заключение эксперта К. содержало только описание повреждений, полученных О., и не касалось обстоятельств их возникновения (точнее, оно указывало на них только со слов самого О.). Что же касается работников гаража, то заявители никогда не называли конкретных лиц, которых они хотели бы допросить в суде, – ни по имени, ни каким-либо иным образом, позволявшим идентифицировать их.

В результате этих рассуждений Европейский Суд по правам человека пришел к выводу, что предполагаемая невозможность допросить свидетелей не лишила заявителей права на справедливое судебное разбирательство, которое, будучи рассмотренным в целом, было справедливым.

Безусловно, самым интересным представляется здесь не столько итоговый вывод Европейского Суда, сколько весьма подробный анализ каждого из доказательств в общем контексте предъявленного заявителям обвинения и имеющейся доказательственной базы. Более того, в рассматриваемом Постановлении Страсбургский Суд ни разу ни прямо, ни косвенно не указал на то, что он не занимается вопросами оценки доказательств, на что в его решениях неизменно обращалось внимание в подобных случаях. Сам же приведенный анализ доказательств мало чем отличается от их оценки (с точки зрения относимости одних и достаточности совокупности других), находящейся в компетенции национальных судов.