ЕСПЧ огласил сегодня ничем особо не примечательное – с точки зрения формирования практики Страсбургского Суда – Постановление по делу «Гроссман против России» (Grossman v. Russia, жалоба N 46282/07), которым, в частности, в очередной – не первый и даже не десятый – раз признал типичное нарушение российскими судами прав заявителя, гарантированных ему пунктом 3 статьи 5 Европейской Конвенции, в связи с многократным продлением срока содержания его под стражей в ожидании завершения расследования и судебного разбирательства по предъявленным ему уголовным обвинениям в отсутствие достаточных оснований и со ссылками лишь на абстрактные формулировки оснований избрания меры пресечения из УПК РФ.

Что действительно примечательно, так это особое мнение – совместное с Судей от Монако Изабеллой Берро-Лефевр – российского Судьи Дмитрия Дедова, в котором он выражает свое несогласие с мнением большинства Судей, признавших названное выше нарушение. По мнению Судьи Дедова, необходимость собирания большого числа доказательств в сочетании с существованием в общем и целом рисков, вытекающих из предполагаемой деятельности лица, относящейся к организованной преступности, сами по себе являются относимыми и достаточными основаниями для весьма длительного – в данном случае два года и два месяца – содержания лица под стражей.

Полагаю, что дополнение указания на организованную преступность терроризмом, экстремизмом и т .д. и т. п. — это лишь дело времени.

Дело «Гроссман против России» касается совершенно типичной ситуации. При избрании меры пресечения суд сослался лишь на тяжесть преступлений, в совершении которых подозревался заявитель – он был одним из фигурантов расследования деятельности банды, члены которой предположительно совершили несколько убийств и ряд других преступлений, на отсутствие у него постоянного места жительства в месте задержания, известность местонахождения свидетелей по делу, а потому наличие возможности скрыться и иным образом воспрепятствовать установлению истины по делу. При продлении срока содержания под стражей суд просто указал, что заявитель может скрыться, продолжить заниматься преступной деятельностью, оказать давление на свидетелей и иным образом воспрепятствовать производству по делу, т.е. воспроизвел предусмотренные УПК РФ основания для избрания меры пресечения. При повторном продлении срока содержания под стражей суд указал на тяжесть преступления, исключительную сложность дела, продолжение расследования, срок которого также был продлен, тот факт, что основания, по которым была избрана мера пресечения, не отпали, заявитель может скрыться или совершить новые преступления. В следующий раз суд сослался только на тяжесть преступления и сохранение оснований, по которым была избрана мера пресечения. Наконец, при последнем продлении – на тяжесть преступления и то, что заявитель может скрыться или продолжить заниматься преступной деятельностью.

ЕСПЧ, признавая нарушение в отношении заявителя пункта 3 статьи 5 Европейской Конвенции в связи с содержанием его под стражей в течение длительного времени, в очередной раз повторил, что хотя суровость приговора, который может быть вынесен, должна учитываться при оценке риска того, что обвиняемый скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью, необходимость длительного лишения свободы не может оцениваться лишь с абстрактной точки зрения, обосновываться лишь тяжестью преступления и возможностью назначения наказания в виде лишения свободы.

ЕСПЧ указал, что по делам, касающимся организованной преступности, когда речь идет о нескольких обвиняемых, риск того, что лицо может оказать давление на свидетелей и иным образом воспрепятствовать расследованию, если освободить его из-под стражи, часто весьма высок. Эти факторы могут оправдывать достаточно продолжительное содержание под стражей. Однако они не дают властям неограниченной возможности продлевать срок указанной меры пресечения. Конкретные факты, касающиеся этого лица, его поведение должны приниматься во внимание.

В отношении возможности запугать свидетелей или иным образом оказать влияние на расследование ЕСПЧ указал, что ничто в материалах дела не свидетельствует о каких бы то ни было попытках российских судов установить, действительно ли имеются основания для вывода о попытках заявителя сделать это. Более того, риск этого значительно снижается по мере допроса свидетелей в процессе рассмотрения дела судом. Поэтому ЕСПЧ не усмотрел оснований для вывода, что в течение всего периода содержания заявителя под стражей существовали убедительные основания полагать, что он может угрожать свидетелям или иным образом помешать производству по делу.

Что касается наличия риска того, что заявитель скроется, то российские суды не привели в своих решениях никаких оснований для подобного вывода. Российские власти указали, что заявитель ранее, в 1997 году, уже скрывался и был в розыске в течение двух лет. Однако этот аргумент впервые был выдвинут лишь при рассмотрении жалобы в ЕСПЧ. Национальные суды никогда не упоминали этого в своих решениях.

Применительно к возможности того, что заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью, ЕСПЧ не усмотрел никаких доказательств этого в материалах, представленных российскими властями.

Наконец, Страсбургский Суд отметил, что все постановления судов о продлении срока содержания заявителя под стражей содержали лишь краткие стереотипные формулировки.

В результате ЕСПЧ отметил, что хотя основания содержания заявителя под стражей могли существовать, российским властям не удалось убедительно продемонстрировать их. В свете отсутствия достаточных относимых оснований содержания заявителя под стражей ЕСПЧ не усмотрел необходимости дополнительно рассматривать вопрос о том, проявили ли органы расследования и суд достаточное усердие в расследовании и рассмотрении дела, в ожидании завершения которых заявитель был вынужден содержаться под стражей.

По мнению же Судьи Дедова, российские суды привели относимые и достаточные основания длительного содержания заявителя под стражей. 

Свой вывод российский Судья обосновал следующим образом:

«Принимая решение о продлении срока содержания заявителя под стражей, национальные власти не просто автоматически сослались на тяжесть преступления, обвинение в совершении которого было предъявлено ему. Они отметили, что он может воспрепятствовать производству по делу, оказать давление на свидетелей или других участников судопроизводства либо уничтожить доказательства, поскольку такие действия остаются жизненно важными для преступной группы на протяжении всего периода расследования дела. [Суды] также сослались на риск того, что [заявитель] скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью в свете того, что ранее он привлекался к уголовной ответственности.

Из материалов дела со всей очевидностью следует, что перед властями стояла сложная задача установления фактов и степени возможной ответственности каждого из 12 человек, которым было предъявлено обвинение как участникам устойчивой вооруженной группы. Палата [ЕСПЧ] сама признала, что основания содержания заявителя под стражей «могли существовать» (см. пункт [80 Постановления (в особом мнении ошибочно указан другой пункт – О.А.)]. При этих обстоятельствах и в отличие от большинства [Судей Палаты], мы считаем, что необходимость собирания большого числа доказательств из различных источников в сочетании с существованием в общем и целом рисков, вытекающих из предполагаемой деятельности заявителя, относящейся к организованной преступности, представляли собой относимые и достаточные основания для продления срока содержания заявителя под стражей на то время, которое было необходимо для завершения расследования, подготовки дела к судебному разбирательству и рассмотрения уголовного дела судом с участием присяжных заседателей».

Подобные примечательные особые мнения Судьи Дедова не являются исключением.

Напомню его первое особое мнение, которым сопровождается Постановление ЕСПЧ по делу «Ефименко против России» (Yefimenko v. Russia, жалоба N 152/04) от 12 февраля 2013 года:

«…Я полагаю, что национальный суд признал, пусть не явно, но по существу, что названное выше упущение [заключающееся в том, что заявитель был признан виновным в совершении преступлений с назначением наказания в виде лишения свободы сроком 22 года (во второй инстанции снижен до 21 года, а затем – до 20 лет и 6 месяцев) судом, состав которого в части народных заседателей не был законным, что через 6 лет (после коммуницирования жалобы властям РФ) было признано в надзоре] было несправедливым по отношению к заявителю. Это [назначение в результате нового рассмотрения уголовного дела наказания в виде лишения свободы сроком на 19 лет и 6 месяцев (автор высказывания по неизвестным причинам пишет о «снижении наказания», вероятно, сравнивая его с наказанием по отменному приговору, причем о снижении на 4 года – О.А.)] был акт гуманизма российского судьи по отношению к преступнику, признанному виновным в убийстве, похищении и вымогательстве. И я убежден, что этот акт не должен игнорироваться [Европейским] Судом [при решении вопроса о том, утратил ли заявитель, как полагает автор высказывания, статус жертвы нарушения его права на свободу и личную неприкосновенность, заключающегося в отбывании в течение более 6 лет, которые первоначальный приговор, постановленный судом в незаконном составе, оставался в силе, наказания в виде лишения свободы]».

Предпоследнее же особое мнение Судьи Дедова, приложенное к Постановлению Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Яновец и другие против России» (Janowiec and Others v. Russia, жалобы NN 55508/07 и 29520/09) от 21 октября 2013 года, заставляет задуматься, понял ли вообще член Большой Палаты, избранный от государства-ответчика, в чем заключается предмет разбирательства: Постановление по делу о том, осуществили ли российские – не советские – власти эффективное расследование обстоятельств Катынского расстрела и не подвергали ли они в связи с этим расследованием бесчеловечному и унижающему достоинство обращению родственников жертв расстрела, по делу, которое никогда не являлось делом об ответственности России (а тем более СССР или кого-либо еще) за собственно расстрел, сопровождается особым мнением, в котором Судья Дедов рассуждает о том, что Российская Федерация не существовала в 1940 году, когда имел место расстрел, СССР был тоталитарным государством, в котором большое число семей стали жертвами сталинского режима и миллионы были уничтожены без суда, распоряжение о расстреле поляков было отдано Политбюро одновременно с распоряжением об уничтожении тысяч советских граждан, и правильным было бы привлечь к ответственности членов Политбюро, а не государство (какое?) в целом, поскольку все жители страны, являвшиеся жертвами, не могут в тоже самое время нести ответственность за преступления против человечества.

См. также: Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством