Срок на обращение в ЕСПЧ при многодневном оглашении приговора
Мне кажется, что процитированная ниже часть оглашенного сегодня Постановления ЕСПЧ по делу «Старокадомский против России (N 2)» (Starokadomskiy v. Russia (no. 2), жалоба N 27455/06) представляет определенный интерес.
В частности, из пункта 45 указанного Постановления косвенно следует, что ЕСПЧ в принципе мог бы признать, что в случае многодневного оглашения приговора период содержания заявителя под стражей, охватываемый подпунктом «а» пункта 1 статьи 5 Конвенции, начинает течь в первый день его оглашения, если в этот день провозглашена резолютивная часть, согласно которой заявителю назначено наказание в виде лишения свободы, подлежащее реальному отбыванию и фактически не отбытое. Напомню, что в принципе по общему правилу с момента оглашения приговора, которым лицу назначено наказание в виде лишения свободы, подлежащее реальному отбыванию и фактически не отбытое, а не со дня вступления такого приговора в силу лишение его свободы охватывается подпунктом «а» пункта 1 статьи 5 Конвенции (даже если с точки зрения национального законодательства, как это имеет место в России, указанное лицо все еще считается содержащимся под стражей в связи с избранием (продлением) в отношении него соответствующей меры пресечения; конечно, при отсутствии нарушений закона).
Однако в Постановлении по делу «Старокадомский против России» ЕСПЧ уже констатировал, что весь период содержания заявителя под стражей, начиная с 31 января 1998 года и заканчивая 10 ноября 2004 года, т.е., в частности, и период с 27 октября по 10 ноября 2004 года, когда оглашался приговор, охватывается пунктом 3 статьи 5 Конвенции. Об этом ЕСПЧ сам прямо пишет в пункте 42 своего сегодняшнего Постановления.
Из этого в силу самой формулировки пункта 3 статьи 5 Конвенции («Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом «c» пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье <…>») следует, что указанный период содержания заявителя под стражей охватывается подпунктом «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции.
Безусловно, один и тот же период содержания лица под стражей может одновременно подпадать под действие двух подпунктов пункта 1 статьи 5 Конвенции. О чем ЕСПЧ также прямо пишет, ссылаясь в пункте 42 сегодняшнего Постановления на Постановление по делу «Полонский против России». Но фактически один и тот же период содержания под стражей может охватываться одновременно подпунктами «а» и «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции только в том случае, если одновременно существуют два решения: решение об избрании или продлении избранной ранее меры пресечения в виде заключения под стражу, принятое для того, чтобы лицо предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения (или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения) и решение о содержании лица под стражей как осужденного судом за совершение другого (что важно!) правонарушения. В силу логики и с учетом названной выше позиции ЕСПЧ в отношении сферы действия подпунктов «а» и «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции лицо не может одновременно содержаться под стражей и в ожидании судебного разбирательства, касающегося того, совершил ли он правонарушение, и по решению суда о том, что он совершил это самое правонарушение, поскольку названное разбирательство в целях статьи 5 Конвенции считается завершившимся принятием (оглашением) указанного решения.
В рассмотренном же ЕСПЧ деле речи не идет о том, что одновременно с приговором, датированным 27 октября 2004 года, существует решение о заключении заявителя под стражу для того, чтобы он предстал перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении какого-либо другого правонарушения. Поэтому непонятно, каким образом период с 27 октября по 10 ноября 2004 года в данном конкретном случае мог бы одновременно подпадать по действие подпунктов «а» и «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции.
Соответственно, при наличии сохраняющего свою силу вывода самого ЕСПЧ о том, что указанный период охватывается пунктом 3 статьи 5 Конвенции и, следовательно, подпунктом «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции (при том, что речь идет о содержании под стражей для того, чтобы заявитель предстал перед тем самым судом, который вынес в отношении него приговор, датированный 27 октября 2004 года), рассуждения ЕСПЧ о том, не охватывается ли названный период одновременно подпунктом «а» пункта 1 статьи 5 Конвенции (на основании того же самого приговора, датированного 27 октября 2004 года), вызывают удивление.
«41. [Европейский] Суд [по правам человека] отмечает, что стороны не заняли ясную позицию по вопросу о том, должны ли быть разделены периоды содержания заявителя под стражей с 02 по 27 октября 2004 года (между истечением срока, на который в последний раз была продлена мера пресечения в виде заключения под стражу, и подписанием приговора) и с 27 октября по 10 ноября 2004 года (до завершения провозглашения приговора), в частности, в связи с тем, что они подпадают под действие подпунктов «а» и (или) «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции.
42. [Европейский] Суд [по правам человека], со своей стороны, отмечает, что ранее он принял решение, что период содержания заявителя под стражей, охватываемый пунктом 3 статьи 5 Конвенции, длился с 31 января 1998 года по 10 ноября 2004 года, «дня, когда [Московский] городской суд постановил приговор по его уголовному делу» (см. Постановление по делу «Старокадомский против России» (Starokadomskiy v. Russia, жалоба N 42239/02) от 31 июля 2008 года (пункт 68)). Постольку, поскольку это относится к настоящей жалобе заявителя, касающейся законности содержания его под стражей, [Европейский] Суд [по правам человека] находит достаточным повторить, что содержание под стражей может охватываться одним или одновременно двумя подпунктами [пункта 1 статьи 5 Конвенции] (см. Постановление по делу «Полонский против России» (Polonskiy v. Russia, жалоба N 30033/05) от 19 марта 2009 года (пункт 143)).
43. [Европейский] Суд [по правам человека] отмечает, что срок действия последнего постановления о продлении меры пресечения в виде заключения под стражу от 01 июля 2004 года истек 01 октября 2004 года, и в соответствии с российским законодательством оно не могло служить юридическим основанием содержания заявителя под стражей после указанного дня. Власти государства-ответчика не представили и [Европейский] Суд [по правам человека] не обнаружил иного постановления суда, которое служило бы юридическим основанием для продолжения содержания заявителя под стражей. Это не утверждалось и [Европейским] Судом [по правам человека] не обнаружено, чтобы решение о содержании заявителя под стражей было принято каким-либо иным образом посредством применения конкретных норм права, регулирующих содержание под стражей в период нахождения судей в совещательной комнате для постановления приговора.
44. Власти государства-ответчика утверждали, что суд (имеется в виду коллегия судей, рассматривавших уголовное дело по существу) не мог или, точнее, не имел права рассматривать вопрос о содержании заявителя под стражей, находясь в совещательной комнате для постановления приговора по делу заявителя. Допуская правильность подобной интерпретации национального закона (см., однако, более свежие примеры, свидетельствующие против этого, в пункте 33 выше [Кассационные определения Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 16 марта 2009 года № 47-О09-13 и от 14 января 2010 года № 44-О09-90]), [Европейский] Суд [по правам человека] вынужден констатировать, что заявитель был оставлен в состоянии неопределенности в отношении юридического основания продолжения содержания его под стражей по меньшей мере в период с 02 по 27 октября 2004 года.
45. Более того, власти государства-ответчика не указали, стал ли приговор юридическим основанием содержания заявителя под стражей, начиная с 27 октября 2004 года. Неясно, начал ли суд провозглашение приговора 27 октября 2004 года с оглашения назначенного им наказания. Кроме того, из резолютивной части приговора (датированного 27 октября 2004 года) следует, что судебная коллегия приняла решение оставить без изменения избранную в отношении заявителя меру пресечения в виде заключения под стражу до вступления приговора в законную силу. Однако остается непонятным, является ли решение суда, касающееся оставления под стражей на время рассмотрения дела судом кассационной инстанции, юридическим основанием содержания заявителя под стражей уже с 27 октября 2004 года. При таких обстоятельствах [Европейский] Суд [по правам человека] не считает, что содержание заявителя под стражей в период с 27 октября по 10 ноября 2004 года имело юридическое основание, которое было бы предусмотрено национальным законом.
46. В свете изложенного [Европейский] Суд [по правам человека] приходит к выводу, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции применительно к содержанию заявителя под стражей с 02 октября по 10 ноября 2004 года».