Сегодня, 24 апреля 2014 года, ЕСПЧ огласил свое очередное Постановление о провокациях преступлений – «Лагутин и другие против России» (Lagutin and Others v. Russia, жалобы NN 6228/09, 19123/09, 19678/07, 52340/08 и 7451/09). Все жалобы по этому делу касались случаев признания заявителей, почти каждый из которых сам употребляет наркотики, виновными в сбыте наркотических средств исключительно или преимущественно со ссылками на доказательства, полученные в результате проведения проверочных закупок на основании засекреченных «оперативных данных», не представленных защите и не истребованных судами, конкретное содержание которых осталось неизвестным. В отношении всех пяти заявителей в итоге единогласно были признаны провокации преступлений в процессуальном аспекте. 

Заявители Иван и Виктор Лагутины утверждали, что закупщик вынудил их продать наркотическое средство. Сотрудники ФСКН сообщили, что они располагали оперативными данными о том, что заявители сбывают наркотики. В суде закупщик дал показания о том, что ранее он никогда не приобретал наркотические средства у Лагутиных и вообще не знает каких-либо сбытчиков наркотиков. В материалах дела отсутствовали какие-либо конкретные «оперативные данные». Таковые также не были истребованы судом.

Заявитель Семенов утверждал, что не смог бы достать героин, если бы к нему не обратился его знакомый, оказавшийся информатором, который добавил деньги, необходимые для приобретения у дилера минимального количества героина (5 граммов), который был поделен между ним и закупщиком пропорционально затратам. Сотрудники ФСКН настаивали на том, что заявитель являлся известным сбытчиком наркотиков и они располагали соответствующей оперативной информацией. Из материалов дела неясно, была ли эта «оперативная информация» получена от закупщика, поскольку в судебном заседании он отказался отвечать на вопрос о том, приобретал ли он ранее наркотические средства у заявителя, и на ряд других вопросов. Российские власти утверждали, что дело оперативного учета на заявителя велось в течение полутора лет, в частности, прослушивались его телефонные переговоры. Однако никакие документы, касающиеся прослушивания, представлены не были. При этом в основу выводов суда о виновности заявителя не были положены никакие материалы прослушивания его телефонных переговоров, не считая тех, которые касались проведения собственно проверочной закупки. Из протокола судебного заседания следует, что никакие материалы из дела оперативного учета также не были представлены.

Заявительница Шляхова утверждала, что достала марихуану для двух закупщиков из-за стечения исключительных обстоятельств. Она приобрела марихуану для первого закупщика, который снимал комнату в той же квартире, в которой жила она сама, поскольку тот ссылался на ломку и она сочувствовала ему. Он также предложил ей дозу героина и вколол ей наркотик, после попросив передать часть марихуаны, которую она достала для него, второму закупщику, когда тот придет, что она и сделала под влиянием наркотического опьянения, хотя до этого она отказывалась доставать марихуану для этого человека. Сотрудники ФСКН показали, что у них имелась оперативная информация о том, что заявительница является сбытчиком марихуаны. Во время допроса сотрудники ФСКН отказались назвать источники или конкретное содержание этой «оперативной информации», сославшись на то, что эти сведения составляют государственную тайну. Суд не предпринял никаких мер по установлению содержания дела оперативного учета, которое предположительно свидетельствовало о причастности заявительницы к сбыту наркотиков.

Заявитель Зверян утверждал, что не имеет никакого отношения к сбыту наркотиков. Сотрудники ФСКН сообщили, что они располагали «предварительной оперативной» информацией из неназванных ими источников, свидетельствующей о сбыте наркотических средств заявителем. Закупщик показал в судебном заседании, что до проверочной закупки он никогда не приобретал наркотики у заявителя и никогда не видел, чтобы тот продавал кому-либо наркотики. Как и по другим делам, сотрудники ФСКН в суде ссылались лишь на оперативную информацию, свидетельствующую о причастности заявителя к сбыту экстази. Суд не предпринял попыток получить информацию из дела оперативного учета.

Все эти дела значительно отличаются от дел, по которым было вынесено Постановление «Веселов и другие против России» (Veselov and Others v. Russia, жалобы NN 23200/10, 24009/07 и 556/10) от 02 октября 2012 года. Там основания проведения проверочных закупок были очевидны: источниками соответствующей информации являлись лица, выступившие затем в качестве закупщиков, речи не шло о том, что какая-либо информация, касавшаяся оснований проведения негласных мероприятий, не была раскрыта. Здесь же власти ссылались на «оперативную информацию», полученную из неназванных источников. Ни отзыв российских властей, ни материалы уголовных дел заявителей не содержали сведений, которые позволили бы судить о том, существовала ли такая информация, каково ее содержание и значение с точки зрения проведенных проверочных закупок. Поэтому ЕСПЧ не смог оценить, имелись ли основания для проведения негласных мероприятий и не было ли на заявителей оказано давление с целью склонить их к совершению преступлений.

В отсутствие – как в этих случаях – явных доказательств того, что провокация по существу не имела места, обязанность рассмотреть заявление лица об осуществленной в отношении него провокации, установить соответствующие фактические обстоятельства дела и выяснить, усматриваются ли ее признаки, ложится на национальный суд. Это – процессуальный аспект провокации.

ЕСПЧ уже признавал применительно к России, что проведение проверочных закупок и оперативных экспериментов находится под полным контролем исключительно органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, и это свидетельствует о системной проблеме отсутствия гарантий против провокации. Поэтому судебная проверка заявлений о провокации представляет собой единственный эффективный способ контроля над обоснованностью решений о проведении негласных мероприятий и установления того, были ли сотрудники правоохранительных органов и лица, действующие под их контролем, в достаточной степени пассивны, не склонили ли они подсудимого к совершению преступления.

Принимая во внимание практику ЕСПЧ, решение вопроса о допустимости использования в качестве доказательств материалов проверочных закупок, в частности, по причине возможной провокации, требует установления в состязательном процессе оснований проведения негласных мероприятий, роли в их проведении сотрудников правоохранительных органов и существа любого давления, которому подверглись заявители.

Чтобы эффективно рассмотреть заявление о провокации, суды должны, в частности, определить, какие документы должны быть для этого приобщены к материалам дела.

По всем уголовным делам, о которых идет речь, сотрудники ФСКН ссылались на секретную информацию о причастности заявителей к сбыту наркотических средств, полученную из неназванных источников. Это требовало проверки судами факта существования такой информации до первого контакта заявителей с закупщиками, оценки ее содержания и принятия решения о том, может ли она быть предоставлена стороне защиты. Аргументы о провокациях не могли быть проверены без истребования всей относимой информации, касающейся предположительно существовавших до проведения негласных мероприятий «оперативных данных», свидетельствующих о совершении заявителями преступлений, а также допроса сотрудников ФСКН об обстоятельствах получения ими такой информации. Однако суды не предприняли каких-либо попыток проверить заявления сотрудников ФСКН и согласились с их ничем не подтвержденными утверждениями о наличии оснований подозревать заявителей. Суды отклонили аргументы заявителей о провокации в нарушение процессуальных требований, сформулированных в практике ЕСПЧ.

По подобным делам вопрос о наличии провокации неотделим от вопроса о виновности в совершении преступлений, и отказ рассмотреть надлежащим образом соответствующие аргументы непоправимо порочит выводы суда по существу разбирательства. Это также противоречит основным гарантиям справедливого судебного разбирательства, в частности, принципам состязательности и равенства сторон. Суды не убедились в том, что сторона обвинения обосновала надлежащим образом отсутствие провокации, необоснованно переложив бремя доказывания ее наличия на сторону защиты. Поскольку «оперативная информация» не была раскрыта, заявители были лишены возможности оспаривать ее содержание и относимость. Соответственно, заявители были поставлены в неравную позицию относительно стороны обвинения, и ничего не было сделано, чтобы сбалансировать ограничение прав защиты, восстановить равенство сторон и достигнуть общей справедливости судебного разбирательства.

Принимая во внимание все это, в отношении всех пяти заявителей имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

Постановление ЕСПЧ сопровождается совпадающим особым мнением Судьи Альбукерке, к которому присоединился Судья Дедов, в котором отмечается еще ряд нарушений: видео- и аудиозапись оперативных мероприятий без судебного решения и использование этих записей в качестве доказательств по делу, отсутствие в национальном законе норм, ограничивающих время проведения различных оперативных мероприятий в отношении лица, что дает возможность годами вести дела оперативного учета, проведение оперативных мероприятий в отношении лица, находящегося в состоянии опьянения (в которое заявительница по одному из дел была к тому же введена лицом, действующим под контролем ФСКН).

См. также:
Корпус практики ЕСПЧ по провокации пополнился турецким делом
ВС РФ: проверочная закупка на основании лишь рапорта — провокация