Вчера, 30 сентября, ЕСПЧ огласил свое Постановление по делу «Преждаровы против Болгарии» (Prezhdarovi v. Bulgaria, жалоба N 8429/05). Оно касается изъятия по результатам обыска компьютеров из компьютерного клуба заявителей. Страсбургский Суд оценил национальное законодательство, решение суда, которым были санкционированы обыск и изъятие, а также решения прокурора и суда по жалобам заявителей с требованием вернуть компьютеры в части отношения к их утверждению, что на изъятых компьютерах содержится персональная информация. При этом очевидно, что аналогичным образом следует рассуждать применительно к любому устройству, которое может содержать персональную информацию. Ниже приведена соответствующая часть Постановления ЕСПЧ, которая может быть интересна и российским юристам (в моем переводе):

«43. Суд отмечает, что выражение «в соответствии с законом» в смысле пункта 2 статьи 8 [Конвенции] требует, во-первых, чтобы оспариваемое мероприятие имело некоторое основание в национальном законодательстве. Во-вторых, национальное законодательство должно быть доступно соответствующему лицу. В-третьих, затрагиваемое лицо должно быть в состоянии, получив при необходимости соответствующую юридическую консультацию, предвидеть последствия применения к нему национального законодательства, и, в-четвертых, национальное законодательство должно быть совместимо с принципом верховенства права (см, среди многих других, Rotaru v. Romania [GC], no. 28341/95, § 52, ECHR 2000-V; Liberty and Others v. the United Kingdom, no. 58243/00, § 59, 1 July 2008; и Sallinen and Others v. Finland, no. 50882/99, § 76, 27 September 2005).

44. По данному делу, исходя из предположения, что действия полиции в принадлежащем заявителям компьютерном клубе 21 февраля 2005 года имели некоторые основания в национальном праве, поскольку пункт 1 статьи 191 Кодекса 1974 года предусматривал, что при определенных обстоятельствах полиция может провести обыск и изъятие <…>, Суд должен рассмотреть вопрос о том, был ли закон «совместим с принципом верховенства права». Национальное законодательство должно предоставлять достаточные гарантии от произвольного вмешательства в права, предусмотренные статьей 8 [Конвенции] в плане обыска и изъятия (см. Camenzind v. Switzerland, 16 December 1997, § 45, Reports 1997-VIII, и [Heino v. Finland, no. 56720/09, §§ 40 и 46, 15 February 2011]).

45. Как указано выше, пункт 1 статьи 191 Кодекса 1974 года позволял полиции безотлагательно проводить обыск в отсутствие уголовного дела, если это предоставляло единственную возможность собрать и сохранить доказательства. Формулировка этого положения [закона] позволяла полицейским проводить обыски без предварительной санкции суда и по сути предоставляла им право решать по собственному усмотрению, относится ли случай к не терпящим отлагательства. Суд, однако, сомневается, что по настоящему делу имел место случай, не терпящий отлагательства, учитывая, что прокурор принял решение о проведении операции за три недели до того, как она была проведена. Власти получили информацию о незаконном распространении программного обеспечения 31 января, однако операция была запланирована на 21 февраля 2005 года. Поэтому у властей было достаточно времени для собирания дополнительной информации о предполагаемых преступных действиях, возбуждения уголовного дела и обращения в суд с ходатайством до проведения операции.

46. Суд посчитал, что в такой ситуации отсутствие предварительной судебной санкции может быть компенсировано доступностью последующего судебного контроля (см. Heino, упомянутое выше, § 45, и Smirnov v. Russia, no. 71362/01, § 45, 7 June 2007). Он вновь подтверждает в этой связи, что, несмотря на свободу усмотрения, которую Суд признает за Договаривающимися государствами в этой сфере, он должен быть особенно бдительным, когда, как в данном случае, оказывается, что согласно национальному законодательству власти уполномочены принимать решения о проведении обысков и проводить их без санкции суда (см. Heino, упомянутое выше, § 40).

47. Суд, таким образом, должен рассмотреть вопрос о том, предоставил ли последующий судебный контроль достаточные гарантии того, что право заявителей на уважение их личной жизни не было нарушено. Суд отмечает в первую очередь, что соответствующий национальный закон ничего не говорит о предмете судебной проверки. Поэтому Суд обращается к мотивировке судебного решения, которым операция была одобрена. В этой связи он отмечает, что суд ограничил свою мотивировку описанием хода обыска и изъятия и выборочным цитированием текста пункта 2 статьи 135 Кодекса 1974 года, подчеркнув, что случай относится к не терпящим отлагательства и немедленное проведение обыска и изъятия представляло собой единственный способ собирания и сохранения необходимых доказательств. Никакой дополнительной мотивировки, которая касалась бы законности или обоснованности оспариваемого мероприятия, приведено не было (см. аналогичный подход в [Gutsanovi v. Bulgaria, no. 34529/10, § 223, ECHR 2013 (extracts)]).

48. Власти не утверждали, что заявителям была доступна какая-либо иная возможность добиться судебной проверки законности и обоснованности оспариваемой меры (см. Gutsanovi, упомянутое выше, § 223).

49. Кроме того, Суд отмечает, что после изъятия заявители подали несколько жалоб, указывая, что на компьютерах имелась персональная информация, и требуя вернуть их. Суд отмечает, что масштаб обыска и изъятия предоставляет собой важный фактор, который необходимо принимать во внимание при оценке того, соответствует ли оспариваемое мероприятие требованиям статьи 8 [Конвенции] (см. [Iliya Stefanov v. Bulgaria, no. 65755/01, § 38, 22 May 2008]). Суд не может спекулировать относительно вопроса о наличии персональной информации на компьютерах, но отмечает, что национальные власти ни разу не приняли во внимание претензии заявителей, касающиеся этого: суд, одобривший мероприятие, не рассмотрел вопрос о масштабе операции и не провел различий между информацией, которая была необходима для расследования, и информацией, которая не имела к нему отношения; в ходе расследования заявители требовали вернуть им компьютеры, утверждая, что на них содержится персональная информация, но ни прокурор, ни соответствующие суды не рассмотрели с надлежащей тщательностью их утверждения. Хотя Суд признает, что в принципе удержание компьютеров на время производства по уголовному делу преследует законную цель сохранения вещественных доказательств в рамках продолжающегося расследования по уголовному делу (см., mutatis mutandis, Atanasov and Ovcharov v. Bulgaria, no. 61596/00, § 70, 17 January 2008), без какого-либо рассмотрения вопроса об относимости изъятой информации к расследованию и претензий заявителей, касающихся персонального характера части информации, хранящейся на компьютерах, судебный контроль оказался формальным, а заявители были лишены достаточных гарантий против злоупотреблений.

50. В заключение Суд приходит к выводу, что отсутствие четких правил, касающихся предмета судебного контроля в подобной ситуации, в сочетании тем, что какая-либо значимая проверка законности и обоснованности мероприятия не имела места, привело к неэффективности последующего судебного контроля с точки зрения цели защиты прав заявителей, гарантированных статьей 8 Конвенции. <…>

51. С учетом вышеизложенного, Суд считает, что даже если предположить, что в принципе болгарское законодательство предусматривает юридические основания проведения оспариваемого мероприятия, заявителям по настоящему делу не было предоставлено достаточных гарантий соблюдения их права на уважение личной жизни до или после операции по проведению обыска и изъятия (см. Gutsanovi, упомянутое выше, § 226). При таких обстоятельствах Суд приходит к выводу, что вмешательство в право заявителей на уважение их личной жизни не было осуществлено «в соответствии с законом», как того требует пункт 2 статьи 8 Конвенции. Следовательно, Суду нет необходимости рассматривать вопрос о том, преследовало ли оспариваемое мероприятие законную цель и было ли оно соразмерно [этой цели].

52. Принимая во внимание все вышеизложенное, Суд приходит к выводу, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции.»