Постановление Большой Палаты Европейского Суда по правам человека по делу «Пентикайнен против Финляндии» (Pentikainen v. Finland, жалоба N 11882/10) от 20 октября 2015 г. (извлечения в моем переводе):

«85. <…> Суд <…> удовлетворен тем, что обжалованное вмешательство [в свободу выражения заявителем своего мнения], заключающееся в [его] задержании, аресте и осуждении [за неповиновение требованиям сотрудников полиции], было осуществлено на основании финского законодательства <…>. Таким образом, Суд приходит к выводу, что вмешательство было «предусмотрено законом». <…>

92. <…> [З]адержание [заявителя] было произведено в рамках демонстрации против форума «Азия — Европа», в которой он принимал участие как фотограф и журналист еженедельного журнала «Suomen Kuvalehti». <…>

96. <…> Поскольку демонстрация приобрела насильственный характер, <…> полицейские оцепили место ее проведения и потребовали от толпы [демонстрантов] разойтись. <…> По мнению Суда, [это требование было] оправдано. <…>

97. <…> Нельзя сказать, что заявителю чинили как таковые препятствия в освещении [этого] мероприятия. Напротив, он мог фотографировать в течение всей демонстрации до того самого момента, когда был задержан. <…>

98. <…> Представляется, что внешний вид заявителя не <…> позволял однозначно отличить его от протестующих. Таким образом, принимая во внимание факт его нахождения внутри оцепления, а также его внешний вид, до его задержания он, вероятно, не был легко идентифицируем как журналист.

99. <…> Суд считает, что сотрудники полиции должны были узнать о его статусе журналиста самое позднее — в полицейском участке <…>.

100. <…> Суд не может не прийти к выводу, что, не подчинившись требованиям [сотрудников] полиции, заявитель сознательно пошел на риск быть задержанным за неповиновение <…>.

101. Суд также считает относимым [к делу] тот факт, что все другие журналисты, кроме заявителя, подчинились требованиям [сотрудников] полиции. Даже последний из них покинул [оцепленное] место после того как услышал последнее предупреждение, в котором однозначно говорилось, что если оставшиеся люди не разойдутся, то они будут задержаны. Как показал последний журналист, остававшийся [внутри оцепления], <…> он <…> покинул это место всего за 2—3 минуты до момента задержания заявителя. Ни в какой момент никакие меры не были приняты в отношении этих журналистов <…>. Более того, ничто в материалах дела не свидетельствует о том, что заявитель, если бы он подчинился требованию [сотрудников] полиции покинуть оцепленное место, не мог продолжить выполнять свое профессиональное [редакционное] задание, в том числе в непосредственной близости от оцепленного места, где полиция, как это случилось после, рассеяла толпу демонстрантов и произвела задержания протестующих. <…>

102. Заявитель содержался в полиции в течение 17 с половиной часов. <…>

103. Власти [государства-ответчика] утверждали, что длительность лишения заявителя свободы главным образом объяснялась тем фактом, что он был задержан поздно вечером, а национальное законодательство запрещает допросы в промежуток времени с 22 до 7 часов. Национальным законодательством в главе 2 раздела 24 Закона об уголовных расследованиях предусмотрено исключение из этого правила <…>. [Однако] Суд отмечает, что в материалах дела отсутствуют сведения о том, просил ли заявитель допросить его безотлагательно в ночное время. Заявитель даже не утверждал, что он сделал это. Кроме того, в общей сложности из-за демонстрации было задержано и арестовано 128 человек, и это обстоятельство также могло вызывать задержку освобождения заявителя. Тем не менее, на следующий день заявитель оказался одним из первых допрошенных и выпущенных на свободу благодаря своему статусу журналиста: он был допрошен седьмым из задержанных и выпущен шестым — после освобождения несовершеннолетних <…>. Этот факт наглядно показывает, что сотрудники полиции проявили весьма благоприятное отношение к заявителю как представителю СМИ. <…>

105. <…> Суд отмечает отсутствие жалоб заявителя на то, что его фотообрудование или сделанные им фотоснимки не были возвращены ему полностью или в какой-либо части. По мнению Суда, представляется, что оборудование заявителя в принципе никогда не конфисковывалось, но лишь было взято у него на хранение на время задержания в соответствии с обычной практикой. Более того, заявителю было позволено сохранить все фотографии, которые он сделал. Никакие органы никогда не накладывали никаких ограничений на использование фотографий каким-либо образом. <…>

106. <…> Районный суд признал заявителя виновным в неповиновении [требованиям сотрудников] полиции, но не назначил ему никакого наказания, расценив правонарушение как «простительное». <…>

107. Суд полагает, что демонстрация была предметом правомерного общественного интереса <…>. Поэтому задачей СМИ было распространять информацию об этом событии, и общественность имела право получать такого рода информацию. <…> Однако Суд отмечает, что из примерно пятидесяти журналистов, присутствовавших на месте проведения демонстрации, заявитель оказался единственным, утверждавшим, что его свобода слова была нарушена в связи с демонстрацией.

108. Более того, вмешательство в осуществление им своей журналистской свободы, каким бы оно ни было, оказалось весьма ограниченным, принимая во внимание предоставленную ему возможность освещать событие в достаточной мере. Суд подчеркивает, <…> что поведение, повлекшее привлечение к уголовной ответственности, не представляло собой как таковую журналистскую деятельность заявителя, т.е. опубликование им материала. [И] хотя этап, предшествующий публикации, также рассматривается при проведении оценки на основании статьи 10 Конвенции <…>, настоящее дело не касается наказания заявителя за осуществление журналистского исследования или за как таковое получение информации <…>. Осуждение заявителя касается только его отказа выполнить требование [сотрудников] полиции в самом конце демонстрации, которую полиция расценила как перерастающую в беспорядки.

109. Поскольку <…> законные требования [сотрудников полиции] были проигнорированы, [они] имели право задержать и арестовать неподчинившихся демонстрантов. Как отметили власти [государства-ответчика], тот факт, что заявитель являлся журналистом, не давал ему права на особое или отличное отношение по сравнению с другими людьми, оставшимися на месте [проведения демонстрации] <…>. Такой подход также подкрепляется информацией, доступной Суду, в соответствии с которой результатом применения законодательства большинства стран — членов Совета Европы не является какое-то особое отношение к журналистам, когда они отказываются подчиниться требованиям [сотрудников] полиции покинуть место проведения демонстрации <…>.

110. <…> Суд повторяет, что журналисты не могут быть освобождены от своей обязанности не совершать общеуголовные преступления исключительно на том основании, что статья 10 Конвенции предоставляет им защиту. Вместе с тем, Суд признает, что иногда журналисты могут столкнуться с конфликтом между всеобщей обязанностью не совершать общеуголовные преступления, от которой [они] не освобождены, и своим профессиональным долгом получать и распространить информацию, позволяя тем самым СМИ играть свою ключевую роль общественных наблюдателей. Принимая во внимание этот конфликт интересов, следует подчеркнуть, что понятие ответственной журналистики требует, чтобы журналист, как и его работодатель, осознавал, когда он должен сделать выбор между двумя этими обязанностями и делает его в ущерб запрету совершать общеуголовные преступления, что тем самым он берет на себя риск подвергнуться юридическим санкциям, включая уголовно-правовые, не подчинившись законным требованиям, в частности, [сотрудников] полиции.

111. Районный Суд рассмотрел вопрос о том, имеет ли заявитель как журналист право не подчиниться требованиям, адресованным ему сотрудниками полиции. И пришел к выводу, что при обстоятельствах рассматриваемого дела условия ограничения свободы заявителя выражать свое мнение были соблюдены. <…> Названные районным судом основания, по которым заявитель был признан виновным за неповиновение [требованиям сотрудников] полиции, изложены [в решении национального суда] кратко. Однако, принимая во внимание конкретный характер вмешательства в свободу заявителя выражать свое мнение, которое является предметом рассмотрения по настоящему делу, <…>, Суд удовлетворен тем, что [эти основания] относимы и достаточны. Более того, районный суд принял во внимание конфликт интересов, с которым столкнулся заявитель, решив не назначать ему никакого наказания.

112. <…> Принимая такое решение, он учел, что заявитель как журналист столкнулся с противоречивыми ожиданиями, вытекающими из обязательств, возложенных на него, с одной стороны, [сотрудниками] полиции, а с другой, его работодателем.

113. В некоторых случая сам факт признания лица виновным может быть более важным, чем незначительный характер назначенного ему наказания <…>. Однако в рассматриваемом случае Суд придает значение тому факту, что признание заявителя виновным не повлекло для него существенных неблагоприятных последствий: поскольку наказание не было назначено, в соответствии с нормами национального права информация о признании его виновным даже не была внесена в базу сведений о привлечении к уголовной ответственности <…>. Признание заявителя виновным выразилось лишь в вынесении формального решения о том, что он совершил правонарушение, и как таковое оно едва ли могло вызвать «эффект охолонения» применительно к лицам, участвующим в протестных акциях, или к журналистской деятельности в целом <…>. В итоге можно сказать, что признание заявителя виновным было соразмерно преследуемым правомерным целям [соблюдения общественного порядка, предотвращения беспорядков и преступлений]. <…>

114. Принимая во внимание все вышеназванные факторы и учитывая свободу усмотрения, предоставленную государству, Суд приходит к выводу, что по настоящему делу решения национальных властей имели под собой относимые и достаточные основания, и ими было обеспечено соблюдение справедливого баланса между конкурирующими интересами. <…> Поэтому Суд приходит к выводу, что вмешательство в право на свободное выражения заявителем своего мнения можно охарактеризовать как «необходимое в демократическом обществе» по смыслу статьи 10 Конвенции <…>.

Таким образом, нарушения статьи 10 Конвенции допущено не было».