Периодически ко мне обращаются с просьбой подготовить жалобу в ЕСПЧ на нарушение принципа правовой определенности в результате отмены в порядке новой кассации вступивших в законную силу постановлений судов первой и (или) апелляционной инстанций, принятых в пользу потенциальных заявителей. Речь может идти и о неблагоприятном изменении вступивших в законную силу судебных актов по результатам рассмотрения дела в порядке новой кассации, но ниже для простоты я буду писать только об их отмене. Новой кассацией я называю процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, предусмотренную главой 41 ГПК РФ в редакции Федерального закона от 09 декабря 2010 года N 353-ФЗ (в т.ч. с последующими изменениями и дополнениями).

Обращаясь ко мне с указанной просьбой, потенциальные заявители ориентируются на практику признания ЕСПЧ нарушений принципа правовой определенности в результате отмены вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке старого надзора. Таковым я называю процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных актов, которая была предусмотрена той же главой 41 ГПК РФ в редакции, действовавшей до вступления в силу большинства положений Федерального закона от 09 декабря 2010 года N 353-ФЗ. См. многочисленные Постановления ЕСПЧ, начиная с «Рябых против России» (Ryabykh v. Russia, жалоба N 52854/99) от 24 июля 2003 года и заканчивая, вероятно, «Мишура и Гаева против России» (Mishura and Gayeva v. Russia, жалобы NN 5941/06 и 7946/08) от 29 октября 2015 года (которое, наверняка, окажется не последним). Конечно, нарушения ЕСПЧ признавал лишь в отсутствие так называемых фундаментальных нарушений (fundamental defects), иногда называемых существенными процессуальными нарушениями (serious procedural defects), которые оправдывали бы отмену названных судебных актов, а также в отсутствие судебных ошибок (miscarriages of justice), хотя последние больше свойственны уголовному судопроизводству. Но для простоты далее я не буду повторять эту оговорку.

По изложенным ниже причинам я отказываю в подготовке таких жалоб, поскольку не усматриваю признаков нарушений принципа правовой определенности в результате как таковой отмены вступивших в законную силу судебных актов в порядке новой кассации.

ЕСПЧ признавал нарушением принципа правовой определенности отмену судебных постановлений, принятых в пользу заявителей, не только потому, что эти судебные постановления вступили в законную силу, но и потому, что они считались окончательными, т.е. res judicata (рес юдиката).

Res judicata – это всегда вступивший в законную силу судебный акт. Но не любой вступивший в законную силу судебный акт – это res judicata. Так, например, в Постановлении ЕСПЧ по делу «Сергей Золотухин против России» (Sergey Zolotukhin v. Russia, жалоба N 14939/03) от 10 февраля 2009 года (пункт 107) указано, что решение считается res judicata, если на национальном уровне нет внутренних средств правовой защиты от него (от нарушений, которые могли быть допущены при его принятии, в рамках производства, завершившегося его принятием, ниже для простоты я не буду повторять эту оговорку) либо такие средства исчерпаны (или истек срок на то, чтобы прибегнуть к таким средствам). Исключительные средства правовой защиты (extraordinary remedies) при этом не учитываются (там же, пункт 108). Это толкование дается применительно к статье 4 Протокола N 7 к Конвенции и взято из Пояснительной записки к этому Протоколу, положения которой основаны на Европейской конвенции о международной действительности судебных решений по уголовным делам 1970 года. Однако, например, Постановлением ЕСПЧ по делу «Пениас и Ортмайр против Австрии» (Penias and Ortmair v. Austria, жалобы NN 35109/06 и 38112/06) от 18 октября 2011 года (пункты 55, 60, 62—69) подтверждается, что аналогичной логике ЕСПЧ следует и применительно к жалобам на нарушение принципа правовой определенности отменой окончательного (предположительно окончательного), т.е. res judicata, решения по делу. Более того, из практики применения пункта 1 статьи 35 Конвенции следует, что окончательным решением по делу в смысле этой статьи признается нарушающее права решение, в отношении которого нет обычных внутренних средств правовой защиты, или решение, принятое по результатам обращения к внутреннему средству правовой защиты при наличии такового (последнему из них, если средств защиты несколько). Таким образом, окончательное решение по делу по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции – это то же самое, что res judicata (с оговоркой, что решение, в отношении которого есть внутренние средства правовой защиты, но они не исчерпаны надлежащим образом и возможность их исчерпания утрачена, не признается окончательным решением – именно по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции, поскольку эта статья также требует исчерпания внутренних средств правовой защиты, — но при этом является res judicata). Это подтверждается мотивировкой названного выше Постановления по делу Пениаса и Ортмайра.

Из этого следует, что судебный акт не является окончательным (res judicata), если на национальном уровне имеются обычные, не исключительные средства правовой защиты от него по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции.

И такие средства правовой защиты от вступивших в законную силу постановлений судов первой и апелляционной инстанций, если только они не вынесены Верховным Судом РФ, в настоящее время по общему правилу имеются. Это подача жалоб в президиумы судов уровня субъектов РФ и (или) Судебную коллегию Верховного Суда РФ в порядке новой кассации. К такому выводу ЕСПЧ пришел в Решении по делу «Абрамян и Якубовские против России» (жалобы NN 38951/13 и 59611/13) от 12 мая 2015 года (при публикации оно называлось «Абрамян и другие против России»).

Таким образом, вступившие в законную силу постановления судов первой и апелляционной инстанций, которые могут быть обжалованы в кассационном порядке и срок подачи кассационных жалоб на которые не истек, не являются окончательными решениями, т.е. res judicata. Если кассационные жалобы не были поданы, то по истечении срока на их подачу указанные судебные акты, конечно, становятся окончательными. Однако по очевидной причине в этом случае речь уже не может идти об их отмене в порядке новой кассации и, соответственно, о нарушении этим принципа правовой определенности. Восстановление пропущенного срока на подачу кассационной жалобы возвращает всё в ситуацию, когда судебные акты не считаются окончательными. Более сложный случай отмены вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке новой кассации в результате предположительно не соответствующего Конвенции и Протоколам к ней восстановления срока их обжалования в кассационном порядке выходит за рамки данной публикации.

Ради чистоты рассуждений стоит, возможно, сделать следующую оговорку. Из Решения ЕСПЧ по делу «Абрамян и Якубовские против России» не следует прямо, что оно касается обращений в суды кассационной инстанции, начиная прямо с 01 января 2012 года, когда вступили в силу соответствующие изменения, внесенные в ГПК РФ. Более того, в основу выводов ЕСПЧ положено, например, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11 декабря 2012 года N 29, которое появилось почти через год после вступления в силу этих изменений. Конечно, заявители по указанному делу подали кассационную жалобу в Судебную коллегию Верховного Суда РФ еще в октябре 2012 года (с кассационной жалобой в президиум регионального суда они не обращались — таковая была подана другой стороной разбирательства, в результате чего и было отменено апелляционное определение, вынесенное в пользу заявителей). Однако ЕСПЧ прямо не признавал подачу заявителями этой кассационной жалобы эффективным внутренним средством правовой защиты. Он признал неэффективной подачу заявителями следующей кассационной жалобы — на имя Председателя Верховного Суда РФ, в то время как 6-месячный срок мог быть соблюден ими только при условии противоположного вывода. Но даже если условно допустить, что в какой-то промежуток времени, начиная с 01 января 2012 года, имел место период, в течение которого в отсутствие сложившейся практики или по другим причинам новую кассацию невозможно было считать эффективной, то на сегодняшний день, по прошествии почти четырех лет, это уже неважно, принимая во внимание 6-месячный срок на обращение в ЕСПЧ, который в случае нарушения принципа правовой определенности в результате отмены окончательного судебного акта начинает течь прямо со дня такой отмены (или дня, когда предполагаемая жертва узнала о ней): если ранее кто-то уже подал в Страсбургский Суд жалобу на нарушение принципа правовой определенности отменой вступивших в законную силу судебных актов в порядке новой кассации в такой промежуток времени, то ему следует просто дождаться принятия решения по этой жалобе, если таковое еще не принято, а если нет, то срок на обращение в ЕСПЧ с соответствующей жалобой должен был давно истечь.

Другое дело, если вступившие в законную силу судебные постановления, вынесенные в пользу потенциального заявителя, отменены в порядке новой кассации после передачи кассационной жалобы иного лица для рассмотрения в заседании Судебной коллегии Верховного Суда РФ в результате принятия решения об этом Председателем Верховного Суда РФ или его заместителем на основании пункта 3 статьи 381 ГПК РФ и с отменой определения судьи Верховного Суда РФ об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции. В этом случае принцип правовой определенности действительно может быть нарушен. Равным образом он может быть нарушен, если судебные акты отменены в результате использования Председателем Верховного Суда РФ или его заместителем своих полномочий, предусмотренных статьей 391.11 ГПК РФ. Оба этих вывода вытекают из признания указанных процедур не относящимися к эффективным средствам правовой защиты тем же Решением по делу «Абрамян и Якубовские против России».

Что же касается отмены вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора, если речь не идет об использовании положений статьи 391.11 ГПК РФ, то на сегодняшний день — в отсутствие оценки такого надзора со стороны ЕСПЧ как являющегося или не являющегося эффективным средством правовой защиты — невозможно однозначно сказать, может ли это представлять собой нарушение принципа правовой определенности. Однако исключить такой вывод, конечно, нельзя. И он будет являться прямым следствием признания такого надзора неэффективным, если ЕСПЧ даст ему именно такую оценку.

Всё написанное выше касается только новой кассации, предусмотренной ГПК РФ, но не АПК РФ или УПК РФ, равно как не кассации по новому КАС РФ и не пересмотра в порядке, предусмотренном КоАП РФ, вступивших в законную силу судебных актов в результате обращения с жалобами, рассматриваемыми председателями судов уровня субъекта РФ и их заместителями. Потому что пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений на основании положений других кодексов пока не получил оценку со стороны ЕСПЧ на предмет отнесения к внутренним средствам правовой защиты по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции. И хотя, возможно, имеются некоторые основания для экстраполяции выводов ЕСПЧ на соответствующие процедуры, предусмотренные АПК РФ и КАС РФ (но едва ли УПК РФ и КоАП РФ), нельзя исключить и иной их оценки со стороны Страсбургского Суда. Соответственно, нельзя исключить со 100-процентной вероятностью, что пересмотр вступивших в законную силу актов судов первой и второй инстанций в кассационном порядке, предусмотренном АПК РФ и КАС РФ, может представлять собой нарушение принципа правовой определенности. И тем более этого нельзя исключить применительно к пересмотру таких актов в кассационном порядке на основании УПК РФ и в результате обращения с жалобами, рассматриваемыми председателями судов уровня субъекта РФ и их заместителями на основании КоАП РФ.