ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ№ 1 (2016)

(утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 13 апреля 2016 года,
опубликован 14 апреля 2016 года)

(Извлечения)

ПРАКТИКА МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРНЫХ ОРГАНОВ

<…>

В сфере административно-правовых отношений, а также в сфере рассмотрения дел об административных правонарушениях

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 5525/11 «Мифобова против России» (вынесено 5 февраля 2015 г., вступило в силу 5 мая 2015 г.).

Заявитель жаловалась на то, что ее принудительная госпитализация в психиатрический стационар представляла собой нарушение подпункта «е» пункта 1 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд напомнил, что «…для законности принудительного заключения «лица, страдающего психическим расстройством», в психиатрический стационар по смыслу подпункта «е» пункта 1 статьи 5 Конвенции должны быть соблюдены как минимум три условия. Во-первых, соответствующее лицо действительно должно страдать психическим расстройством, то есть, путем объективного медицинского исследования компетентному органу должно быть доказано наличие психического заболевания, за исключением экстренных случаев; во-вторых, психическое расстройство должно быть такого характера или такой степени, чтобы оправдать принудительную госпитализацию; в-третьих, обоснованность длительного ограничения свободы обусловлена продолжительностью такого расстройства» (пункт 51 постановления).

Судом обращено внимание на то, что «…подпункт «e» пункта 1 статьи 5 Конвенции разрешает лишать «душевнобольных» свободы только при соблюдении материальных и процессуальных требований для такого лишения свободы. В сущности, при санкционировании принудительной госпитализации лиц, страдающих психическим расстройством, национальные власти должны установить, что психическое расстройство такого характера или такой степени, оправдывает принудительную госпитализацию… С точки зрения процессуальных норм, они обязаны обеспечить, чтобы процедуры, приводящие к принудительной госпитализации лица, являлись «справедливыми и надлежащими» и исключали возможность произвола» (пункт 56 постановления).

Суд отметил, что «…в делах, касающихся принудительной госпитализации в психиатрические учреждения, основной гарантией защиты от произвольного правоприменения в отношении принадлежащих к уязвимой категории заявителей является надлежащее и эффективное представление их интересов» (пункт 59 постановления).

В данном деле Суд установил, что «… представитель Управления здравоохранения мэрии не выступала в качестве представителя заявителя и не защищала ее интересы в суде… [а] во время рассмотрения дела о принудительной госпитализации заявитель, которая, по мнению психиатров, страдала галлюцинациями и не могла критически оценивать свое состояние, частично сама представляла свои интересы» (пункты 60, 61 постановления).

Суд также установил, что «…в своей кассационной жалобе в областной суд заявитель прямо заявила, что хотела бы воспользоваться помощью адвоката, однако суд кассационной инстанции оставил ее просьбу без внимания… заявитель ясно заявила российским властям о своем желании участвовать в рассмотрении ее кассационной жалобы… Областной суд в своем определении действительно отметил, что заявитель «была надлежащим образом уведомлена о дате и времени судебного заседания, однако в суд не явилась»… при этом маловероятно, что она могла явиться в суд без разрешения и помощи администрации диспансера. Обязанность удостовериться в наличии у заявителя желания участвовать в судебном заседании и проверить оправданность соответствующих действий и решения психиатрического учреждения лежала именно на российском суде» (пункт 62 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…компетентные российские органы власти не выполнили процессуальные требования в вопросе принудительной госпитализации заявителя, так как не исключили возможность произвольного правоприменения в рамках судебного разбирательства. Следовательно, принудительная госпитализация приравнивается к незаконному содержанию под стражей в значении подпункта «е» пункта 1 статьи 5 Конвенции» (пункт 66 постановления).

См. приведенное ниже постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 41675/08 «Фанзиева против России» (вынесено 18 июня 2015 г., вступило в силу 18 сентября 2015 г.).

<…>

В сфере уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 63053/09 «Мисюкевич против России» (вынесено и вступило в силу 30 апреля 2015 года).

Заявитель жаловался, что условия его содержания под стражей в ходе предварительного следствия нарушали статью 3 Конвенции.

Власти Российской Федерации предоставили одностороннюю декларацию. В частности, они признали, что условия содержания под стражей в следственном изоляторе не соответствовали требованиям статьи 3 Конвенции, и выразили готовность выплатить заявителю 3765 евро в качестве справедливой компенсации. Они также ходатайствовали перед Судом об исключении жалобы из списка дел, подлежащих рассмотрению, согласно статье 37 Конвенции (пункт 12 постановления).

Европейский Суд установил, что «даже если метод расчета, используемый Властями Российской Федерации в отношении жалоб на условия содержания под стражей, не отвечает в точности руководящим принципам, установленным Судом в «пилотном» постановлении [см. постановление Европейского Суда от 10 января 2012 г. по делу «Ананьев и другие против России» (Ananyev and Others v. Russia), жалобы №№ 42525/07 и 60800/08] …важно то, что предлагаемые суммы не являются несправедливыми по сравнению с суммой, присуждаемой Европейским Судом в подобных делах» (пункт 19 постановления).

Таким образом, Суд пришел к выводу, что «целесообразным является исключение жалобы из списка дел, подлежащих рассмотрению, в части, касающейся вышеуказанной жалобы» (пункт 21 постановления).

Заявитель также жаловался, что его право на справедливое судебное разбирательство было нарушено в связи с отсутствием его защитника на судебном заседании кассационной инстанции. Он ссылался на пункт 1 и подпункт «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что в соответствии со статьей 51 УПК РФ «предоставление юридической помощи является обязательным, если подозреваемый или обвиняемый явным образом не отказался от нее, за исключением определенной категории дел, когда от этого права вообще нельзя отказаться… [В] настоящем деле интересы заявителя в производстве в суде первой инстанции представлял адвокат Ф., и не имелось указаний на то, что заявитель намеревался отказаться от юридической помощи в суде кассационной инстанции» (пункт 28 постановления).

Суд также подчеркнул, что «…любой отказ должен был быть заявлен в письменном виде, и об этом должна была быть сделана отметка в протоколе данного следственного действия… [С]ледовательно, тот факт, что защитник, представлявший интересы заявителя в суде первой инстанции, не присутствовал на заседании суда кассационной инстанции, не подразумевает отказа от юридической помощи» (пункт 28 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…поскольку заявитель был лишен юридической помощи в суде кассационной инстанции, областной суд мог воспользоваться другими процедурами … [О]н мог или назначить другого адвоката… или отложить заседание в целях обеспечения присутствия адвоката позднее» (пункт 30 постановления).

Суд пришел к выводу, что принцип справедливого судебного разбирательства не был соблюден и в связи с этим имело место нарушение пункта 1 и подпункта «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 43231/04 «Копаницин против России» (вынесено 12 марта 2015 г., вступило в силу 12 июня 2015 г.).

Заявитель жаловался, в частности, на то, что условия его содержания под стражей в следственном изоляторе являлись бесчеловечными и унижающими достоинство, а также что его содержание под стражей в ходе предварительного следствия … не имело соответствующего и достаточного обоснования.

Власти Российской Федерации признали, что заявитель содержался под стражей в следственном изоляторе в условиях, не соответствующих требованиям статьи 3 Конвенции, а также без надлежащего обоснования в нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции, и предложили выплатить Копаницину Д.Ю. 4810 евро в качестве справедливой компенсации. Однако заявитель отказался от предложенной суммы, посчитав ее недостаточной.

Европейский Суд в связи с этим пришел к выводу, что «… даже если указанная сумма не соответствует в точности суммам, присуждаемым Судом в аналогичных случаях, важно то, что указанная сумма не является необоснованной в сравнении с ними…[С] учетом вышеизложенного будет целесообразным прекратить производство по жалобе в части, касающейся бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе ИЗ-77/1 в городе Москве в период с 23 июля по 10 сентября 2004 года и отсутствия соответствующих и достаточных оснований для его содержания под стражей в ходе предварительного следствия» (пункты 29, 32 постановления).

Заявитель [также] жаловался на нарушение подпункта «с» пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с тем, что его содержание под стражей в ходе предварительного следствия являлось незаконным, так как основания для него, указанные внутригосударственными судами, не имели отношения к делу и не являлись достаточными.

Европейский Суд отметил, что «… выражения «законный» и «в соответствии с предусмотренной законом процедурой» в пункте 1 статьи 5 относятся к национальному законодательству и определяют обязательство по соблюдению его материально-правовых и процессуальных норм… заявитель не оспаривал тот факт, что все периоды его содержания под стражей были санкционированы постановлениями суда. Он также отмечает, что при вынесении таких постановлений соответствующие суды действовали в рамках своей компетенции. Не имеется никаких оснований предполагать, что указанные постановления являлись недействительными или незаконными в соответствии с внутригосударственным законодательством в той мере, в какой они санкционировали содержание заявителя под стражей» (пункт 36 постановления).

Таким образом, Суд пришел к выводу, что «…данная жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с подпунктом «а» пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции» (пункт 37 постановления).

Кроме того, заявитель жаловался, что рассмотрение его жалобы в Суд прокурором и задержки его переписки … привели к нарушению его права на подачу индивидуальной жалобы в соответствии со статьей 34 Конвенции.

Европейский Суд установил, что «…жалоба, направленная заявителем в Суд, попала в прокуратуру города Москвы, где была вскрыта и рассмотрена должностным лицом, которое направило заявителю несколько ответов, утверждая, что жалоба в Суд являлась преждевременной и что она не соответствовала критерию приемлемости, установленному Конвенцией» (пункт 42 постановления).

Суд пришел к выводу, что «…вскрытие и рассмотрение письма прокурором имело сдерживающ[е]е воздействие в отношении осуществления права заявителя на подачу индивидуальной жалобы, с целью разубедить или воспрепятствовать подаче им жалобы. Следовательно, Власти государства-ответчика не исполнили свои обязательства, предусмотренные статьей 34 Конвенции» (пункт 43 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 13810/04 «Шамардаков против России» (вынесено 30 апреля 2015 г., вступило в силу 30 июля 2015 г.).

Заявитель утверждал, со ссылкой на пункт 1 и подпункт «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции, что он был лишен права на справедливое судебное разбирательство вследствие использования национальными судами доказательств, полученных в результате жестокого обращения в его отношении и в отсутствие адвоката во время его задержания милицией.

Европейский Суд напомнил, что «…использование в поддержку уголовного дела показаний, полученных вследствие нарушения статьи 3 — нарушение квалифицируется как пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение — автоматически лишает судебное разбирательство справедливости в целом и обусловливает нарушение статьи 6» (пункт 154 постановления).

Суд установил, что «…несмотря на то, что был допрошен свидетель, показания которого были даны в поддержку алиби заявителя, суд отказался учитывать эти показания и, следовательно, аргументы, представленные заявителем в качестве алиби, на том основании, что они противоречили показаниям, данным заявителем в милиции вскоре после его задержания» (пункт 155 постановления).

Суд пришел к выводу, что «…независимо от влияния, которое первоначальные показания заявителя, данные в милиции в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, могли оказать на исход разбирательства против него, их сохранение в материалах дела лишило справедливости данное разбирательство в целом… [Т]аким образом, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции» (пункты 157, 158 постановления).

В отношении использования показаний, полученных в отсутствие адвоката, Суд отметил, что «… в соответствии с общепринятыми международными нормами обвиняемый должен (как только он лишается свободы) иметь возможность воспользоваться помощью адвоката, независимо от проведения допросов… справедливое судебное разбирательство требует возможности получения обвиняемым всего спектра мер, которые относятся к консультированию. В связи с этим, обсуждение дела, организация защиты, поиск доказательств в пользу обвиняемого, подготовка к допросам, поддержка обвиняемого в данной ситуации и контроль условий содержания под стражей являются основными элементами защиты, к которым должен обращаться адвокат» (пункт 164 постановления).

Судом обращено внимание на то, что «… решени[е] Конституционного [С]уда [Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. № 11-П «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно — процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова»], на которое ссылаются Власти… только подкрепляет принцип, сформулированный в кодексе, в результате которого эффективное осуществление своих прав подозреваемым напрямую зависит от его фактического статуса, а также тот факт, что данный аспект усматривается следственными действиями как один из признаков среди многих других в данном отношении» (пункт 165 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…если установлено, что ограничение права заявителя на доступ к адвокату не было обосновано, не имеется, в принципе, необходимости определять, какое воздействие данное ограничение оказало на справедливость судебного разбирательства в целом, поскольку само понятие справедливости, закрепленное в статье 6 Конвенции, требует, чтобы обвиняемый мог воспользоваться помощью адвоката с начальных стадий допроса в милиции, если ограничение этого права не действует в исключительном порядке и по уважительной причине… [П]ри таких обстоятельствах… имело место нарушение подпункта «с» пункта 3 статьи 6 в сочетании с пунктом 1 статьи 6 Конвенции в связи с отсутствием у заявителя доступа к адвокату на момент представления своих показаний в милиции» (пункты 167, 168 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 39317/05 «Яиков против России» (вынесено 18 июня 2015 г., вступило в силу 18 сентября 2015 г.).

Яиков В.В., являясь душевнобольным, совершил преступление, после чего был задержан по подозрению в совершении убийства.

Заявитель утверждал, в частности, что помещение его в психиатрический стационар на стадии предварительного следствия по возбужденному против него уголовному делу являлось незаконным по смыслу статьи 5 Конвенции.

Суд отметил, что «помещение заявителя в психиатрический стационар являлось «законным», в узком смысле толкования данного термина, в виде формального соответствия факта поступления заявителя в стационар процессуальным и материальным нормам национального законодательства. Суд также соглашается с доводом о том, что именно национальные суды, действуя на основании находящихся в их распоряжении материалов и экспертных заключений по каждому конкретному делу, должны определять тип психиатрического учреждения, подходящий для обвиняемого» (пункт 60 постановления).

Европейский Суд отметил, что «… в контексте подпункта «е» пункта 1 статьи 5 Конвенции правомерность помещения заявителя в психиатрический стационар в соответствии с национальным законодательством сама по себе не является решающим фактором. Также необходимо установить, соответствовало ли помещение заявителя в психиатрический стационар цели пункта 1 статьи 5 Конвенции, направленной на недопустимость произвольного лишения свободы» (пункт 61 постановления).

Суд установил, что «медицинское обследование, назначенное национальным судом, было проведено в марте-июле 2004 года, а 16 июля 2004 года медицинские эксперты порекомендовали поместить заявителя в психиатрическое учреждение специализированного типа с интенсивным наблюдением по причине «обострения его заболевания». Заявитель поступил в стационар 13 января 2006 года. Суд также отмечает, что до принятия окончательного решения в январе 2006 года никаких других медицинских освидетельствований в отношении необходимости продолжать содержание заявителя в психиатрическом учреждении специализированного типа с интенсивным наблюдением либо в отношении возможности применения любой другой, более мягкой меры пресечения, не назначалось, несмотря на тот факт, что заявитель в своей кассационной жалобе на помещение его в стационар высказал мнение о том, что в этом больше нет необходимости. Соответственно, заявитель поступил в стационар в январе 2006 года на основании медицинского заключения, датированного июлем 2004 года, то есть выданного примерно за полтора года до помещения заявителя в стационар» (пункт 64 постановления).

Таким образом, Европейский Суд пришел к выводу о том, что «… принимая во внимание неактуальность медицинского заключения, на основании которого заявитель был помещен в психиатрический стационар, отсутствие гарантий в соответствии с национальным законодательством, требующих пересмотра необходимости применения принудительных мер медицинского характера до их фактического осуществления, а также задержку осуществления перевода заявителя в период рассматриваемых событий, Суд считает, что содержание заявителя под стражей производилось в нарушение принципа, установленного подпунктом «е» пункта 1 статьи 5, согласно которому факт наличия психического заболевания, требующего помещения в стационар, должен устанавливаться в момент фактического осуществления данной принудительной меры медицинского характера» (пункт 66 постановления).

Также заявитель жаловался на то, что продолжительность судебного разбирательства по его делу не соответствовала требованию «разумного срока», установленному в пункте 1 статьи 6 Конвенции.

Европейский Суд напомнил, что «период, рассматриваемый при определении длительности судебного разбирательства по уголовному делу, начинается в день, когда лицу «предъявлены обвинения» в самостоятельном и материально-правовом значении этого термина. Заканчивается рассматриваемый период в день, когда лицо признано виновным или уголовное дело прекращено» (пункт 72 постановления).

Период, который необходимо принимать во внимание по настоящему делу, начался 19 сентября 2003 г., когда заявитель был задержан и заключен под стражу, и закончился 25 декабря 2008 г., когда вынесенное постановление [о применении к нему принудительных мер медицинского характера в психиатрическом учреждении специализированного типа с интенсивным наблюдением] вступило в законную силу. Из этого следует, что период, который необходимо принимать во внимание, составляет 5 лет, 3 месяца и 8 дней. Данный период охватывает этап проведения расследования и рассмотрения дела судами двух инстанций: первой и кассационной, дважды рассматривавшим дело.

Суд отметил довод властей Российской Федерации о том, что существенная задержка в судебном разбирательстве была вызвана состоянием здоровья заявителя и что данная задержка имела место не по вине властей. Совокупная задержка, имевшая место, составила по меньшей мере четырнадцать месяцев. Три психиатрические экспертизы, включая одну, проведенную по инициативе адвоката заявителя, заняли в общей сложности около двенадцати месяцев (пункт 76 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу о том, что «за исключением восьмимесячной задержки, вызванной упущениями, имевшими место в ходе расследования, когда суды дважды возвращали дело заявителя прокурору для устранения процессуальных недостатков, Власти продемонстрировали достаточно добросовестное отношение к рассмотрению дела. Этап проведения расследования длился один год и один месяц. Первый этап рассмотрения дела в суде, включая кассационное производство, длился около шести месяцев. Второй этап рассмотрения дела судом, включая кассационное производство, длился около семи месяцев» (пункт 77 постановления).

Оценив в целом сложность дела, поведение сторон и общую длительность судебного разбирательства, Суд установил, что длительность разбирательства по настоящему делу не выходит за пределы срока, который может считаться разумным в контексте настоящего дела (пункт 78 постановления). Таким образом, нарушения требований пункта 1 статьи 6 Конвенции по настоящему делу допущено не было.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 33803/04 «Михальчук против России» (вынесено 23 апреля 2015 г., вступило в силу 23 июля 2015 г.).

Заявитель жаловался на то, что содержание его под стражей в ходе предварительного следствия не имело относимых и достаточных оснований по смыслу пункта 3 статьи 5 Конвенции.

Суд установил, что второй период содержания заявителя под стражей в ходе предварительного следствия, продлился с 28 апреля 2003 г., когда он был взят под стражу, до 14 июля 2004 г., когда районный суд вынес ему обвинительный приговор за уголовные правонарушения. Общая продолжительность содержания под стражей, таким образом, составила один год, два месяца и семнадцать дней.

Суд повторно установил, что обоснование относительно тяжести обвинений «не может само по себе служить оправданием длительного периода содержания под стражей. Это тем более относится к делам вроде настоящего, в которых квалификация фактов — и, соответственно, наказания, которое грозило заявителю, — осуществлялась прокуратурой, а суд не рассмотрел вопрос о том, подтверждали ли полученные доказательства разумное подозрение, что заявитель якобы совершил преступление» (пункт 52 постановления).

Суд отметил, что «несмотря на то, что продление срока лишения свободы необходимо для оценки риска побега или рецидива у него, данную необходимость не следует оценивать с чисто абстрактной точки зрения, принимая во внимание лишь тяжесть преступления. Также длительный срок содержания под стражей не должен предвосхищать наказание в виде лишения свободы» (пункт 54 постановления).

Суд ранее отмечал, что «нельзя прийти к выводу о склонности человека к совершению новых преступлений только по причине отсутствия у него работы» (пункт 55 постановления).

Суд установил, что внутригосударственные суды не провели оценку личной ситуации заявителя, а также не привели особых оснований, подкрепленных доказательствами, для содержания его под стражей (пункт 56 постановления).

Европейский Суд напомнил, что, «принимая решение о продлении срока содержания лица под стражей или освобождении его из-под стражи, власти обязаны в соответствии с пунктом 3 статьи 5 Конвенции рассмотреть альтернативные способы обеспечения явки лица в суд. … В настоящем деле в большинстве своих решений внутригосударственные суды установили, что они не усматривали оснований отменять меру пресечения или применять более мягкую меру пресечения. Однако они не объяснили в своих решениях, почему такие альтернативные меры не могли обеспечить должное отправление правосудия» (пункт 57 постановления).

Суд пришел к выводу, что «не рассмотрев отдельные факты или надлежащим образом не рассмотрев меры пресечения, а также ссылаясь главным образом на тяжесть обвинений, органы власти продлевали срок содержания заявителя под стражей на основаниях, которые, будучи «относимыми», не могут считаться «достаточными». Они, таким образом, не смогли обосновать длительное лишение заявителя свободы в течение более одного года и двух месяцев. В этих обстоятельствах нет необходимости рассматривать вопрос о том, велось ли производство с «необходимой тщательностью»» (пункт 58 постановления). Таким образом, имело место нарушение требований пункта 3 статьи 5 Конвенции.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 41675/08 «Фанзиева против России» (вынесено 18 июня 2015 г., вступило в силу 18 сентября 2015 г.).

Заявитель жаловалась, со ссылкой на статью 2 Конвенции, на то, что ее дочь выбросили из окна сотрудники милиции и что по данному факту не было проведено эффективного расследования.

Европейский Суд напомнил, что «…в тех случаях, когда смерть наступает в условиях, потенциально предполагающих ответственность государства, статья 2 налагает на государство обязанность всеми имеющимися в его распоряжении способами, в судебном или ином порядке, отреагировать на данную ситуацию таким образом, чтобы законодательные и административные нормы, установленные в целях защиты права на жизнь, были должным образом соблюдены, а любые нарушения права на жизнь — пресечены и наказаны» (пункт 51 постановления).

Суд отметил, что «…уголовное дело по факту смерти [дочери заявителя] так и не было возбуждено… несмотря на возражения заявител[я], национальные власти необъяснимым образом отказывались расследовать обстоятельства смерти в отделении милиции, и сосредоточили свои усилия на розыске неизвестного сотрудника милиции» (пункт 52 постановления).

Судом обращено внимание на то, что «…в контексте российской правовой системы так называемая «доследственная проверка» сама по себе не способна привести к наказанию виновных, поскольку предпосылками для выдвижения обвинений против подозреваемых являются возбуждение уголовного дела и начало проведения уголовного расследования, материалы которых впоследствии могут быть рассмотрены судом» (пункт 53 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…отказ возбудить уголовное дело в ситуации, когда лицо скончалось или серьезно пострадало во время нахождения под стражей в милиции, сам по себе являлся серьезным нарушением национальных процессуальных норм, способным поставить под сомнение действительность любых собранных доказательств… [т]ем самым, по делу было допущено нарушение статьи 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте» (пункт 53 постановления).

Что касается предполагаемого нарушения права дочери заявителя на жизнь, то Европейский Суд отметил, что он считает наиболее убедительной версию о том, что ее смерть «…стала результатом ее неудачной попытки сбежать из отделения милиции» (пункт 56 постановления).

Однако Судом было также обращено внимание на то, что «…обязательство по защите здоровья и благополучия лиц, находящихся в заключении, явно включает в себя обязательство по защите жизни арестованных и задержанных лиц от обозримых рисков… существуют определенные основные меры предосторожности, которые должны применять сотрудники милиции в целях сведения к минимуму любого потенциального риска» (пункт 57 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «…. было бы чрезмерным требовать от государств установку решеток на каждое окно в отделениях полиции для предотвращения столь трагических событий, какие имели место по настоящему делу… [Т]ем не менее, это не освобождает государства от их обязанности по защите жизни арестованных и задержанных от обозримых рисков в соответствии со статьей 2 Конвенции… Соответственно, по настоящему делу было допущено нарушение статьи 2 Конвенции» (пункты 59, 60 постановления).

Заявитель также жаловалась на то, что в отделении милиции ее дочь подверглась жестокому обращению и что по данному факту не было проведено эффективного расследования в нарушение статьи 3 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…[п]ринимая во внимание обязательство властей нести ответственность за вред, причиненный лицам, находящимся под их контролем в период пребывания под стражей, и в отсутствие убедительных и правдоподобных объяснений Властей по настоящему делу, Суд полагает, что из поведения Властей он может сделать соответствующие логичные выводы, и считает установленным согласно требуемому стандарту доказывания в рамках рассмотрения дел о нарушении положений Конвенции тот факт, что телесные повреждения [дочери заявителя] явились результатом обращения, за которое несут ответственность власти Российской Федерации» (пункт 73 постановления).

Следовательно, Суд установил, что по настоящему делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции в ее материальном аспекте.

Что касается процессуального аспекта указанной выше статьи, то Европейский Суд подчеркнул, что «…важными факторами для проведения эффективного расследования, рассматриваемыми как критерий решимости властей в отношении выявления и судебного преследования виновных лиц, являются его срочность и разумная оперативность… В рамках настоящего дела власти начали расследование… спустя два месяца после предполагаемого жестокого обращения… Подобная задержка сама по себе была способна повлиять на ход расследования» (пункт 77 постановления).

Судом обращено внимание на то, что «…органы, отвечающие за расследование факта превышения должностных полномочий, которое неоднократно приостанавливалось и возобновлялось, и тем самым затянулось на годы и все еще не принесло каких-либо значимых результатов, для выявления виновного лица сделали крайне мало. Например, распоряжение об изучении материалов дела… оставалось невыполненным почти пять лет… Более того, представляется, что когда следователи все же решили осуществить определенные мероприятия, они сосредоточили свои усилия на бесцельных действиях» (пункт 78 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что расследование, проведенное по факту жестокого обращения с дочерью заявителя, не являлось тщательным, адекватным и эффективным и тем самым по делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 12993/05 «Александр Дмитриев против России» (вынесено 7 мая 2015 г., вступило в силу 7 августа 2015 г.).

Заявитель жаловался, что условия его содержания под стражей в следственном изоляторе нарушили статью 3 Конвенции.

Европейский Суд установил, что «…что в каждой камере, в которой содержался заявитель, количество заключенных не превышало количества спальных мест… заявитель не смог конкретизировать свое описание якобы бесчеловечных и унижающих достоинство условий его содержания под стражей… а также подтвердить свои заявления о переполненности камер какими-либо соответствующими документами, такими как, например, письменные заявления других заключенных, содержавшихся совместно с ним» (пункты 37, 39 постановления).

Соответственно Суд пришел к выводу, что «…общие условия содержания заявителя под стражей… [не] достигли того порога жестокости, который характеризует соответствующее обращение как бесчеловечное или унижающее достоинство по смыслу статьи 3 Конвенции… Следовательно, соответствующая жалоба заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции является явно необоснованной» (пункты 40, 41 постановления).

Заявитель также жаловался на отсутствие в его распоряжении, в нарушение статьи 13 Конвенции, эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в отношении его жалоб на условия содержания под стражей.

Суд отметил, что «… жалоба по статье 13 Конвенции может быть подана только в совокупности с «небезосновательной» материально-правовой жалобой… жалобы заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции… являются явно необоснованными и, вследствие этого, неприемлемыми. … Следовательно, жалоба, поданная в соответствии со статьей 13 Конвенции, также является явно необоснованной» (пункты 42,43 постановления).

Заявитель также жаловался на то, что продолжительность его содержания под стражей в ходе предварительного следствия противоречила пункту 3 статьи 5 Конвенции.

Суд напомнил, что именно «…национальные судебные органы должны обеспечить, чтобы в рамках каждого конкретного дела продолжительность содержания под стражей обвиняемого не превышала разумный срок. Для этого они должны, уделяя должное внимание принципу презумпции невиновности, исследовать все факты, которые могут свидетельствовать «за» или «против» наличия общественного интереса, оправдывающего отступление от правила, закрепленного в статье 5 Конвенции, и изложить их в своих решениях по ходатайствам об освобождении» (пункт 55 постановления).

Европейский Суд установил, что «…национальные суды не оценили личную ситуацию заявителя и не привели подтверждающиеся доказательными выводами конкретные обоснования в пользу содержания его под стражей» (пункт 57 постановления).

Таким образом, Суд пришел к выводу, что «…без рассмотрения конкретных фактов и возможности применения альтернативных «мер пресечения», а ссылаясь, главным образом, на тяжесть предъявленных обвинений, органы власти продлевали срок содержания заявителя под стражей в ходе предварительного следствия по основаниям, которые, хоть и являются «соответствующими», тем не менее, не могут считаться «достаточными»… Следовательно, по настоящему делу было допущено нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции» (пункты 59, 60 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 16412/06 «Александр Валерьевич Казаков против России» (вынесено 4 декабря 2014 г., вступило в силу 20 апреля 2015 г.).

Заявитель жаловался, со ссылкой на статью 6 Конвенции, что суд первой инстанции не обеспечил присутствие свидетеля стороны обвинения и свидетелей стороны защиты.

Европейский Суд установил, что «…суд первой инстанции направил судебное извещение по известному адресу [свидетеля обвинения]… Однако, когда свидетель не явился в суд — после телефонного звонка, сделанного предположительно его женой, сообщившей суду, что он уехал в служебную командировку — суд не предпринял дополнительных мер по выяснению обстоятельств отсутствия свидетеля, обошелся без повторного вызова его в суд и приступил к оглашению его показаний» (пункт 32 постановления).

Суд отметил, что он «…не считает, что задержка в судопроизводстве с целью получения показаний свидетеля — тем более для прояснения вопроса его появления на суде, где заявитель был обвинен в серьезном преступлении и ему грозил большой срок тюремного заключения — явилась непреодолимым препятствием для своевременности проводимого разбирательства» (пункт 33 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «… к оценке показаний других обвиняемых должна применяться более высокая степень контроля, поскольку положение, в котором находятся сообщники во время дачи показаний, отличается от показаний обычных свидетелей. Они не дают свои показания под присягой, то есть не заявляют об истинности своих заявлений, что в ином случае могло бы подвергнуть их наказанию за умышленную дачу ложных показаний» (пункт 35 постановления).

Суд установил, что «…показания, которые были даны [свидетелем обвинения] во время предварительного следствия и зачитанные городским судом, являлись если не единственным, то, по крайней мере, решающим доказательством против заявителя. Они, совершенно очевидно, являлись весомым доказательством и без них шансы стороны обвинения значительно бы уменьшились» (пункт 35 постановления).

Учитывая тот факт, что «… органы власти не приложили надлежащих усилий для обеспечения присутствия [свидетеля обвинения] на суде, что… заявителю не была предоставлена возможность допросить свидетеля, чьи показания имели решающее значение для установления того, был ли виновен заявитель в преступлении, в котором он был позже признан виновным, и что… органы власти не смогли компенсировать трудности, которые испытала сторона защиты ввиду принятия показаний [свидетеля обвинения] в качестве доказательства», Суд посчитал, что имело место нарушение пунктов 1 и 3 (г) статьи 6 Конвенции (пункт 37 постановления).

Что касается жалоб заявителя на то, что национальные суды отказали ему в допросе свидетелей защиты в суде, Европейский Суд отметил, что «…справедливость уголовного производства в отношении заявителя была подорвана ограничениями, наложенными на права стороны защиты ввиду отсутствия возможности встретиться со свидетелем стороны обвинения… Таким образом [нет необходимости] отдельно рассматривать, была ли справедливость судопроизводства также нарушена невозможностью заявителя допросить свидетелей стороны защиты» (пункт 38 постановления).