ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ№ 4 (2016)

(утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 20 декабря 2016 года)

(Извлечение)

Практика Европейского Суда по правам человека

В сфере административных правоотношений

Оказание (неоказание) надлежащей медицинской помощи лишенным свободы лицам

Постановление Европейского Суда по правам человека (далее также – Европейский Суд, Суд) по жалобе №21566/13 «Сергей Денисов против Российской Федерации» (вынесено 8 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.).

Заявитель жалуется на то, что власти не предприняли мер для защиты его здоровья и благополучия и не предоставили ему надлежащую медицинскую помощь в нарушение статьи 3 Конвенции.

Суд отметил, что заявитель жаловался на ненадлежащую медицинскую помощь в отношении, в том числе следующих заболеваний: ВИЧ-инфекции, гепатита С. Проведя оценку свидетельских показаний, Суд не убедился в том, медицинское обслуживание, предоставленное заявителю, было ненадлежащего качества (п. 58 постановления).

«[О]тносительно качества медицинской помощи, предоставляемой заявителю для лечения ВИЧ-инфекции, Суд отме[тил], что 16 августа 2012 года [в]ластям стало известно о том, что заявитель страдает от ВИЧ- инфекции…, после освидетельствования врачебной комиссией на момент поступления в следственный изолятор… На следующий день заявителю был выписан рецепт на прием комбинации высокоактивных антиретровирусных препаратов…, которые он получал на регулярной основе на протяжении всего периода содержания под стражей… Власти Российской Федерации разработали и начали проведение антиретровирусной терапии в соответствии с указаниями Всемирной организации здравоохранения, действующими в период рассматриваемых событий, а также национальными правовыми требованиями (п. 59 постановления).

Европейский Суд установил, что «заявитель проходил регулярный осмотр на предмет ВИЧ-инфекции. Представляется, что его лечение было успешным, поскольку анализы, проводимые на регулярной основе, выявили небольшой, но постоянный рост количества лимфоцитов…» (п. 60 постановления).

«Заявитель указал на один случай бездействия в отношении лечения его ВИЧ-инфекции, а именно, что в момент ареста 13 августа 2012 года у него отобрали лекарственные средства для лечения ВИЧ-инфекции. Власти оспорили это утверждение. Суд отме[тил], что в материалах дела отсутствуют доказательства, свидетельствующие, что сотрудники полиции действительно изъяли у заявителя принадлежащие ему препараты в момент ареста. Тем не менее, даже если предположить, что действительно имел место трехдневный перерыв в антиретровирусной терапии в период с 13 августа 2012 года, дня ареста заявителя, по 16 августа 2012 года, когда тюремные врачи предписали ему новый режим приема препаратов, отсутствуют доказательства, что это оказало негативное влияние на состояние здоровья заявителя и привело к неэффективности общего медицинского обслуживания, полученного в условиях содержания под стражей. Суд [подчеркнул], что медицинская документация убедительно демонстрирует, что состояние здоровья заявителя не ухудшилось за период его нахождения под стражей и что его ВИЧ-инфекция не прогрессировала… Суд, таким образом, не [смог] прийти к заключению, что лечение, полученное в отношении ВИЧ-инфекции заявителя, было ненадлежащим» (п. 61 постановления).

«Возвращаясь к жалобам заявителя, касающимся его страданий из-за гепатита С (ВГС), ни заявитель, ни [в]ласти Российской Федерации не представили подробных сведений в отношении указанной жалобы. Копии медицинских документов, представленных [в]ластями Российской Федерации, не содержат какой-либо информации по данному вопросу. Таким образом, представляется, что заявитель не получал никакого лечения в отношении гепатита С. Однако, учитывая агрессивный характер антиретровирусной терапии и повышенный риск токсичности лекарственных средств и взаимодействия между некоторыми препаратами антиретровирусной терапии и препаратами для лечения ВГС, как указывается в директивах Всемирной организации здравоохранения, действующих в рассматриваемый период времени…, Суд [пришел к выводу], что решение органов власти Российской Федерации не назначать лечение в отношении гепатита С не представляется необоснованным. Суд также [учел] тот факт, что заявитель просто перечислил гепатит С в числе одного из своих заболеваний и не представил дополнительных доводов, которые могли бы указать, что российские власти проигнорировали этот диагноз или отказались принять меры по жалоба м заявителя в этом отношении» (п. 62 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что внутригосударственные органы власти обеспечили заявителю полноценное, эффективное и прозрачное медицинское обслуживание в течение всего периода содержания под стражей. Таким образом, отсутствует нарушение статьи 3 Конвенции (п. 66 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 32917/13 «Халваш против Российской Федерации» (вынесено 15 декабря 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.).

Заявитель утверждал, что в его распоряжении не было эффективного средства правовой защиты в отношении нарушения его прав на защиту от жесткого обращения с ним в соответствии со статьей 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее также – Конвенция).

Европейский Суд установил, что «…при принятии решения по жалобе о нарушениях внутригосударственных норм, регулирующих оказание медицинской помощи заключенным, администрация мест заключения не обладала достаточно независимой позицией для удовлетворения требований статьи 35 Конвенции… даже несмотря на то, что проверка надзирающим прокурором играет важную роль в обеспечении адекватной медицинской помощи в течение срока лишения свободы, жалоба прокурору далека от требований к эффективному средству правовой защиты» (п. 50 постановления).

Оценив гражданский иск о компенсации на основании положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах вследствие причинения вреда, Суд пришел к выводу, что «…такой иск не мог привести к предоставлению каких-либо мер компенсации, кроме денежной компенсации убытков, и не мог прекратить ситуацию, в которой имеет место длящееся нарушение, такое как неадекватное оказание медицинской помощи… [Рассматриваемое] средство правовой защиты не предусматривало возможности благоприятного исхода, в частности, потому, что размер присуждаемой компенсации зависит от установления виновности властей, что крайне маловероятно с учетом того, что национальные правовые нормы предусматривает применение определенных критериев, например, определенных условий содержания под стражей или уровень медицинской помощи» (п. 50 постановления).

Суд заключил, что «…предложенные властями средства правовой защиты не являл[и]сь эффективным средством правовой защиты, которое могло бы быть использовано для предотвращения предполагаемых нарушений или их продолжения с предоставлением заявителю надлежащего и достаточного возмещения в связи с его жалобами в соответствии со статьей 3 Конвенции» (п. 51 постановления).

Таким образом Суд отклонил возражение властей о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и пришел к выводу, что «..заявитель не располагал эффективным внутренним средством правовой защиты в отношении своей жалобы, что является нарушением статьи 13 Конвенции» (п. 52 постановления).

Заявитель также жаловался на то, что власти не приняли никаких мер для защиты его здоровья и благополучия и не предоставили ему надлежащую медицинскую помощь в нарушение статьи 3 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…врачебные комиссии в своих заключениях, а также врачи следственных изоляторов и больниц следственных изоляторов в своих заключениях и справках, представленных властями, опирались на полную историю болезни заявителя, результаты проведенных ими самими медицинских освидетельствований и осмотров заявителя, которые составляют основную часть процесса оценки состояния здоровья» (п. 62 постановления).

Суд установил, что «…представленные заявителем заключения не содержат никаких ссылок на объективные данные…Суд вынужден отклонить довод заявителя, основанный исключительно на данных спорных медицинских заключений, в частности о необходимости проведения срочной операции на головном мозге и/или длительного стационарного лечения в специализированном медицинском учреждении, а также в части особой опасности отбывания наказания в северном регионе для его здоровья» (п. 63 постановления).

Европейский Суд также отметил, что «…во время нахождения заявителя под стражей за его изменения его состояния здоровья пристально следили несколько врачей-специалистов, в том числе невролог. Администрации мест заключения выполнили требования о ведении медицинской карты и немедленном ее направлении в каждое учреждение, где заявитель содержался под стражей. Соответственно, медицинский персонал сразу узнавал о наличии у заявителя проблем со здоровьем и в случае необходимости мог надлежащим образом на них реагировать… В соответствии с рекомендациями врачей мест содержания под стражей заявителя без существенных задержек переводили в специализированные медицинские учреждения для проведения полного обследования» (п. 64 постановления).

Суд подчеркнул, что «…медицинский персонал мест содержания под стражей выполнял различные медицинские манипуляции, в том числе особо сложные и с применением новейшего оборудования, следил за развитием заболевания заявителя, назначал необходимое лечение лекарственными препаратами и по мере необходимости корректировал лечение…[В]торичное заболевание заявителя…было немедленно взято под наблюдение и успешно вылечено…[Н]ет никаких объективных данных, свидетельствующих о значительном ухудшении состояния здоровья заявителя за годы его содержания под стражей, которым можно было бы вменить в вину властям как халатность или непредоставление заявителю надлежащей медицинской помощи» (п. 65 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…российские власти обеспечили оказание заявителю надлежащей медицинской помощи в соответствии с требованиями статьи 3 Конвенции… Таким образом, нарушения статьи 3 Конвенции допущено не было» (пп. 68–69 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 32863/13 «Литвинов против Российской Федерации» (вынесено 22 марта 2016 г., вступило в силу 22 июня 2016 г.).

Заявитель жаловался на то, что власти не приняли никаких мер для защиты его здоровья и благополучия, не оказав ему надлежащей медицинской помощи в ходе его содержания под стражей в нарушение статьи 3 Конвенции. В отношении нарушения статьи 3 Конвенции Суд отметил, что «…до задержания заявитель страдал различными сердечно-сосудистыми заболеваниями и заболеваниями почек, перенес инсульт, закрытую черепно-мозговую травму и инфаркт миокарда. Некоторые заболевания уже прогрессировали в дальнейшие стадии. Органам власти стало известно о плохом состоянии его здоровья сразу после его поступления в пенитенциарное учреждение» (п. 90 постановления).

Европейский Суд также установил, что «…заявитель не представил никаких конкретных заявлений в отношении того, что…случаи невыдачи лекарственных средств являлись длительными или что они влияли на состояние здоровья заявителя. Более того…заявитель также способствовал прерыванию режима приема лекарственных препаратов и, таким образом, возникновению возможных недостатков в лечении, в некоторых случаях отказываясь принимать лекарственные препараты или отказываясь от внутривенных вливаний и медицинских обследований» (п. 91 постановления).

Суд подчеркнул, что «…лечение сердечных заболеваний заявителя…привело к успешному лечению…Заявитель был в разумные сроки излечен от вторичных заболеваний…Его хронические заболевания не проявляли заметных признаков развития» (п. 93 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…заявитель во время содержания под стражей находился под пристальным медицинским наблюдением. Органы власти обратили внимание на его серьезные сердечные заболевания в первые дни после его задержания…Вскоре после этого тюремный врач рекомендовал стационарное лечение, и заявитель был переведен в тюремную больницу…После проведения различных клинических тестов в больнице заявителю было назначено и проведено медикаментозное лечение. Его регулярно госпитализировали в тюремные больницы и медицинские части…Врачи-специалисты…осуществляли мониторинг эффективности лечения заявителя и корректировали лечение по мере необходимости…органы власти разрешили приглашенным врачам посещать заявителя во время его содержании под стражей и фиксировали их заключения относительно режима лечения заявителя в медицинской карте для учета тюремными врачами» (п. 94 постановления).

Таким образом, принимая во внимание вышеупомянутые соображения, Европейский Суд не усмотрел нарушения статьи 3 Конвенции.

См. также поступившее в Верховный Суд Российской Федерации постановление Европейского Суда по жалобе № 2763/13 «Хайлетдинов против Российской Федерации» (вынесено 12 января 2016 г., вступило в силу 6 июня 2016 г.), содержащее констатацию нарушения положений статьи 3 Конвенции в части неоказания надлежащей медицинской помощи лишенным свободы лицам.

Право лишенного свободы лица на уважение личной и семейной жизни

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 32917/13 «Видиш против Российской Федерации» (вынесено 15 марта 2016 г., вступило в силу 15 июня 2016 г.).

Заявитель жаловался, в том числе, на то, что требование об оплате использования помещений для долгосрочных семейных свиданий в лечебно-исправительном учреждении нарушало статью 8 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…обязательной частью права заключенного на уважение его семейной жизни является предоставление ему властями возможности или, по необходимости, оказание ему помощи в поддержании контакта с близкими родственниками, так как при содержании под стражей заключенный продолжает пользоваться всеми основными правами и свободами, за исключением права на свободу…[В]мешательство в право заключенного на уважение его семейной жизни не должно обязательно приводить к запрету свиданий с родственниками, но может заключаться в других мерах, принятых администрацией тюрьмы…[О]граничения частоты и продолжительности свиданий с родственниками, надзор за такими свиданиями и применение к заключенному особых условий посещения являются вмешательством в право заявителей, предусмотренное статьей 8 Конвенции» (п. 35 постановления).

Суд также подчеркнул, что «…в настоящем деле имеет место дополнительное финансовое ограничение, согласно которому осуществление законного права заявителя на долгосрочное свидание с родственниками зависело от его способности оплатить такое посещение…[Т]ак как указанная мера вынудила заявителя сократить продолжительность разрешенного свидания с родственниками, она привела к вмешательству в его право на уважение семейной жизни, что привело к нарушению статьи 8 [Конвенции]» (п. 36 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…[в] то время как ни заявитель, ни его дочери не запросили особых условий посещения или дополнительного оборудования помещения для свиданий, от них потребовали оплатить заработную плату персонала учреждения и сборы за обслуживание, что не может рассматриваться в качестве «дополнительных услуг». Так как в российском законодательстве не имеется основания для перекладывания стоимости основных услуг на посещающих членов семьи, рассматриваемое ограничение, по-видимому, является незаконной инициативой администрации лечебно-исправительного учреждения… Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции по причине незаконного ограничения свиданий с родственниками» (пп. 38, 40 постановления).

Право на уважение личной жизни в аспекте защиты персональных данных лица

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 40378/06 «Y.Y. против Российской Федерации» (вынесено 23 февраля 2016 г., вступило в силу 4 июля 2016 г.).

Заявитель жаловалась, ссылаясь на статью 8 Конвенции, на то, что региональный комитет здравоохранения осуществил сбор и исследование медицинских документов заявителя и ее детей и направил рецензию, содержащую результаты такого исследования, в Министерство здравоохранения без соответствующего согласия заявителя.

Европейский Суд отметил, что «…раскрытие клиникой — без согласия пациента — медицинских документов, содержащих личную и конфиденциальную информацию о пациенте, Службе социального страхования, и, соответственно, более широкому кругу государственных служащих, представляет собой вмешательство в право пациента на уважение частной жизни… [п]редоставление медицинскими организациями информации о состоянии здоровья пациента в распоряжение органов прокуратуры и работодателя пациента, а также совершение органом, уполномоченным на осуществление контроля за качеством медицинской помощи, действий по сбору информации о здоровье пациента также представляет вмешательство в право на уважение частной жизни» (п. 39 постановления).

Суд подчеркнул, что «…[п]о мнению национальных судов, гарантия недопущения разглашения конфиденциальной медицинской информации без согласия пациента не распространяется на ситуации, аналогичные ситуации заявителя…Во-первых, такая гарантия не применяется в отношении раскрытия информации Комитетом Министерству [здравоохранения Российской Федерации], поскольку последнее является контрольным органом в структуре государственной системы здравоохранения. Во-вторых, такая гарантия применяется лишь в отношении раскрытия самой медицинской документации пациента, но не раскрытия полученной из нее информации» (п. 53 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что «…выводы национальных судов о том, что действия Комитета по сбору, изучению и раскрытию Министерству [здравоохранения Российской Федерации] информации о состоянии здоровья заявителя не могут рассматриваться в качестве нарушения требования о соблюдении конфиденциальности медицинской информации, основаны на общем обязательстве Комитета по предоставлению в Министерство подробной запрошенной им информации. Однако подобные выводы национальных судов не подкреплены какими- либо отсылками к нормам соответствующего внутреннего законодательства» (п. 55 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что «…несмотря на наличие у заявителя формальной возможности для оспаривания в суде действий Комитета, тем не менее, заявителю не была обеспечена минимальная степень защиты от произвола со стороны властей. Спорные действия не могут рассматриваться в качестве предсказуемого применения соответствующего законодательства Российской Федерации… вмешательство в право заявителя на уважение частной жизни не было «предусмотрено законом» по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции» (пп. 58–59 постановления).

Условия содержания в местах лишения свободы

В Верховный Суд Российской Федерации поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений статьи 3 Конвенции в части необеспечения надлежащих условий содержания в местах лишения свободы.

Постановление по жалобе № 4963/06 по делу «Курушин против Российской Федерации» (вынесено 15 октября 2015 г.); постановление по жалобе № 36814/06 «Чукаев против Российской Федерации» (вынесено 5 ноября 2015 г., вступило в силу 5 февраля 2016 г.).; постановление по жалобе № 32036/10 «Бутко против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу12 февраля 2016 г.).; постановление по жалобе № 16179/14 «Бутрин против Российской Федерации» (вынесено 22 марта 2016 г., вступило в силу 22 июня 2016 г.).; постановление по жалобе № 38758/05 «Морозов против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 12 февраля 2016 г.).; постановление по жалобе № 48416/09 «Коркин против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.); постановление по жалобам № 36101/11, 36831/11, 52683/12, 63745/12, 59337/13, 67679/13, 67943/13, 77397/13, 3251/14, 9694/14, 13257/14 и 19016/14 «Аристов и другие против Российской Федерации» (вынесено 30 июня 2016 г.); постановление по жалобе № 32917/13 «Видиш против Российской Федерации» (вынесено 15 марта 2016 г., вступило в силу 15 июня 2016 г.).

Цензура переписки заявителя с Европейским Судом по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений статей 8 и 34 Конвенции в части цензуры переписки заявителя с Европейским Судом по правам человека.

Постановление по жалобе № 36814/06 «Чукаев против Российской Федерации» (вынесено 5 ноября 2015 г., вступило в силу 5 февраля 2016 г.); постановление по жалобе № 32917/13 «Видиш против Российской Федерации» (вынесено 15 марта 2016 г., вступило в силу 15 июня 2016 г.).

Неисполнение (несвоевременное исполнение) судебных постановлений

Решение Европейского Суда по правам человека по жалобе № 24324/05 «Владимир Николаевич Смагилов против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 13 ноября 2014 г.).

Заявитель жаловался на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с тем, что российские власти не смогли помочь ему добиться исполнения решения суда, вынесенного против частной компании, а также в связи с тем, что он был лишен доступа к правосудию в рамках спора о компенсации ущерба, причиненного отказом судьи применить в гражданском процессе обеспечительные меры.

В отношении предполагаемой неспособности властей помочь заявителю добиться исполнения судебного решения, вынесенного против частной компании, Европейский Суд установил, что «…во время рассматриваемых событий заявитель считал статью 1069 [Гражданского кодекса Российской Федерации] доступным и эффективным средством правовой защиты в своем деле. В 2007 году он предпринял попытку возбудить соответствующее гражданское судопроизводство в отношении Казначейства Российской Федерации и Управления Службы судебных приставов, которая оказалась безрезультатной из-за того, что заявитель не выполнил разумные процессуальные требования российского законодательства, не сформулировав свои исковые требования к ответчикам и не указав их почтовые адреса. В замечаниях сторон нет никаких свидетельств того, что заявитель устранил или попытался устранить указанные недостатки, несмотря на то, что российские суды предоставили ему такую возможность…, и, таким образом, заявитель не выполнил своего обязательства оценить степень защиты его прав национальной правовой системы…[В] рассматриваемом деле отсутствие результата не может быть истолковано как доказательство недоступности или неэффективности данного средства правовой защиты» (п. 43 решения).

Суд подчеркнул, что «…указанное властями внутригосударственное средство правовой защиты [Возможность подачи гражданского иска о возмещении ущерба в соответствии со статьей 1069 Гражданского кодекса Российской Федерации] имеет четкие правовые основания в рамках внутригосударственного права и является достаточно неизменным с точки зрения законодательства и процессуальных норм…[Ч]етким основанием для указанного властями средства правовой защиты является статья 1069 Гражданского кодекса. Положения данной статьи с достаточной степенью определенности предусматривают перечень прав на возмещение ущерба (ущерба, причиненного в результате действий, бездействия или законных актов органов государственной власти или их должностными лицами), соответствующую компенсацию (возмещение ущерба), основания для получения компенсации (незаконность актов, действий или бездействия), а также перечень государственных учреждений, ответственных за выплату компенсаций (Федеральное казначейство или его областные или местные управления). Более того, общие положения статьи 1064 части 1 Гражданского кодекса указывают на обязательное полное возмещение соответствующего ущерба. Часть 2 статьи 1064 и статья 1069 Гражданского кодекса в совокупности определяют распределение бремени доказательства, при котором истец должен доказать незаконность действия (бездействия), а ответчик – отсутствие своей вины» (п. 44 решения).

Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…статья 1069 представляет собой средство правовой защиты, которое является достаточным для возмещения ущерба в отношении соответствующих жалоб, и что в свете существующей российской судебной практики данное средство правовой защиты может обеспечить разумные шансы на благоприятный результат…[В] своих замечаниях власти указали ряд соответствующих примеров из российской судебной практики по делам физических и юридических лиц, которые прибегли к статье 1069 как средству правовой защиты в российских судах общей юрисдикции и арбитражных судах. Заявитель в своих замечаниях оспорил наличие такой судебной практики, однако не представил никаких доказательств обратного. Соответственно, Европейский Суд приходит к выводу о том, что позиция властей в достаточной степени основана на соответствующей судебной практике на национальном уровне…[Д]оступность и эффективность статьи 1069 подтверждается авторитетным толкованием Конституционным Судом соответствующих положений национального законодательства, а также рекомендациями, судов высшей инстанции российской судебной системы… [В]ласти в своем заявлении о неисчерпании средств правовой защиты представили доказательство наличия доступного и эффективного внутригосударственного средства правовой защиты (гражданский иск о возмещении ущерба, поданный в соответствии со статьей 1069 Гражданского кодекса) в отношении предполагаемого отказа российских властей помочь заявителю добиться исполнения судебного решения, вынесенного против частного лица» (пп. 45-48 решения).

В отношении вопроса об использовании заявителем доступного и эффективного внутригосударственного средства правовой защиты, Суд заключил, что «…в настоящем деле два разных гражданских процесса преследовали совершенно разные цели – признание действий судебного пристава-исполнителя неправомерными и получение денежного возмещения ущерба соответственно. Если бы заявителю было отказано в удовлетворении иска о признании, его шансы на получение денежной компенсации существенно снизились бы, однако в настоящем деле районный суд, напротив, своим определением признал незаконность бездействия судебного пристава на основании принципа res judicata в отношении иска по статье 1069…[З]аявитель не исчерпал доступные и эффективные внутригосударственные средства правовой защиты в отношении своей жалобы на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с предполагаемым отказом российских властей помочь ему добиться исполнения судебного решения, вынесенного против частного лица. Следовательно данная жалоба должна быть признана неприемлемой в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции» (пп. 51-52 решения).

В отношении жалоб заявителя на отказ в доступе к правосудию, Европейский Суд отметил, что «…действие пункта 1 статьи 6 распространяется на «разногласия» (споры) по вопросам «гражданских прав», которые могут считаться, по крайней мере, на спорных основаниях, признанными в рамках национального права в независимости от того, защищены ли они также и в рамках Конвенции» (п. 54 решения).

Суд установил, что «…[и]з положений Гражданского кодекса и Гражданского процессуального кодекса следует, что российская законодательная система предусматривает законные основания для подачи иска о возмещении ущерба, причиненного физическому лицу в результате незаконных действий или бездействия национальных органов государственной власти или их должностными лицами, в том числе судами и судьями. Данный вывод подтверждается толкованием Конституционным Судом положений, касающихся возмещения вреда, причиненного в результате незаконных действий или бездействия судей или судов» (п. 56 решения).

Суд также указал, что «…[в] настоящем деле нет никаких доказательств того, что действия судьи по отказу в применении обеспечительных мер, которых добивался заявитель, выходили за пределы его полномочий или были незаконны. Напротив, отказ может рассматриваться как разумное осуществление судьей своего права усмотрения, характерного для осуществления правосудия и соответствующего применимым положениям национального законодательства… [Д]анный подход российского законодательства соответствует требованиям статьи 6 Конвенции о независимом и беспристрастном суде. Юридическая независимость не предполагает наличие иммунитета к вынесению неверных решений, однако требует от судьи принятия решений в соответствии с имеющимися у него сведениями, собственными убеждением, разумными соображениями и без опасений быть наказанным. Возможность подачи гражданского иска о возмещении вреда, причиненного в результате законного и обоснованного определения по вопросу применения обеспечительных мер, неизбежно привела бы к ограничению усмотрения судьи. Надлежащим средством правовой защиты для стороны производства является стандартный механизм обжалования. В связи с этим Европейский Суд отмечает, что заявитель не обжаловал соответствующее определение суда…даже несмотря на то, что в соответствии с российским процессуальным правом у него такая возможность была» (п.п. 58-59 решения).

Европейский Суд подчеркнул, что «…гражданский иск заявителя к Судебному департаменту является ничем иным, как попыткой обойти стандартную процедуру исполнения решения суда и соответственно привлечь государство к ответственности за долги частного лица. В рамках указанного производства заявитель явно добивался взыскания присужденной ему судом компенсации; однако исполнения решения он добивался не от должника, который отказался выплачивать компенсацию, а от судьи, который посчитал применение ограничений до окончательного определения гражданских прав необоснованным…[Г]ражданский иск имел опосредованное отношение к фактически желаемому результату и, таким образом, не может считаться действительно существующим серьезным спором» (п. 60 решения).

Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…требование заявителя о возбуждении гражданского производства по вопросу возмещения ущерба, предположительно причиненного в результате законного отказа судьи применить обеспечительные меры, не соответствует стандартам Конвенции о действительно существующем и серьезном споре по вопросу гражданских прав…[Ж]алоба на отказ в доступе к правосудию в рамках данного производства не соответствует ratione materiae положениям статьи 6 Конвенции и должна быть признана неприемлемой в соответствии с подпунктом «а» пункта 3 статьи 35 Конвенции» (п. 61 решения).

В Верховный Суд Российской Федерации также поступило постановление по жалобе № 2686/06 «Калугина против Российской Федерации» (вынесено 21 июня 2016 г.), содержащее констатацию нарушения Российской Федерацией положений пункта 1 статьи 6 и/или статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в части неисполнения судебных постановлений.

В сфере рассмотрения дел об административных правонарушениях

Право на юридическую помощь защитника

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 46998/08 «Михайлова против Российской Федерации» (вынесено 19 ноября 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.).

Заявитель жаловалась на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с непредоставлением ей бесплатной юридической помощи в ходе производства по ее делу об административном правонарушении.

Европейский Суд напомнил, что «…не будучи абсолютным, право каждого обвиняемого в совершении уголовного преступления на эффективную защиту посредством адвоката, назначенного властями, если это необходимо, является одной из основ справедливого судебного разбирательства» (п. 77 постановления).

«Право на получение бесплатной юридической помощи, предусмотренное подпунктом «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции, может быть реализовано при условии соблюдения двух условий. Во-первых, у заявителя должно быть недостаточно средств для оплаты юридических услуг. Во-вторых, предоставление юридической помощи осуществляется в интересах правосудия» (п. 78 постановления).

По мнению Европейского Суда «…[д]ля установления необходимости предоставления юридической помощи в интересах правосудия в рамках внутригосударственного производства, Суд принимает во внимание несколько факторов. Для этого необходимо рассмотреть совокупность обстоятельств дела, в том числе с учетом серьезности правонарушения, степени суровости возможного наказания, степень сложности дела и личную ситуацию заявителя» (п. 79 постановления).

Европейский Суд постановил, что «…в случае возможного лишения свободы интересы правосудия, как правило, требуют услуг судебного представительства, причем если обвиняемый не в состоянии самостоятельно их оплатить, они должны быть предоставлены за счет бюджетных средств…Однако Конвенция не предусматривает какого-либо порога продолжительности такого лишения свободы. При этом изложенное выше не означает, что бюджетные средства не должны предоставляться для обеспечения судебного представительства в делах, не касающихся возможного лишения свободы» (п. 82 постановления). «…

предоставление государством юридической помощи в делах, не относящихся к уголовному праву, может быть обязательным в соответствии с пунктом 1 статьи 6 в случае, если ее отсутствие препятствует эффективной реализации права на обращение в суд» (п. 84 постановления).

Привлечение заявителя к ответственности по статье 19.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях

Суд отметил, что «…заявителю было предъявлено обвинение в одном эпизоде неповиновения распоряжению сотрудников полиции. Можно утверждать, что предъявление такого обвинения требовало, в том числе, проверки законности распоряжения сотрудника полиции (с учетом других законодательных актов, таких как Закон «О собраниях» и Закон «О полиции»), либо правового заключения по вопросу реализации заявителем своего права на свободу собраний и выражение мнения…. Суд согласен с тем, что утверждения заявителя, представленные в национальных судах, были содержательными, однако для разрешения вопроса о предоставлении юридической помощи этого недостаточно. В любом случае, знание или незнание заявителем юриспруденции не имело и не могло иметь значения, поскольку законодательством исключалась какая-либо возможность предоставления юридической помощи. Что касается личной ситуации заявителя, то Суд отмечает, что заявитель была пенсионером и не имела юридического или другого соответствующего образования» (п. 91 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что «…наказание было в достаточной мере суровым для того, чтобы прийти к выводу о необходимости предоставления заявителю бесплатной правовой помощи «в интересах правосудия»» (п. 92 постановления).

Суд напомнил, что «…подпункт «с» пункта 3 статьи 6 предоставляет Высоким Договаривающимся Сторонам выбор средств для обеспечения соблюдения права на получение юридической помощи в своих судебных системах, задача Суда – лишь определить, соответствует ли выбранный ими способ требованиям справедливого разбирательства….Однако заявитель была лишена как возможности воспользоваться юридической помощью во время судебных разбирательств, так и возможности получить юридическую помощь другим способом, например, в виде юридической консультации либо помощи/представительства до судебного слушания или во время составления апелляционной жалобы, либо всего перечисленного вместе взятого…И, наконец, вопрос о том, могло ли апелляционное или любое дальнейшее производство по делу рассматриваться в качестве средства правовой защиты в отношении непредоставления юридической помощи с учетом сферы действия пересмотра и практических механизмов его реализации, не стоит…В действительности, в рамках этих производств бесплатная юридическая помощь тоже не была предусмотрена» (п. 94 постановления).

Суд установил наличие нарушенияпункта 1 и подпункта «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции (п. 95 постановления).

Привлечение заявителя к ответственности по статье 20.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях

«Что касается степени суровости предусмотренного законом наказания, то Суд отмечает, что во время рассматриваемых событий единственным предусмотренным наказанием было наложение штрафа в размере 1 000 рублей (28 евро), что является относительно небольшой суммой даже применительно к национальным условиям» (п. 96 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что «…дело касалось одного эпизода, в отношении которого были определены достаточно ясные правовые признаки, в том числе состав правонарушения. В то же время Суд отмечает, что при предъявлении обвинений необходимо было установить применимые нормы и действия, в отношении которых статьей 20.2 КоАП [Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях] предусмотрено наказание, а также оценить их с учетом и на основании других законодательных актов, таких как Закон «О собраниях»…, и, в конечном итоге, с учетом правовых соображений относительно реализации обвиняемой своего права на свободу собраний и/или свободу выражения мнения…Вполне возможно, что эта задача могла помочь определить степень сложности дела, для чего у заявителя не было необходимых знаний или юридического образования» (п. 97 постановления).

Суд подчеркнул, что «…производство в отношении заявителя было непосредственно связано с реализацией ее основных свобод, гарантированных статьями 10 и 11 Конвенции. Соответственно нельзя утверждать, что заявитель рисковал немногим» (п. 99 постановления).

Суд установил, что «…заявитель была лишена как возможности воспользоваться юридической помощью во время судебных разбирательств, так и возможности получить юридическую помощь другим способом, например, в виде юридической консультации либо помощи/представительства до судебного слушания или во время составления апелляционной жалобы, либо всего перечисленного вместе взятого» (п. 100 постановления).

Суд указал, что «…в целях соблюдения требований статьи 6 Конвенции, при рассмотрении вопроса о юридической помощи следует в первую очередь провести на национальном уровне оценку соответствующих фактических обстоятельств и правовых признаков (такие как проверка имущественного положения и «интересы правосудия»), особенно в случаях, аналогичных настоящему делу, где в ходе национального производства затрагиваются основные права и свободы, гарантированное Конвенцией. Однако в силу положений российского законодательства, такая оценка на национальному уровне не проводилась» (п. 101 постановления).

С учетом исследованных обстоятельств Суд пришел к выводу, что «…интересы правосудия» в конкретных обстоятельствах настоящего дела требовали предоставления бесплатной юридической помощи. Следовательно, имело место нарушение пункта 1 и подпункта «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции» (п. 102 постановления).

Административное выдворение

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 40081/14, 40088/14 и 40127/14 «Л.М. и другие против Российской Федерации» (вынесено 15 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.).

Заявители в частности утверждали, что их возвращение в Сирию нарушит их права, гарантированные статьями 2 и 3 Конвенции, и что их содержание в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан (далее – специальное учреждение, центр временного содержания иностранных граждан) в России нарушало статьи 3 и 5 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…внутригосударственные суды ограничились установлением того, что нахождение заявителей на территории России является незаконным… [Р]айонный суд и… областной суд не стали подробно рассматривать угрозы, на которые ссылались заявители, и множество международных и национальных источников, описывающих текущую ситуацию в Сирии…[В]виду абсолютного характера статьи 3 невозможно сравнить наличие угрозы жестокого обращения и оснований для выдворения…Подход судов в настоящем деле вызывает особое сожаление, поскольку в стране существует практика, согласно которой внутригосударственные суды, в том числе Верховный [С]уд [Российской Федерации], при рассмотрении административных правонарушений в области иммиграции принимают во внимание и придают существенное значение аргументам истцов о существовании серьезной угрозы жестокого обращения. В результате постановление о выдворении может быть отменено» (п. 115 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что «…общая ситуация насилия, как правило, сама по себе не приводит к нарушению статьи 3 в случае выдворения…; однако он никогда не исключает вероятность того, что общая ситуация насилия в стране назначения является настолько напряженной, что создает реальную опасность того, что выдворение заявителя в эту страну обязательно повлечет нарушение статьи 3 Конвенции. Тем не менее, Суд принимает такой подход только в самых тяжелых случаях общего насилия, где существует реальная угроза жестокого обращения попросту в силу того, что по возвращении лицо станет объектом этого насилия (п. 119 постановления).

Европейский Суд установил, что «…заявители родом из г. Алеппо и г. Дамаска, где идут особо жестокие сражения. [Один из заявителей] рассказал об убийстве его родственников вооруженными ополченцами, которые захватили район, в котором он жил. Он также сказал, что он боялся, что его тоже убьют. [Другой заявитель] имеет палестинское происхождение и не имеет гражданства. Согласно УВКБ ООН [Управление Верховного комиссара Организации Объединённых Наций по делам беженцев], «почти все области, в которых проживает большое количество беженцев из Палестины, непосредственно затронуты конфликтом». УВКБ ООН считает, что данная группа людей нуждается в международной защите. Суд также отмечает, что заявителями являются молодые люди, которые, по мнению «Хьюман Райтс Вотч» [Human Rights Watch. Неправительственная организация, осуществляющая мониторинг, расследование и документирование нарушений прав человека], особенно подвержены угрозе содержания под стражей и жестокого обращения» (п. 124 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что «…заявители обоснованно утверждают, что их возврат в Сирию нарушит статьи 2 и/или 3 Конвенции. Власти не представили никаких доводов или информации, которая могла бы опровергнуть эти утверждения. Также… [власти] не сослались на какие-либо особые обстоятельства, которые обеспечивали бы заявителям защиту в случае возврата в Сирию» (п. 125 постановления).

Европейский Суд напомнил, рассматривая представленные жалобы в части предполагаемого нарушения пункта 4 статьи 5 Конвенции что «с момента вынесения постановления по делу «Азимов против России», которое касалось аналогичной жалобы…, он установил нарушение пункта 4 статьи 5 в ряде дел против России ввиду отсутствия в национальном законодательстве положения, которое позволило бы заявителю возбудить процедуру судебного пересмотра его содержания в специальном учреждении в ожидании выдворения…. В деле «Ким против России» власти признали нарушение пункта 4 статьи 5 и, учитывая повторяющийся характер нарушения, Суд указал, что власти России должны «обеспечить в своей правовой системе наличие механизма, посредством которого лица могли бы возбуждать производство с целью рассмотрения законности их в специальном учреждении до административного выдворения, в свете событий в производстве по административного выдворения» (п. 141 постановления).

Суд установил, что «…заявители в настоящем деле не имели в своем распоряжении процедуру для судебного пересмотра законности их содержания в специальном учреждении. Таким образом…имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в отношении каждого из трех заявителей» (п. 142 постановления).

Рассматривая вопрос о соблюдении требований подпункта «f» пункта 1 статьи 5 Конвенции, Европейский Суд вновь напомнил, что «…[л]юбое лишение свободы в соответствии с подпунктом «f» пункта 1 статьи 5 может быть оправданным только в ходе производства по делу о депортации или экстрадиции. Если это производство не осуществляется с должной тщательностью, лишение свободы перестает быть приемлемым по смыслу подпункта «f» пункта 1 статьи 5…[Л]ишение свободы в соответствии с подпунктом «f» пункта 1 статьи 5 должно отвечать материально-правовым и процессуальным нормам внутригосударственного законодательства. Однако соблюдения норм национального законодательства недостаточно: пункт 1 статьи 5 требует, чтобы любое лишение свободы учитывало цель защиты лица от произвола. Понятие «произвол», содержащееся в пункте 1 статьи 5 Конвенции, не ограничивается несоблюдением норм национального права, вследствие чего лишение свободы может являться правомерным в рамках национального законодательства, но при этом быть произвольным и, следовательно, противоречащим требованиям Конвенции. Чтобы содержание под стражей, осуществляющееся на основании подпункта «f» пункта 1 статьи 5 Конвенции, нельзя было назвать произвольным, оно должно осуществляться добросовестно; при этом оно должно быть тесно связано с тем основанием для заключения под стражу, на которое ссылаются власти; место и условия содержания под стражей должны быть приемлемыми; продолжительность содержания под стражей не должна превышать срока, разумно необходимого для достижения преследуемой цели» (п. 146 постановления).

Суд пришел к выводу, что «изначальное постановление о помещении заявителей в специальное учреждение соответствовало букве национального закона. Кроме того, ввиду коротких доводов заявителей относительно ситуации в Сирии, представленных в ходе судебных слушаний, можно обоснованно сказать, что в течение первоначального периода содержания в специальном учреждении в отношении заявителей принимались меры с целью выдворения, поскольку, судя по всему, на данном этапе власти все еще выясняли, возможно ли осуществить их выдворение» (п. 147 постановления). Европейский Суд, однако, подчеркнул, что «…в апелляционных жалобах, поданных в… областной суд, заявители четко указали, со ссылкой на соответствующие российские источники, что выдворение в Сирию невозможно…27 мая 2014 года областной суд оставил без изменения постановления о выдворении и помещении в специальное учреждение, не рассмотрев доводы относительно возможности выдворения. Отдельным определением областной суд отказал в ходатайстве [одному из заявителей] об отмене наказания в виде выдворения, сославших лишь на административное правонарушение, которое тот совершил… В июне 2014 года Федеральная служба судебных приставов попросила тот же суд приостановить исполнение постановлений о выдворении, указав, что выдворение не может быть осуществлено. Суд вновь отказал, сославшись на отсутствие правовых оснований для отсрочки выдворения… В результате, несмотря на наличие достаточного количества материалов, указывающих на то, что не следует принимать никаких мер с целью выдворения, содержание заявителей в специальном учреждении было санкционировано. [Двое заявителей] до сих пор содержатся в специальном учреждении, в то время как [третий заявитель] сбежал и находится на свободе с августа 2014 года. Таким образом, при обстоятельствах настоящего дела Суд при[шел] к выводу о том, что нельзя сказать, что после 27 мая 2014 года заявители являлись лицами «в отношении которых принимались меры с целью их выдворения или экстрадиции». Следовательно, их содержание в специальном учреждении после этой даты не было приемлемым согласно оговорке к праву на свободу, содержащейся в подпункте «f» пункта 1 статьи 5 Конвенции» (п. 148 постановления).

В сфере гражданско-правовых отношений

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 40025/10 «Лагунов против Российской Федерации» (вынесено 1 марта 2016 г.).

Заявитель жаловался на то, что он не мог получить компенсацию за содержание под стражей, которое он считал незаконным.

Европейский Суд установил: «…национальные суды признали, что сотрудники милиции задержали заявителя в отсутствие «обоснованного подозрения» в том, что он совершил преступление… Таким образом, лишение свободы не представляло собой какое-либо из исключений относительно права на свободу, перечисленных в подпунктах (a)–(f) пункта 1 статьи 5. Поскольку его задержание нарушало пункт 1 статьи 5, в деле применим пункт 5 статьи 5» (п. 16 постановления).

Европейский суд ранее уже устанавливал, что «…российское гражданское право ограничивает ответственность за незаконное содержание под стражей определенными процессуальными формами лишения свободы, к которым относятся, в частности, заключение под стражу в рамках уголовного судопроизводства и содержание под стражей после вынесения постановления в рамках административного производства, но не задержание [См. постановление Суда по делу «Махмудов против России», пункт 104]… В настоящем деле, как и в деле «Махмудов против России», заявитель был подвергнут задержанию, а его требование о компенсации было отклонено со ссылкой на то же положение…При таких обстоятельствах Суд не видит каких-либо оснований для иного заключения по настоящему делу (п. 17 постановления).

Следовательно, было допущено нарушение пункта 5 статьи 5 Конвенции.

В сфере гражданского, административного судопроизводств, а также судопроизводства в арбитражных судах Российской Федерации

Участие лишенного свободы лица в судебном разбирательстве по гражданскому делу

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 27236/05, 44223/05, 53304/07, 40232/11, 60052/11, 76438/11, 14919/12, 19929/12, 42389/12, 57043/12 и 67481/12 «Евдокимов и другие против Российской Федерации» (вынесено 16 февраля 2016 г., вступило в силу 16 мая 2016 г.)

Заявители жаловались, в частности, на то, что им было отказано в возможности лично явиться в суд в гражданском процессе, сторонами которого они, будучи лишенными свободы, являлись. По мнению заявителей было нарушено их право на справедливое разбирательство дела согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции.

Европейский Суд повторил, что «…статья 6 Конвенции гарантирует не право личного присутствия на заседании гражданского суда, а закрепляет более общее право на эффективное участие в судебном разбирательстве и равные условия с противоположной стороной. Пункт 1 статьи 6 Конвенции оставляет за Государством свободный выбор средств, позволяющих гарантировать участникам судебных разбирательств данные права…. Таким образом, вопросы личного присутствия в суде, формы судопроизводства — устная или письменная, а также защиты правовых интересов в суде тесно связаны и должны быть рассмотрены в контексте гарантии «справедливого судебного разбирательства» по статье 6. Суд должен установить, была ли предоставлена заявителю, участнику гражданского судопроизводства, разумная возможность узнавать и комментировать доводы или доказательства, предоставленные другой стороной, и представлять свое дело в условиях, не ставящих его в невыгодное положение по отношению к своим оппонентам» (п. 22 постановления).

«Что касается формы судебного разбирательства, [далее продолжил Европейский Суд], право на «публичное разбирательство» согласно пункту 1 статьи 6 истолковано в установленной прецедентной практике Суда как включающее в себя право на «устное слушание». Тем не менее, обязательство проведения заседания, предусмотренное этой статьей Конвенции, не является абсолютным. Устное слушание может и не быть необходимым в исключительных обстоятельствах дела, например, в случаях, когда оно не поднимает фактических или правовых вопросов, которые не могут быть надлежащим образом разрешены на основании материалов дела и письменных доводов сторон… Также при условии, что устное слушание было проведено в суде первой инстанции, на апелляционном уровне, на котором непроведение такого слушания может быть оправдано особыми характеристиками производства, о котором идет речь, применяются менее строгие требования. Таким образом, судебные разбирательства о предоставлении права на обжалование и судебные разбирательства, относящиеся только к правовым, а не к фактическим вопросам, могут соответствовать требованиям статьи 6, даже если лицо, падавшее жалобу, не имело возможности быть лично выслушанным судом апелляционной или кассационной инстанции» (п. 23 постановления).

Суд согласился, что «…в связи с очевидными трудностями, сопряженными с переводом заключенных из одного места содержания под стражей в другое, представление интересов заключенного заявителя адвокатом не являлось бы нарушением принципа «справедливого судебного разбирательства», при условии, что ходатайство не было основано на личном опыте заявителя» (п. 24 постановления).

Однако, по мнению Европейского Суда «…личное участие участника судебных разбирательств считалось необходимым с точки зрения статьи 6 в делах, когда характер и образ жизни заинтересованного лица были непосредственно связаны с предметом дела или когда решение затрагивало поведение и опыт этого лица. Таким образом, Суд признал нарушение статьи 6 в делах, в которых характер гражданского спора обосновывал личное присутствие истца в суде, независимо от того, были ли его интересы представлены на слушании дела [См., например, иски о взыскании компенсации за неудовлетворительные условия содержания под стражей: постановление Европейского Суда от 14 марта 2013 г. по делу «Инсанов против Азербайджана»; постановление Европейского Суда от 22 декабря 2009 г. по делу «Скоробогатых против России»; постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г. по делу «Шилбергс против России»; см. также постановление Европейского Суда от 12 июня 2012 г. по делу «Грязнов против России», постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу «Ковалев против России», касающееся жалобы заявителя на жестокое обращение со стороны полиции; постановление Европейского Суда от 4 марта 2010 г. по делу «Мохов против России»; и постановление Европейского Суда от 29 октября 1991 г. по делу «Хелмерс против Швеции», иск на клевету; постановление Европейского Суда от 15 октября 2009 г. по делу «Сокур против России» и постановление Европейского Суда по делу «Гоч против Турции», пункт 48, спор о сумме компенсации неимущественного вреда, причиненного в результате незаконного содержания под стражей и судебного преследования]» (п. 25 постановления).

Суд повторил, что «…правовая помощь в гражданском разбирательстве не является обязательной. Только в случаях, когда стороне судебного разбирательства не предоставляется справедливого разбирательства дела без предоставления правовой помощи, со ссылкой на все факты и обстоятельства дела, статья 6 будет требовать оказания правовой помощи, включая участие адвоката…. Помимо этого, в случаях, когда ходатайство заявителя о явке в суд было отклонено, и ему не была предоставлена возможность предоставления правовой помощи, национальные суды должны, во всяком случае предоставить заявителю достаточное время с тем, чтобы он решил вопрос, связанный с представлением его интересов. Национальные суды, в частности, должны проверить, приняв во внимание время, уже проведенное заявителем в заключении, имеет ли до сих пор заявитель в своем распоряжении представителя, готового представлять его интересы в национальных судах, и если да, имел ли он возможность связаться с ним и поручить ему свое дело» (п. 26 постановления).

Суд отметил, что «…правила российского гражданского судопроизводства требуют проведения судами устного слушания во всех категориях дел без исключения… Это не позволяет российским судам рассматривать даже мелкие иски или споры технического характера без проведения слушания, как это могут делать суды других юрисдикций. Во всех случаях, когда проводится устное слушание, стороны имеют право участвовать и делать заявления в суде. Любая сторона может, как правило, отказаться от этого права по своему собственному желанию, и это не будет нарушением принципа беспристрастного слушания согласно статье 6 Конвенции, если добровольный отказ был определенно установлен» (п. 30 постановления).

Суд признал, что «…отсутствие законодательства, регулирующего участие заключенных в слушаниях, не может быть достаточным основанием для лишения их права предстать перед судом… Как ни одно из положений национального права не должно толковаться и применяться несовместимым с обязательствами государства согласно Конвенции образом…, так и пробел в национальном праве не может быть оправданием для неприменения стандартов Конвенции» (п. 31 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «…национальные суды обязаны сразу, как только им стало известно, что одна из сторон судебного процесса находится в местах лишения свободы и не имеет возможности присутствовать на слушании независимо от его или ее желания, проверить до начала рассмотрения существа жалобы, требует ли характер дела личных показаний стороны, заключенной в колонии, и выразила ли она желание присутствовать в суде. Если национальные суды рассматривают дело, пренебрегая участием стороны судебного процесса, по мнению Суда, они должны представить особые причины, почему они посчитали, что отсутствие стороны на слушании не отразится в целом на справедливости разбирательства. Они должны рассмотреть все доводы за и против проведения слушания в отсутствие одной из сторон, принимая во внимание, в частности, прецедентную практику Суда в аналогичных судебных делах и характер спорных вопросов, заблаговременно уведомить сторону, находящуюся в местах лишения свободы, о своем решении по делу и основаниях для этого решения… Решение должно быть сообщено стороне судебного процесса заблаговременно с тем, чтобы она имела достаточно времени для определения дальнейших действий для защиты своих прав» (п. 36 постановления).

«Анализ, который Суд предполагает найти в решениях национальных судов, должен выходить за рамки ссылок на неточности в законе, которые сделали невозможной явку стороны, находящейся в местах лишения свободы. Он должен основываться на четко выраженных причинах за и против присутствия стороны, находящейся в местах лишения свободы, истолкованных в свете требований Конвенции и всех относящихся к делу факторов, например, характера спора и затронутых гражданских прав» (п. 38 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…[о]собая форма процессуальных мер предоставления заключенному эффективной возможности участия зависит от многих условий, самым важным является вопрос, обращается ли иск к его или ее личному опыту и, соответственно, нужно ли суду заслушивать устные доказательства непосредственно от него или от нее. Национальным судам надлежит найти конкретные практические решения в соответствии с требованием справедливости судебного разбирательства с учетом местонахождения, доступного технического оснащения в здании суда и в месте содержания заключенного, доступности юридической помощи и других элементов, относящихся к делу. Рассмотрев все эти вопросы, национальные суды должны заблаговременно и соответствующим образом сообщить результат заключенному, чтобы он имел достаточно времени и средств для решения вопроса о способах защиты своих прав» (п. 41 постановления).

По мнению Европейского Суда «…[е]сли иск, главным образом, основывается на личном опыте заключенного, его устные замечания в суде будут «играть важную роль в [его или ее] преставлении дела и будут фактически единственным способом обеспечения состязательного судопроизводства»… Только давая показания лично, заключенный мог обосновать свои жалобы и ответить на вопросы судей при их наличии. В таких обстоятельствах верным решением будет проведение судебного разбирательства в месте заключения истца или использование видеосвязи» (п. 42 постановления).

В отношении использования видеосвязи или системы видеоконференц-связи Европейский Суд обратил внимание на то, что «…такая форма участия в судебном процессе предназначена, среди прочего, для того, чтобы уменьшить промедление при перевозке заключенных и, таким образом, облегчить и ускорить судебный процесс… Обращение к таким средствам не является, как таковое, несовместимым с понятием справедливого и публичного слушания дела, но оно должно осуществляться так, чтобы заключенный мог следить за ходом судебного процесса, видеть присутствующих и слушать сказанное, а также участвовать и быть заслушанным другими сторонами, судьей и свидетелями беспрепятственно» (п. 43 постановления).

Суд подчеркнул, что «…[п]роведение судебного заседания вне зала суда, напротив, является времязатратной процедурой. При этом проведение судебного заседания, например, в месте отбывания наказания, куда, по общему правилу, не имеет доступа общественность, сопровождается возможностью нарушения принципа публичности судебного разбирательства. В таких случаях государство обязано принять компенсационные меры для обеспечения возможности уведомления общественности и СМИ о месте проведения слушания и предоставления им фактического доступа» (п. 44 постановления).

Европейский Суд исходит из позиции, что «…[с]бор доказательств по поручению также отвечает требованиям справедливого судебного разбирательства. Право заслушать заключенного может быть поручено судье или суду, находящемуся рядом с местом отбывания наказания. В сочетании с контролем судьи первой инстанции на всем протяжении судебного процесса, в целях обеспечения информированности заключенного о доводах противоположной стороны и возможности в полной мере и должным образом отвечать на них, допрос заключенного вне зала суда не будет противоречить принципу справедливого судебного разбирательства» (п. 45 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, «…когда национальный суд решает, что для заключенного было не столь важно лично давать показания, его или ее право на справедливое судебное разбирательство может быть гарантированно посредством определенной формы представления интересов. Законодательство РФ об оказании бесплатной юридической помощи устанавливает принцип получения бесплатной юридической помощи, основанный на доходе стороны судебного разбирательства и характере спора, участником которого он является… Перечень видов споров является исчерпывающим и не включает, например, иск с требованием компенсации вреда за унижающие достоинство условия содержания под стражей. В делах, содержащих иск такого типа, Суд не был убежден на основании доступной информации в том, что российская система правовой помощи предоставила заявителям надлежащую защиту их прав… Если заключенный не может позволить себе квалифицированное судебное представительство своих интересов, он имеет право назначить своим представителем в судебном разбирательстве родственника, друга или знакомого… В этом случае национальные суды должны, во-первых, удостовериться имел ли заключенный достаточно времени, чтобы найти лицо, готовое представлять его в суде, и поручить ему ведение дела, и, во- вторых, удостовериться, что шансы заключенного на справедливое слушание дела не нарушены из-за непрофессионального представления его интересов» (п. 46 постановления).

Суд отметил, что «…во всех случаях, когда национальные суды делают выбор в пользу процессуальных мер, направленных на устранение помехи, которая была причиной неявки заключенного в зал суда, они должны проверить, будет ли выбранное решение учитывать право отсутствующей стороны на эффективное представление его дела в суде и не поставит ли оно его в невыгодное положение по отношению к его оппоненту. Суду предстоит вынести решение по вопросу, были ли меры, принятые для обеспечения полноценной возможности участия заключенного в судебном процессе достаточными, и был ли судебный процесс в целом справедливым в значении статьи 6 Конвенции» (п. 47 постановления).

Европейский Суд установил, что «…[н]ациональные суды отказали заявителям в удовлетворении ходатайства о присутствии в суде, ссылаясь на отсутствие правовой нормы, требующей их присутствия в обязательном порядке… [С]ылка на технические основания без обращения к существенному вопросу о том, требует ли характер спора как таковой, чтобы сторона лично явилась в суд, несовместима с должным соблюдением принципа справедливого судебного заседания, так как заявитель не должен быть обременен в результате несостоятельности законодателя обеспечить в особых обстоятельствах сторон, находящихся в местах лишения свободы, явку в суд в гражданском процессе. Вопреки заявлению [в]ластей о том, что заявители могли эффективно представить свое дело в судах, так как они были должным образом извещены обо всех слушаниях, одного только извещения заявителей о дате проведения слушания было недостаточно в ситуации, когда современное состояние национального законодательства фактически мешает им явиться в суд» (п. 50 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…[в] распоряжении национальных судов имелся ряд других возможностей для обеспечения явки заявителей в зал суда, которые были упомянуты в прецедентной практике Конституционного Суда Российской Федерации. Как оказалось, национальные суды вовсе не использовали эти возможности… Суд на[шел] особенно поразительным то, что национальные суды не только не рассмотрели каждое дело в индивидуальном порядке, но и пренебрегли возможностями, определенно указанными Конституционным Судом для обеспечения заявителей процессуальными правами в подобных обстоятельствах» (п. 51 постановления).

Суд заключил, что «…(i) должным образом не оценив характер гражданских исков, поданных заявителями, с тем, чтобы принять решение о том, являлась ли их явка обязательной, а также вместо этого акцентировав внимание на недостатках национального права, и (ii) не рассмотрев соответствующие процессуальные действия, предоставляющие заявителям возможность быть заслушанными в суде, национальные суды лишили заявителей возможности эффективно представлять свои дела в суде и не выполнили свое обязательство по обеспечению принципа справедливого судебного разбирательства закрепленного в статье 6 Конвенции» (п. 52 постановления).

Вопросы судебного извещения

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 2430/06, 1454/08, 11670/10 и 12938/12 «Ганькин и другие против Российской Федерации» (вынесено 31 мая 2016 г., вступило в силу 31 августа 2016 г.).

Заявители жаловались, что их право на справедливое судебное разбирательство дела согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции было нарушено в связи с отсутствием действий со стороны внутригосударственных судов по обеспечению их участия в судебных заседаниях по рассмотрению их кассационных жалоб, участниками которых они являлись.

Европейский Суд подчеркнул, что «…[в]нутригосударственные суды должны приложить обоснованные усилия для вызова сторон, участвующих в деле, на судебное слушание… Кроме того, стороны должны предпринять все необходимые меры для обеспечения эффективного получения корреспонденции, которая может быть направлена им внутригосударственными судами…. Даже в случае, если стороны, участвующие в деле, не демонстрируют должного усердия, последствия, отнесенные на счет их поведения внутригосударственными судами, должны быть соизмеримы с серьезностью допущенных ошибок в контексте основополагающего принципа справедливого слушания дела (п. 27 постановления).

Европейский Суд напомнил, что «…[с]татья 6 Конвенции не предусматривает особую форму вручения судебной корреспонденции… Кроме того, от внутригосударственных органов власти не требуется обеспечить идеально функционирующую почтовую систему… Однако общая концепция справедливого судебного разбирательства, фундаментальным принципом которой является состязательность судебного процесса…, гласит, что лицо, в отношении которого инициируется судебный процесс, должно быть извещено об этом… В случае если судебная документация, включая извещение о судебном заседании, надлежащим образом не вручена участнику судебного процесса, он может быть лишен возможности самостоятельной защиты в суде» (п. 28 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…правила российского гражданского судопроизводства требуют проведения судами устного слушания по всем категориям дел без исключения… Это не позволяет российским судам выносить решения даже по незначительным искам или спорам технического характера без проведения слушания. Принимая участие в устных слушаниях, стороны, участвующие в деле, имеют право делать устные заявления, избрать иной тип участия в слушании, например, назначив представителя, или ходатайствовать об отсрочке слушания. Для эффективной реализации этих прав стороны должны быть надлежащим образом заблаговременно уведомлены о времени и месте проведения слушания для того, чтобы располагать достаточным периодом времени для организации участия в судебном слушании по делу, назначить и проинструктировать представителя или проинформировать суд о своем решении не присутствовать на слушании. Право сторон, участвующих в деле, быть своевременно извещенными о предстоящем слушании представляет собой неотъемлемую часть права на эффективное участие в гражданском процессе, как это гарантировано ГПК РФ и статьей 6 Конвенции» (п. 33 постановления).

Европейский Суд напомнил, что «…выявление предпочтительных способов связи со сторонами, участвующими в деле, не является его задачей…, внутригосударственные суды, которые располагают достоверной информацией о текущей ситуации, имеют возможность эффективно оценить ситуацию в свете фактических обстоятельств…, таких как надежность местной почтовой службы, место нахождения сторон, участвующих в деле, а также техническая оснащенность. Также, Европейский Суд не имеет возможности абстрактно оценить, какое влияние конкретные средства связи могли оказать на право сторон, участвующих в деле, на эффективное участие в гражданском споре… В подобных делах роль Европейского Суда заключается в том, чтобы установить, являются ли такая интерпретация и толкование процессуальных норм совместимыми с положениями Конвенции» (п. 35 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…российские суды располагают достаточной свободой избрания способов извещения… ГПК РФ не ограничивает суды в выборе определенных способов извещения, но при этом предусматривает необходимость предоставления доказательств получения извещения. Это означает, что независимо от выбранного способа уведомления сторон, участвующих в деле, внутригосударственные суды должны располагать доказательствами получения извещения адресатом… Необходимость предоставления доказательств получения сторонами соответствующих уведомлений должна стимулировать внутригосударственные суды удостоверяться в том, достаточно ли заблаговременно судебные извещения получены сторонами, участвующими в деле, либо, в случае необходимости, к принятию решения о переносе судебного заседания. Европейский Суд установил нарушение статьи 6 Конвенции во многих российских делах, в рамках которых внутригосударственные суды не проверяли наличие доказательств получения извещений и рассмотрение ограничивалось лишь общими утверждениями, что сторона, участвующая в деле, «надлежащим образом извещена», не подтвердив данные утверждения никакими доказательствами доставки… Таким образом, внутригосударственные суды обязаны изучить доказательства уведомления сторон о предстоящем судебном заседании, которыми они располагают либо не располагают, а также внести соответствующие выводы в текст решения. Порядок рассмотрения данного вопроса национальными судами является ключевым в процессе изучения Европейским Судом других подобных дел» (п. 36 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что «…участники судебного процесса несут соответствующее обязательство предоставлять актуальные контактные данные и уведомлять об изменениях, которые могли произойти в ходе судебного разбирательства… В отличие от уголовных дел, внутригосударственные суды не несут ответственность за неотслеживание местонахождения отсутствующих сторон, участвующих в гражданском производстве…, при условии, что стороны, участвующие в деле, располагают информацией о том, что в их отношении проводится гражданское производство…. В случае, если сторона, участвующая в деле, указала предпочтительный способ уведомления, который не предусматривает материального доказательства получения, суд не будет иметь возможности убедиться в том, была ли сторона надлежащим образом уведомлена о проведении слушании или проинформировать сторону о переносе рассмотрения дела в случае, если принято решение о переносе слушания. Таким образом, внутригосударственные суды должны убедиться в том, было ли от стороны, участвующей в деле, получено согласие на использование конкретных способов связи, а также в том, что для связи использовались актуальные контактные данные. Предоставление указанной информации национальными судами позволит Европейскому Суду делать выводы об объективных причинах несвоевременного получения или неполучения стороной, участвующей в деле, извещения, в том числе о возможном непроявлении должного усердия такой стороной» (п. 37 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…[н]ациональным судам необходимо выявлять недостатки процедуры уведомления, прежде чем приступать к рассмотрению дела по существу. Анализ, который Европейский Суд ожидает увидеть в решениях внутригосударственных судов, не должен ограничиваться ссылками на факты отправки судебных извещений, а должен включать имеющиеся доказательства принятия мер по уведомлению стороны, участвующей в деле, с целью выявления факта того, была ли она достаточно заблаговременно извещена о предстоящем слушании… Ответ на данный вопрос позволит судам определить целесообразность переноса заседания до момента надлежащего извещения стороны… Суды не имеют права делать заключения о том, что сторона, участвующая в деле, отказалась от права личного присутствия, не убедившись в том, что такая сторона была уведомлена о наличии такого права и, следовательно, о рассматриваемом слушании…». Суд напомнил, что «при рассмотрении вопроса о своевременном извещении отсутствующей на заседании стороны, участвующей в деле, судам необходимо уделить особое внимание и обеспечить максимальную реализацию права рассмотрения дела такой стороны в суде, не ставя отсутствующую сторону в невыгодное положение по отношению к противникам. Это позволит Европейскому Суду рассмотреть вопрос на основании решений судов и определить, были ли слушания справедливыми в значении статьи 6 Конвенции» (п. 38 постановления).

С учетом изложенного Европейский Суд «…рассматривает любой выбранный способ связи внутригосударственных судов, который они считают надежным, на основании имеющихся доказательств о том, были ли стороны, являющиеся участниками дела, надлежащим образом уведомлены о предстоящем слушании. Европейский Суд, на основании приведенных аргументов внутригосударственных судов, примет решение, была ли сторонам, участвующим в деле, предоставлена возможность эффективно участвовать в рассмотрении своего дела» (п. 39 постановления).

Все заявители утверждали о своем отсутствии на кассационных слушаниях в рамках гражданского судопроизводства, сторонами которого они являлись. Европейский Суд отметил, что «…Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации в редакции, действовавшей на момент рассматриваемых событий, предусматривал проведение устных слушаний в судах кассационной инстанции, и что юрисдикция кассационных судов не ограничивалась вопросами права, но также распространялась на вопросы факта. Соответствующие суды были наделены полномочиями осуществлять пересмотр дела в полной мере, а также рассматривать дополнительные доказательства и доводы, которые не были рассмотрены в рамках слушаний в судах первой инстанции (см. статью 347 ГПК РФ)» (п. 40 постановления).

«Принимая во внимание большой объем дел для пересмотра, [продолжил Суд], гарантии справедливого слушания дела, изложенные в статье 6 Конвенции, включая, в частности, право делать устные заявления в суде, были не менее важны в процессе кассационных слушаний, чем в судах первой инстанции. Однако для того, чтобы указанные гарантии имели практический эффект, как того требует Конвенция, вместо того, чтобы оставаться теоретическим или иллюзорным правом, заявители должны быть извещены о проведении слушания таким образом, чтобы у них была возможность присутствовать на слушании в случае, если у них возникнет намерение реализовать свое право на участие в слушаниях, которое определено внутригосударственным правом» (п. 40 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что «…в соответствии с применимыми положениями российского законодательства, какие бы особые средства связи ни были избраны с целью извещения сторон, внутригосударственные суды должны были располагать доказательствами, свидетельствующими о том, что извещение было надлежащим образом вручено; в ином случае, слушание необходимо было отложить (см., в частности, статью 160 и пункт 2 статьи 167 ГПК РФ…). Однако кассационные решения не содержат никаких доказательств получения заявителями судебных извещений или какого-либо анализа в отношении наличия/отсутствия необходимости переноса слушания до надлежащего уведомления заявителей. Кроме того, в указанных решениях нет упоминаний о характере законных требований заявителей, которые могли сделать их присутствие необязательным. Таким образом, по мнению Европейского Суда, доводы, представленные [в]ластями, не были проверены в рамках внутригосударственного судопроизводства и были озвучены на слушаниях в Европейском Суде впервые. Европейский Суд в данной связи также напоминает, что отсутствие или недостаток доводов в решениях внутригосударственных судов не может служить причиной получения обратной силы в рамках слушаний в Европейском Суде, так как Суд не имеет возможности действовать на уровне национальных судов, которые располагали соответствующими доказательствами. По этой причине, Европейский Суд не может принять во внимание жалобы, которые [в]ласти государства-ответчика приводили впервые в рамках судебного производства в Суде» (п. 41 постановления).

С учетом исследованных обстоятельств дела Суд пришел к выводу, что «…факт того, что внутригосударственный суд не удостоверился в своевременном получении заявителем повестки, а в случае, если он ее не получал, в необходимости переноса слушания, сам по себе не имеет ничего общего с подлинным соблюдением принципа справедливого судебного разбирательства и позволяет Европейскому Суду прийти к выводу о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции» (п. 42 постановления).

Отмена вступившего в законную силу судебного постановления

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 5623/09, 12460/09, 33656/09 и 20758/10 «Трапезников и другие против Российской Федерации» (вынесено 5 апреля 2016 г., вступило в силу 5 июля 2016 г.)

Заявители жаловались на отмену в порядке надзорного производства в период с 2008 по 2012 год решений национальных судов, вынесенных в их пользу, и считающихся окончательными и подлежащими исполнению в соответствии с внутригосударственным процессуальным законодательством. По мнению заявителей отмена в порядке надзора вынесенных в их пользу окончательных решений не была оправдана обстоятельствами существенного и аргументированного характера, и, следовательно, был нарушен принцип правовой определенности. Они ссылались на статью 6 Конвенции и статью 1 Протокола № 1 к Конвенции.

Европейский Суд упомянул правовую позицию, согласно которой «…[п]равовая определенность предполагает уважение принципа res judicata…, то есть принципа окончательности решений. Данный принцип подчеркивает, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и имеющего обязательную силу судебного решения исключительно в целях проведения повторного слушания и нового рассмотрения дела. Полномочия вышестоящего суда по пересмотру должны осуществляться в целях исправления судебных ошибок, последствий ненадлежащего отправления правосудия, а не в целях повторного рассмотрения дела по существу. Пересмотр не стоит рассматривать как скрытую апелляцию, и простая возможность существования двух взглядов на один предмет не может являться основанием для повторного рассмотрения. Отклонение от данного принципа оправдано только в тех случаях, если такую необходимость порождают обстоятельства существенного и аргументированного характера» (п. 23 постановления).

Европейский Суд установил, что «…[п]ересмотр в порядке надзора по делам заявителей осуществлялся в соответствии с положениями Гражданского процессуального кодекса РФ, действовавшими в период с 7 января 2008 года по 1 января 2012 года» (п. 29 постановления).

Суд пришел к выводу, что «…в рассматриваемой таким образом системе [обжалования] решения, вынесенные на уровне судов апелляционной инстанции, пусть и считающиеся обязательными и подлежащими исполнению по смыслу внутригосударственного процессуального законодательства, получили такую степень устойчивости, что выигравшая дело сторона не может ожидать, что другая сторона не прибегнет к данному средству уже после того, как проиграет дело в суде второй инстанции» (п. 33 постановления).

«…[Х]отя Суд принял решение не принимать данное средство правовой защиты во внимание в контексте правила шести месяцев…., он не может исключить, что его практическое действие, в определенных обстоятельствах, может соответствовать требованиям статьи 6 Конвенции» (п. 34 постановления).

По мнению Суда, «…в его задачи входит не решение абстрактных или теоретических вопросов относительно того, совместимо ли применимое национальное законодательство с Конвенцией или выполнили ли национальные власти требования национального законодательства… В делах по индивидуальным жалобам он должен в максимально возможной степени ограничиться, насколько это возможно, рассмотрением вопросов, поднятых в находящемся на рассмотрении деле, не упуская из виду общего контекста…. Поэтому Суд считает, что вопрос, который он должен решить по настоящим жалобам, не состоит в том, является ли измененная в 2008 году процедура пересмотра в порядке надзора совместимой как таковая с Конвенцией, а в том, привели ли процедуры, примененные в обстоятельствах данных конкретных дел, к нарушению требований правовой определенности» (п. 35 постановления).

Исследовав обстоятельства дела, Европейский Суд отметил, что «…по всем четырем жалобам надзорные жалобы были поданы сторонами разбирательства (властями-ответчиками в делах «Трапезников против России» и «Бычков и другие против России» и физическими лицами в делах «Рябчиков против России» и «Маркова против России»), а не должностным лицом, являющимся третьей стороной…, после того, как они воспользовались возможностью подачи апелляционной жалобы в суд второй инстанции… Данные жалобы были поданы в течение относительно коротких периодов времени и, в любом случае, в течение шестимесячного срока, установленного Гражданским процессуальным кодексом РФ…. Президиумы отменили решения нижестоящих судов и, в деле «Рябчиков против России», отклонили все требования заявителя и прекратили производство по делу. По делу «Маркова против России» было вынесено новое решение, в котором было частично удовлетворено встречное исковое заявление ответчиков, а дела «Трапезников против России» и «Бычков и другие против России» были отправлены на повторное рассмотрение в суды нижестоящей инстанции. Впоследствии разбирательства продолжились в свете выводов [п]резидиумов в судах первой и второй инстанции, которые частично удовлетворили требования заявителя по делу Трапезникова и отклонили все требования заявителей по делу Бычкова и других. Заявители по делу «Бычков и другие», а также по делу «Рябчиков против России» попытались, в свою очередь, подать надзорные жалобы на эти решения, но они оказались безрезультатными» (п. 36 постановления).

Суд установил, что «…[в]нутригосударственные решения, вынесенные в пользу заявителей, были отменены вышестоящими судами по жалобам ответчиков, поданных в течение относительно коротких периодов времени и, в любом случае, в те сроки, которые предусмотрены Гражданским процессуальным кодексом РФ, на том основании, что они были вынесены вопреки законодательству либо являлись необоснованными… Производство по пересмотру в порядке надзора по данным делам не длилось бесконечно и не сопровождалось какими-либо недостатками, выявленными Судом в его существовавшей ранее прецедентной практике… В результате, пересмотр в порядке надзора, применявшийся в конкретных обстоятельствах данных дел, не являлся несовместимым с принципом правовой определенности, закрепленным в Конвенции. По мнению Суда, он представлял собой следующее логическое звено в цепочке национальных средств правовой защиты, имеющихся в распоряжении сторон, а не дополнительным средством для возобновления производства по делу» (п. 37 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на следующее: «…жалобы заявителей на то, что отмена внутригосударственных судебных решений, вынесенных в их пользу, не была оправдана обстоятельствами существенного и непреодолимого характера, равносильна оспариванию правильности применения национальными судами внутригосударственного процессуального законодательства. Суд напоминает, что национальные суды имеют больше возможностей для того, чтобы толковать и применять нормы материального и процессуального права, а соответствующие решения, вынесенные на национальном уровне, не содержат явно произвольной аргументации… В этой связи Суд отмечает, что отмена окончательных внутригосударственных судебных решений, вынесенных в пользу заявителей, являлась оправданной по жалобам «Трапезников против России» и «Бычков и другие против России» в силу необходимости обеспечить единообразное применение национальной судебной практики применительно к законодательству, регулирующему права конкретной социальной категории на получение социальных выплат. Те же соображения в равной степени относятся и к жалобам «Рябчиков против России» и «Маркова против России», в которых ретроспективное применение внутригосударственного законодательства привело к тому, что ответчики были лишены своих имущественных прав» (п. 38 постановления).

Суд не усмотрел нарушения принципа правовой определенности в связи с применением по делам заявителей процедуры пересмотра в порядке надзора (п. 39 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 10775/09 «Светлана Васильева против Российской Федерации» (вынесено 5 апреля 2016 г., вступило в силу 5 июля 2016 г.).

Ссылаясь на статью 6 Конвенции и статью 1 Протокола № 1 к Конвенции, заявительница жаловалась на то, что в результате отмены вступившего в силу решения, вынесенного в ее пользу районным судом и оставленного в силе областным судом, ей грозила опасность лишиться принадлежащей ей собственности.

Европейский Суд установил, что на момент вынесения вышеуказанного постановления заявительница была по-прежнему зарегистрирована в качестве владельца спорного дома в Реестре прав на недвижимое имущество, но могла быть в любое время лишена своих прав в соответствии с постановлением президиума областного суда (п. 33 постановления).

Суд отметил, что «…вопрос о реальной собственности на спорный дом не был разрешен в рамках уголовного процесса…[Р]ассмотрение данного вопроса имело место в районном суде после иска [б]анка о возмещении [третьему лицу] дополнительных убытков…[Р]айонный суд установил, что именно заявительница, а не [третье лицо], являлась настоящим владельцем дома. Данное решение было оставлено в силе…областным судом, рассмотревшим его в кассационном порядке, и вступило в законную силу. Однако [позже] оба решения были отменены [п]резидиумом…областного суда, который посчитал, что реальным владельцем дома являлось именно [третье лицо], а не заявительница, и, соответственно, распорядился о его продаже. При этом Президиум сослался на часть приговора…районного суда, которое было отменено…областным судом, рассмотревшим дело в апелляционном порядке, проигнорировав при этом все разбирательства после отмены данного решения, в рамках которых национальные суды двух инстанций пришли к противоположным выводам» (п. 35 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…постановление…областного суда…представляло собой незаконное вмешательство в право заявительницы на беспрепятственное пользование ее имуществом, вопреки требованиям статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции» (п. 36 постановления).

См. также поступившие в Верховный Суд Российской Федерации постановления Европейского Суда, содержащие констатацию нарушения положений пункта 1 статьи 6 Конвенции, статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в связи с отменой вступивших в законную силу судебных постановлений.

Постановление по жалобам № 12100/05, 5744/07 и 28425/07 «Кузьмин и другие против Российской Федерации» (вынесено 14 июня 2016 г.); постановление по жалобам № 41337/04, 26332/05, 34812/05, 469/06 и 11092/07 «Парчиев и другие против Российской Федерации» (вынесено 12 июля 2016 г.); постановление по жалобам № 36775/05, 35376/06 и 30165/08 «Коровина и другие против Российской Федерации» (вынесено 12 июля 2016 г.).

Право лица на разумные сроки судебного разбирательства по гражданскому делу

В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений пункта 1 статьи 6 Конвенции в части обеспечения права лица на разумные сроки судебного разбирательства по гражданскому делу.

Постановление по жалобам № 5076/05, 25573/05, 30076/05, 41335/05, 1399/06, 36533/06, 45149/06, 9564/07, 14928/07 и 44630/08 «Кузнецов и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.); постановление по жалобам №№ 42139/05, 4014/06, 6331/06, 41170/06, 43842/06 и 22926/07 «Воронина и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.); постановление по жалобам № 4174/06, 9796/06, 13663/06, 26675/06, 36696/06, 10117/07, 4475/08, 30062/08, 40607/08, 56239/08, 61152/08 и 4633/09 «Мальцев и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.); постановление по жалобам №№ 23975/06 и 5211/07 «Гречкин и Смирнова против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.).

В сфере уголовных и уголовно-процессуальных правоотношений

Обеспечение права на защиту

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе №36814/06 «Чукаев против Российской Федерации» (вынесено 5 ноября 2015 г., вступило в силу 5 февраля 2016 г.). Заявитель утверждал, в частности, что после задержания ему не был предоставлен адвокат, было вынесено постановление об уплате им судебных издержек, и он не имел возможности допросить свидетелей, дающих показания против него.

Отсутствие правовой помощи после задержания

Суд повторил, что, «…не являясь абсолютным, предусмотренное подпунктом (c) пункта 3 статьи 6 право каждого обвиняемого в совершении уголовного преступления на эффективную защиту посредством помощи адвоката, назначенного властями, если это необходимо, является одной из основ справедливого судебного разбирательства… В каждом случае вопрос состоит в том, приводило ли ограничение права на помощь адвоката, с учетом всех судебных разбирательств, к лишению обвиняемого права на справедливое слушание дела» (п. 95 постановления).

При этом, по мнению Европейского Суда «…[т]ребования подпункта (c) пункта 3 статьи 6 Конвенции также могут применяться до передачи дела в суд в случае, когда справедливость судебного разбирательства может быть серьезно ограничена посредством первоначального несоблюдения указанных требований» (п. 96 постановления).

Суд также обратил внимание на «…важность этапа расследования с точки зрения подготовки уголовного производства, так как доказательства, полученные на этом этапе, определяют рамки, в которых дело будет рассматриваться судом. В то же время, на данном этапе производства обвиняемый часто находится в особенно уязвимом положении, что усугубляется тем фактом, что уголовно-процессуальное законодательство становится все более сложным, особенно в отношении правил сбора и использования доказательств. В большинстве случаев эта определенная уязвимость может быть должным образом компенсирована только участием адвоката, чьей задачей является, среди прочего, обеспечение соблюдения права обвиняемого не свидетельствовать против себя самого. Это право фактически предполагает, что сторона обвинения стремится доказать свою версию по уголовному делу против обвиняемого, не прибегая к доказательствам, полученным путем подавления и принуждения вопреки воли обвиняемого» (п. 97 постановления).

Поэтому, продолжает Европейский Суд, «…для того чтобы право на справедливое судебное разбирательство оставалось достаточно «практическим и эффективным», пункт 1 статьи 6, как правило, требует предоставления адвоката уже на первом допросе полицией, если в свете определенных обстоятельств нет неопровержимых доводов в пользу ограничения этого права. И даже если особые обстоятельства могут позволить обоснованно отказать в доступе к услугам адвоката, подобные ограничения – независимо от причин – не могут незаконно ущемлять права обвиняемого, гарантируемые статьей 6 Конвенции. В случаях, когда инкриминирующие заявления, сделанные в ходе допроса без присутствия адвоката, используются для признания подсудимого виновным, правам подсудимого на защиту по существу наносится непоправимый ущерб» (п. 98 постановления).

Суд установил, что «…когда допрос заявителя был назначен на 6 июня 2006 года, его адвокат, Ор., присутствовал, но заявитель отказался давать показания и не предоставил других комментариев» (п. 102 постановления).

«Более того, когда районный суд рассматривал дело заявителя, он принял протокол задержания в качестве доказательства, указывающего на то, что заявитель был задержан после того, как «свидетели и очевидцы указали, что заявитель совершил преступление»…Районный суд не принял во внимание показания заявителя, содержащиеся в протоколе его задержания, в качестве отдельных показаний в отношении обвинений…Дополнительно, заявитель не утверждал во внутригосударственных судах или в Суде, что давал показания – ни сразу после задержания, ни после – без правовой помощи или под давлением. Ни он, ни его назначенный защитник не стремились к исключению показаний, содержащихся в протоколе задержания, из доказательств; кроме того, заявитель не объяснил ни в своих замечаниях, ни в своей первоначальной жалобе в Суд, каким образом и были ли такие показания приняты во внимание районным судом при признании его виновным, или повлияли ли они на общую справедливость судебного разбирательства в его отношении» (п. 103 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…[з]аявитель жаловался только на то, что его отпечатки пальцев и ладоней были взяты в отсутствие адвоката. Тем не менее, в любом случае районный суд не принял заключение судебно-медицинской экспертизы об отпечатках пальцев заявителя в качестве доказательства, и заключение судебно-медицинской экспертизы об отпечатках ладоней заявителя являлись на суде оправдательным доказательством» (п. 104 постановления).

С учетом исследованных обстоятельств Суд пришел к выводу о том, что «…право заявителя на адвоката при задержании не было ограничено и отсутствие адвоката в момент задержания заявителя не ограничивало общую справедливость судебного разбирательства в отношении заявителя» (п. 105 постановления).

Компенсация судебных издержек на представительство на третьем этапе разбирательства по пересмотру в порядке надзора

Суд отметил, что «…заявитель был представлен адвокатами Ор., М., и И. в ходе судебного разбирательства первой инстанции и в ходе обжалования…, а также адвокатом К. на третьем этапе разбирательств по пересмотру в порядке надзора» (п. 114 постановления).

Суд также обратил внимание на то, что «…[в]ласти покрыли расходы на юридическую помощь заявителю в ходе судебных разбирательств. Они добивались компенсации платы в пользу К. в отношении третьего этапа разбирательств по пересмотру в порядке надзора; затребованная сумма (30 евро), по мнению Европейского Суда, не ка[залась] чрезмерной» (п. 115 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «…[в] любом случае, заявитель мог заявить о полном или частичном отказе от оплаты судебных издержек на основании бедности… В связи с этим Суд считает приемлемым, в соответствии с Конвенцией, что бремя доказывания недостаточности средств должно нести лицо, которое заявляет о такой недостаточности… Тем не менее, заявитель не представил финансовых или других документов в поддержку своего требования об освобождении от оплаты на основании несостоятельности и не сослался на невозможность получения таких документов» (п. 116 постановления).

Суд установил, что «…заявитель пользовался бесплатной правовой помощью в ходе судебных разбирательств и не заявил об отказе от возмещения платы в пользу К., и принимая во внимание сумму судебных издержек, постановление о возмещении расходов, Европейский Суд пришел к выводу об отсутствии негативного влияния на общую справедливость судебных разбирательств в отношении заявителя» (п. 117 постановления).

Соответственно, по мнению Суда, не было допущено нарушения подпункта (c) пункта 3 и пункта 1 статьи 6 на основании возмещения судебных издержек заявителем (п. 118 постановления).

Отсутствие свидетеля

Суд вновь отметил, что «…подпункт (d) пункта 3 статьи 6 закрепляет принцип, суть которого сводится к следующему: до того как обвиняемый может быть осужден, на публичном заседании в его присутствии должны быть представлены все доказательства против него, с тем чтобы соблюсти принцип состязательности. Исключения из этого принципа возможны, если они не нарушают права на защиту, которые требуют, чтобы подсудимому была предоставлена достаточная и надлежащая возможность оспорить показания свидетеля и произвести его допрос либо на момент дачи показаний, либо на более поздней стадии судебного разбирательства» (п. 123 постановления).

Европейский Суд также повторил, что «…существуют два требования, основанные на этом принципе. Во-первых, должна иметься веская причина для неявки свидетеля. Во-вторых, если обвинение основывается только или главным образом на показаниях человека, которого заявитель не мог допросить либо на этапе расследования, либо на этапе рассмотрения дела в суде, права защиты ограничены в той степени, которая несовместима с гарантиями, предусмотренными [с]татьей 6… Если приговор основан исключительно или главным образом на показаниях отсутствующих свидетелей, Суд в каждом случае рассматривает вопрос о том, имеются ли уравновешивающие факторы, включая меры, обеспечивающие справедливую и надлежащую оценку достоверности такого доказательства» (п. 124 постановления).

Суд установил, что «…сторона обвинения дважды вызывала Б. для присутствия на слушании в качестве свидетеля. Он не явился, так как был тяжело болен и не мог говорить. При этом Суд принимает заболевание в качестве основания для отсутствия в соответствии с внутригосударственным законодательством. С учетом вышесказанного и на основании представленных материалов Суд посчитал, что подтвержденное плохое состояние здоровья Б. оказывало на него значительное негативное влияние и являлось веской причиной для неявки в суд» (п. 125 постановления).

«Заявитель утверждал, что признавая его виновным, районный суд опирался только на досудебные показания Б., не принимая во внимание показания других свидетелей. Тем не менее, [продолжил Европейский Суд,] свидетель О., который покупал у заявителя наркотики вместе с Б. в декабре 2003 года, рассказал о сделке и заявитель допросил его в суде. Кроме того, согласно протоколу судебного заседания, точность которого заявитель не оспаривал, заявитель не имел возражений в отношении принятия досудебных показаний О. в качестве доказательства. В этом отношении Суд отметил, что досудебные показания О. и Б. являлись идентичными. В частности, в ходе предварительного расследования они оба указали, что встречались с заявителем в г. Астрахани в ноябре 2003 года, что он продал им героин в декабре 2003 года и что они перевезли героин в г. Воронеж. Дополнительно к этому, районный суд также выслушал показания шестерых полицейских, которые организовали и приняли участие в операции под прикрытием и указали на участие заявителя в продаже наркотиков. Заявитель мог допросить всех их в суде и не отверг их показания в своих замечаниях в Суд. Районный суд также принял предварительные показания двоих отсутствующих полицейских и троих отсутствующих понятых, а также значительный объем документальных и вещественных доказательств» (п. 126 постановления).

Таким образом, не было допущено нарушения пункта 1 и подпункта (d) пункта 3 статьи 6 Конвенции в отношении отсутствия свидетеля Б. на судебном разбирательстве в отношении заявителя.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 40852/05 «Шлычков против Российской Федерации» (вынесено 9 февраля 2016 г., вступило в силу 9 мая 2016 г.).

Заявитель жаловался, в том числе на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с тем, что он был осужден на основании признательных показаний, полученных под принуждением в отсутствие адвоката.

Европейский Суд напомнил, что «…в его обязанности в принципе не входит определение того, могут ли определенные виды доказательств (например, доказательства, полученные незаконно с точки зрения национального законодательства) являться допустимыми. Суду предстоит ответить на вопрос, было ли все разбирательство, в том числе способ получения доказательств, справедливым. Данный вопрос предполагает оценку законности, а в случае нарушения другого гарантированного Конвенцией права — оценку характера установленного нарушения» (п. 80 постановления).

Европейский Суд вновь отметил, что «…[п]раво не давать показания и право не свидетельствовать против себя являются общепризнанными международными стандартами, которые лежат в основе понятия справедливого разбирательства, предусмотренного статьей 6 Конвенции. Смысл этих прав заключается в том числе в обеспечении защиты подозреваемых от любых проявлений незаконного принуждения со стороны властей; таким образом их соблюдение помогает избежать судебных ошибок и способствует реализации целей статьи 6 Конвенции. Право не свидетельствовать против самого себя, в частности, предполагает, что сторона обвинения в уголовном деле стремится доказать свою версию по делу против обвиняемого, не прибегая к доказательствам, полученным путем принуждения или подавления воли обвиняемого» (п. 81 постановления).

«Признательные показания, полученные в нарушение статьи 3, по определению считаются недостоверными. Кроме того, в уголовном производстве они зачастую становятся непосредственным поводом для жесткого обращения. Использование таких показаний для признания человека виновным несовместимо с гарантиями, предусмотренными статьей 6 Конвенции» (п. 82 постановления).

Суд установил, что «…явка с повинной, которую заявитель написал в отсутствие адвоката в качестве свидетельства против самого себя после задержания и заключения под стражу, являлась одним из доказательств стороны обвинения во время разбирательства по уголовному делу. Областной суд признал данные показания неприемлемыми, однако сослался на них при признании заявителя виновным и вынесении ему приговора» (п. 84 постановления).

Суд обратил внимание на утверждения властей, что «…заявитель отказался от своих процессуальных прав и ссылались на его письменные показания от 19 марта 2004 года. В этой связи Суд напомнил, что отказ от прав, гарантированных Конвенцией – в той мере, в которой это допустимо, – не должен противоречить каким-либо важным общественным интересам, и должен быть выражен в однозначном виде и сопровождаться минимальными гарантиями, сопоставимыми со степенью значимости отказа. Учитывая обстоятельства настоящего дела Суд не смог согласиться с утверждением властей об отказе заявителя от своих прав, так как письменные показания от 19 марта 2004 года были даны после написания явки с повинной 18 марта 2004 года. Более того, заявитель не может считаться отказавшимся от права не свидетельствовать против себя и в свете выводов Суда, в частности о жестоком обращении с заявителем в нарушение статьи 3 Конвенции» (п. 85 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…внутригосударственные суды приняли явку заявителя с повинной в качестве доказательства его вины, и что разбирательство по делу заявителя было несправедливым независимо от того, какую доказательную ценность имели эти показания и от того, насколько решающую роль они сыграли в осуждении заявителя» (п. 86 постановления).

См. также приведенное выше постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 46998/08 «Михайлова против Российской Федерации» (вынесено 19 ноября 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.).

Отмена вступившего в законную силу оправдательного приговора

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобам № 46926/09 «Бакрина против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 17 мая 2016 г.).

Заявитель в основном жаловалась на то, что отмена окончательного оправдательного приговора нарушила ее права, предусмотренные пунктом 1 статьи 6 Конвенции.

Суд отметил, что «…возможность повторного рассмотрения уголовного дела как таковая совместима с Конвенцией, включая гарантии статьи 6 Конвенции, лишь в той мере, в какой фактический способ ее использования не подрывает саму сущность справедливого судебного разбирательства. Иными словами, полномочия по повторному рассмотрению уголовного дела должны осуществляться властями таким образом, чтобы в максимально возможной степени был соблюден справедливый баланс между интересами физического лица и необходимостью обеспечения эффективности системы уголовного судопроизводства» (п. 17 постановления).

Европейский Суд ранее указывал, что «…существенные недостатки судопроизводства, оправдывающие отмену окончательного и обязательного судебного решения, могут включать в себя судебные ошибки или серьезные нарушения судебной процедуры, злоупотребления полномочиями, явные ошибки в применении материального права или иные веские причины, вытекающие из интересов правосудия» (п. 18 постановления).

Европейский Суд установил, что «…18 февраля 2009 года [п]резидиум Верховного [c]уда [одного из субъектов Российской Федерации] отменил оправдательный приговор в отношении заявителя по трем причинам: 1) по мнению суда надзорной инстанции, все представленные доказательства были собраны в пределах сроков, установленных законом, 2) нижестоящие суды, изучив все доказательства в ходе слушаний, не упомянули их в своих решениях, а лишь указали причины для отклонения обвинений, и 3) формальное предъявление обвинений заявителю с нарушением сроков, установленных законом, в любом случае не могло бы повлечь за собой оправдание» (п. 19 постановления).

«Принимая во внимание сво[ю] прецедентн[ую] [практику] применительно к статье 6 Конвенции, а также все имеющиеся материалы дела и доводы сторон, Суд не [посчитал] возможным сделать вывод о том, что вышеупомянутые причины представляют собой существенные недостатки судопроизводства, оправдывающие отмену окончательных и обязательных решений…» (п. 20 постановления).

См. также постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 63833/09 «Грузда против Российской Федерации» (вынесено 5 апреля 2016 г.).

Право лица на разумные сроки судебного разбирательства по уголовному делу

В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений статьи 6 Конвенции в части нарушения права на разумные сроки судебного разбирательства по уголовному делу.

Постановление по жалобе № 40288/06 «Наимджон Якубов против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 12 февраля 2016 г.); постановление по жалобам №№ 24787/05, 25245/07, 22334/08, 23795/08, 41202/08 и 4045/09 «Хайбуллаева и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.); постановление по жалобам № 20213/05, 4482/06, 43519/06, 49045/06, 11213/07, 12688/07, 42174/07 и 39347/08 «Ван и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.); постановление по жалобам №№ 4721/06, 6991/06, 10576/06, 32026/06, 48683/06, 1615/07, 5798/07, 27732/07 и 28193/07 «Кочиев и другие против Российской Федерации» (вынесено 21 июля 2016 г.).

Право лица на содержание под стражей в соответствии с законом

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 6277/06 «Любушкин против Российской Федерации» (вынесено 22 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.).

Заявитель жаловался на то, что его содержание под стражей на период следствия превысило максимально допустимый законодательством срок в двенадцать месяцев. Он ссылался на пункт 1 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд установил, что «…заявитель содержался под стражей в период следствия не более шестнадцати с половиной месяцев. В этом отношении Суд отме[тил], что вопрос о соответствии этого периода процедуре, предусмотренной законом был рассмотрен Верховным Судом Российской Федерации, который в ответ на жалобы заявителя постановил, что в его случае максимально возможный период содержания под стражей, ввиду тяжести предъявленных обвинений, составлял восемнадцать месяцев. Суд не усмотр[ел] ничего в доводах заявителя, чтобы прийти к иному заключению. Суд также отме[тил], что заявитель не утверждал, что суды вышли за рамки своих полномочий или действовали недобросовестно при продлении срока содержания заявителя под стражей в период следствия, или же что они пренебрегли попыткой применить соответствующее законодательство правильно. При таких обстоятельствах Суд [пришел к выводу], что содержание заявителя под стражей в течение указанного периода было законным» (п. 43 постановления).

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 48416/09 «Коркин против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.).

Заявитель жаловался, что с 20 марта по 10 апреля 2009 г. он содержался под стражей без постановления суда.

Европейский Суд принял во внимание аргумент властей о том, что «…содержание заявителя под стражей с 20 марта по 10 апреля 2009 г. было санкционировано приговором по делу. [Суд] признал, что текст решения был подготовлен внутригосударственным судом к 20 марта 2009 г. и содержал санкцию суда на заключение заявителя под стражу до вступления приговора по его делу в силу. Однако Суд не [упустил] из виду, что судья предпочел огласить заявителю решение, касающееся его содержания под стражей, только 10 апреля 2009 г., то есть с задержкой более чем на 20 дней. Учитывая такой промежуток времени, Суд не [смог согласиться] с тем, что бездействие со стороны судьи не оказало воздействие на ситуацию заявителя. Более двадцати дней заявитель находился в состоянии неопределенности касательно правовой основы своего содержания под стражей. По мнению Суда, такая задержка сообщения заявителю сведений, касающихся его содержания под стражей представляла собой санкцию, действующую задним числом, которую Суд [посчитал] несовместимой с «правом лица на личную неприкосновенность», поскольку она непременно запятнана произволом. Возможность томления узника под стражей в отсутствие судебного решения, подкрепленного конкретными основаниями, и без установления конкретных сроков была бы равносильна пренебрежению статьей 5 Конвенции, положением, в котором содержание под стражей считается исключительным случаем отступления от права на свободу, допустимым только в четко оговоренных и строго определенных случаях» (п. 82 постановления).

Суд также отметил, что «…[в]ласти не опирались на какое-либо особое положение внутригосударственного права, которое позволяло бы судье задерживать оглашение его или ее решения о заключении под стражу соответствующему лицу» (пункт 82 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания заявителя под стражей в период с 20 марта по 10 апреля 2009 года.

См. также поступившие в Верховный Суд Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе № 2281/06 «Александр Андреев против Российской Федерации» (вынесено 23 февраля 2016 г., вступило в силу 23 мая 2016 г.) и № 35413/07 «Карпова против Российской Федерации» (вынесено 12 января 2016 г.).

Право лица на разумные сроки содержания под стражей в ожидании приговора

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 21566/13 «Сергей Денисов против Российской Федерации» (вынесено 8 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.).

Заявитель жаловался на нарушение его права на рассмотрение дела в разумный срок и утверждал, что постановления о заключении его под стражу не были достаточно обоснованными. Заявитель сослался на пункт 3 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…содержание заявителя под стражей началось с момента его задержания 13 августа 2012 года и завершилось 7 августа 2013 года, когда он был освобожден под подписку о невыезде… Таким образом, рассматриваемый период составляет чуть менее 12 месяцев» (п. 74 постановления).

Суд установил, что «…[к]роме тяжести предъявленных заявителю обвинений, судебные власти приняли во внимание информацию, касающуюся его поведения. В частности, они установили, что его уголовное дело свидетельствовало о его особой склонности к совершению нового преступления, попытки скрыться от правосудия или оказать влияние на свидетелей» (п. 77 постановления).

Что касается опасности совершения заявителем нового преступления, Суд отметил, что «…заявитель был задержан вскоре после своего освобождения, отбыв наказание за аналогичное преступление по незаконному обороту наркотиков. Суд напом[нил], что прежние судимости заявителя могли составить основание для обоснованного опасения, что обвиняемый может совершить новое преступление. Судья может принять во внимание серьезность последствий уголовных преступлений, если существует вопрос о принятии во внимание опасности повторного совершения таких преступлений, в целях принятия решения о возможности освобождения рассматриваемого лица … В настоящем деле российские суды… [указали] в своих постановлениях на серьезность и повторяющийся характер рассматриваемых уголовных преступлений, и Суд соглас[ился] с их решением придать особое значение этим аспектам уголовных преступлений, учитывая огромные сложности, с которыми сталкиваются национальные органы власти в Европе в процессе сбора информации, отслеживания, задержания и привлечения к суду за преступления, связанные с наркотиками…Суд, таким образом, [признал], что российские суды тщательным образом оценили риск совершения заявителем нового преступления. Данный факт создал сильную презумпцию против применения альтернативных мер пресечения в деле заявителя» (п. 78 постановления).

Европейский Суд обратил внимание также на то, что «…российские суды ссылались на вероятность того, что заявитель может скрыться от правосудия или прибегнуть к запугиванию свидетелей, в качестве дополнительных оснований, обеспечивающих его содержание под стражей. [При этом] Суд не упус[тил] из виду, что доводы за и против освобождения не должны иметь общий характер и не должны быть абстрактными… Суд напом[нил], что российские суды не упомянули ни одного конкретного случая, когда заявитель попытался связаться, за пределами места рассмотрения дела, со свидетелем в ходе уголовного производства. Кроме того, отсутствуют доказательства того, что он когда- либо пытался скрыться от правосудия. В то же время Суд не упус[тил] из виду тот факт, что досье преступника включает данные о его участии в незаконном обороте наркотиков и о том, что он вновь был обвинен в совершении еще одного эпизода подобного преступления. Суд отме[тил], что внутригосударственные суды обра[тили] внимание на короткий период времени, прошедший с момента предыдущего осуждения заявителя за незаконный оборот наркотиков и его новым задержанием. Суд также уч[ел] тот факт, что обвинения в отношении заявителя были позднее изменены и дополнены несколькими эпизодами торговли наркотиками, совершенной в составе организованной группы… В этих обстоятельствах Европейский Суд [признал], что российские суды могли обоснованно предположить наличие вероятности того, что в случае освобождения заявитель может скрыться от правосудия или воспрепятствовать производству по уголовному делу с учетом характера его предполагаемой преступной деятельности» (п. 79 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…имелись достаточные основания для дальнейшего содержания заявителя под стражей. Оценка «значимости и достаточности» таких оснований, однако, не может быть отделена от фактической длительности предварительного заключения. Соответственно, остается выяснить, проявили ли судебные органы «надлежащую осмотрительность» при проведении судебного разбирательства» (п. 80 постановления).

Суд установил, что «…заявитель находился в предварительном заключении в течение двенадцати месяцев. В материалах дела, предоставленных Суду, отсутств[овали] сведения, демонстрирующие какой-либо существенный период бездеятельности с стороны обвинения или суда… В этом отношении Суд отме[тил], что расследование было в определенной степени сложным, в частности, с учетом общих затруднений при сборе доказательств преступления, связанного с оборотом наркотиков… Важным элементом оценки дела Судом [явился] тот факт, что почти через двенадцать месяцев содержания заявителя под стражей внутригосударственные суды сочли, что указанная мера больше не является необходимой, учитывая стадию уголовного производства и тот факт, что риски, первоначально принятые во внимание внутригосударственными судами, больше не могут оправдывать дальнейшее содержание под стражей. Суд отме[тил], что заявитель был освобожден из-под стражи на условиях альтернативной меры пресечения, под подписку о невыезде, сразу после завершения расследования, дело было передано в суд, и риск вмешательства заявителя в производство по делу был сведен к минимуму… В таких обстоятельствах нельзя [было] сказать, что компетентные внутригосударственные органы продемонстрировали отсутствие особой тщательности при проведении расследования по делу заявителя» (п. 82 постановления).

Соответственно, по настоящему делу не было допущено нарушения требований пункта 3 статьи 5 Конвенции.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 37311/08 «Роман Петров против Российской Федерации» (вынесено 12 декабря 2015 г., вступило в силу 12 марта 2016 г.).

Заявитель жаловался на чрезмерную продолжительно содержания под стражей в ходе предварительного следствия.

Европейский Суд напомнил, что в соответствии с его прецедентной практикой «вопрос о разумности срока содержания под стражей не может рассматриваться абстрактно. Вопрос о продлении срока содержания обвиняемого под стражей должен рассматриваться с учетом особенностей каждого отдельного дела. Непрерывное содержание под стражей может быть оправдано только в отдельных случаях, когда имеются явные признаки необходимости соблюдения общественных интересов, которые перевешивают необходимость соблюдения права отдельного человека на свободу даже с учетом презумпции его невиновности» (п. 55 постановления).

Суд готов был признать, что «…содержание заявителя под стражей на протяжении нескольких периодов с 27 июня 2007 по 28 марта 2008 года могло быть обусловлено высокой вероятностью побега заявителя или его вмешательства в отправление правосудия. Российские суды надлежащим образом изучили конкретные обстоятельства дела заявителя, в частности его проживание ранее в другом государстве, опыт работы в правоохранительных органах, и обосновали свои выводы тем, что заявитель мог скрыться от правосудия или вмешаться в его отправление» (п. 56 постановления).

Аналогичным образом Суд посчитал, что «…внутригосударственные органы власти привели значительные и достаточные основания при вынесении решения о содержании заявителя под стражей в период с 12 апреля по 5 июля 2010 года. В связи с этим Суд [отметил], что районный суд отменил меру пресечения в виде залога и заключил заявителя под стражу из-за его неоднократной неявки в суд, а также его попыток оказать влияние на несовершеннолетнего потерпевшего по уголовному делу, возбужденному в отношении заявителя» (п. 57 постановления).

Суд пришел к выводу об отсутствии в настоящем деле нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции.

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 40288/06 «Наимджон Якубов против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 12 февраля 2016 г.).

Заявитель жаловался на то, что срок его содержания под стражей в ходе предварительного следствия не соответствовал критерию «разумного срока», установленному пунктом 3 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд отметил, что «…[в]нутригосударственные суды в настоящем деле… признали, что заявитель провел длительный период времени под стражей в рамках предварительного следствия, и посчитали возможным обеспечить его участие в судебном разбирательстве посредством освобождения под залог… Тем не менее, при установлении размера залога, внутригосударственные органы власти не представили никакого обоснования в отношении указанной суммы. Областной суд не осуществлял оценки достатка или активов заявителя в момент принятия решения, кроме того, он не осуществлял поиск информации или показаний, касающихся возможностей заявителя по выплате суммы залога…В данных обстоятельствах Суд не смог признать, что органы власти проявили необходимую заботу при установлении надлежащей суммы залога при вынесении решения о том, являлось ли его продолжительное содержание под стражей совершенно необходимым» (п. 65 постановления).

Суд пришел к выводу о нарушении пункта 3 статьи 5 Конвенции.

В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений пункта 3 статьи 5 Конвенции в части нарушения права лица на разумные сроки нахождения под стражей в ожидании приговора суда.

Постановление по жалобе № 31691/10 «Истомин против Российской Федерации» (вынесено 15 октября 2015 г.); постановление по жалобе №6277/06 «Любушкин против Российской Федерации» (вынесено 22 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.); постановление по жалобе № 2763/13 «Хайлетдинов против Российской Федерации» (вынесено 12 января 2016 г., вступило в силу 6 июня 2016 г.); постановление по жалобе № 48416/09 «Коркин против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.); постановление по жалобам № 36101/11, 36831/11, 52683/12, 63745/12, 59337/13, 67679/13, 67943/13, 77397/13, 3251/14, 9694/14, 13257/14 и 19016/14 «Аристов и другие против Российской Федерации» (вынесено 30 июня 2016 г.); постановление по жалобе № 8026/04 «Егорычев против Российской Федерациии» (вынесено 17 мая 2016 г., вступило в силу 17 августа 2016 г.); постановление по жалобе № 44815/10 «Шепель против Российской Федерации» (вынесено 24 мая 2016 г.); постановление по жалобе № 8681/06 «Булин против Российской Федерации» (вынесено 29 марта 2016 г.).

Право лица на личное участие в судебном разбирательстве при рассмотрении жалобы на решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или решения о продлении сроков нахождения под стражей

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 40288/06 «Наимджон Якубов против Российской Федерации» (вынесено 12 ноября 2015 г., вступило в силу 12 февраля 2016 г.).

Заявитель жаловался, в том числе, на то, что пересмотр срока его содержания под стражей в ходе предварительного следствия, осуществленный областным судом 18 марта, 24 апреля и 24 июля 2008 г., не соответствовал требованиям, установленным пунктом 4 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд напомнил, что «…в силу пункта 4 статьи 5 Конвенции задержанные и заключенные под стражу имеют право на возбуждение производства по пересмотру судом процессуальных и материальных условий, существенных для «законности» — по смыслу пункта 1 статьи 5 — лишения их свободы… Хотя порядок, установленный пунктом 4 статьи 5, необязательно должен сопровождаться гарантиями, предусмотренными пунктом 1 статьи 6 Конвенции для уголовного или гражданского судопроизводства, он должен носить судебный характер и предоставлять гарантии, соответствующие рассматриваемому типу лишения свободы… В деле лица, заключение которого под стражу подпадает под действие подпункта «c» пункта 1 статьи 5 Конвенции, необходимо слушание дела в суде… Возможность для заключенного быть услышанным либо лично, либо посредством представителя является одной из фундаментальных гарантий процедуры, применяемой в делах о лишении свободы» (п. 73 постановления).

Обращаясь к обстоятельствам дела, Суд отметил, что, «…с одной стороны, целью слушания являлся пересмотр решения о продлении срока содержания заявителя под стражей в ходе предварительного следствия и, вероятно, что вопросы, которые ранее обсуждались в присутствии заявителя, не изменились, и что заявитель имел возможность описать личную ситуацию суду и направить доводы в пользу своего освобождения. Тем не менее, Суд не может пренебречь тем фактом, что на слушании от 24 июля 2008 года суд кассационной инстанции впервые осуществлял пересмотр вопроса о невыплате заявителем суммы залога. По мнению Суда, в целях разрешения данного аспекта дела существенное значение имели личные доводы заявителя. Наконец, Суд принимает во внимание довод заявителя о том, что назначенный государством адвокат не встретился с заявителем до момента проведения слушания для обсуждения дела или для получения согласия заявителя на осуществления такого представительств» (п. 75 постановления).

Суд признал, что присутствие государственного защитника не было достаточно для соблюдения принципа равноправия сторон. Тот факт, что заявитель не смог принять участие в заседании суда кассационной инстанции 24 июля 2008 г., что представляет собой нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции (п. 76 постановления).

Право лица на оперативное рассмотрение жалобы на решение суда об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или на решение о продлении сроков нахождения под стражей

В Верховный Суд Российской Федерации поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений пункта 4 статьи 5 Конвенции в части несоблюдения права лица на оперативное рассмотрение жалобы на решение суда об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или на решение о продлении сроков нахождения под стражей.

Постановление по жалобе № 6277/06 «Любушкин против Российской Федерации» (вынесено 22 октября 2015 г., вступило в силу 14 марта 2016 г.); постановление по жалобе № 49848/10 «Манеров против Российской Федерации» (вынесено 5 января 2016 г., вступило в силу 5 апреля 2016 г.); постановление по жалобе № 22631/04 «Олюнин против Российской Федерации» (вынесено 19 апреля 2016 г.).

Право лица не подвергаться жестокому обращению со стороны сотрудников правоохранительных органов. Право на эффективное расследование указанных случаев

В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений статьи 3 Конвенции в части несоблюдения права лица не подвергаться жестокому обращению со стороны сотрудников правоохранительных органов и/или права на эффективное расследование таких случаев.

Постановление по жалобе № 630/08 «Миникаев против Российской Федерации» (вынесено 5 января 2016 г., вступило в силу 5 апреля 2016 г.); постановление по жалобе № 40852/05 «Шлычков против Российской Федерации» (вынесено 9 февраля 2016 г., вступило в силу 9 мая 2016 г.); постановление по жалобе № 2281/06 «Александр Андреев против Российской Федерации» (вынесено 23 февраля 2016 г., вступило в силу 23 мая 2016 г.); постановление по жалобе № 27217/06 «Зиновчик против Российской Федерации» (вынесено 9 февраля 2016 г., вступило в силу 9 мая 2016 г.).