Обзор практики Верховного Суда РФ 2 (2017): Решения ЕСПЧ
ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ№ 2 (2017)
(утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 26 апреля 2017 года)
(Извлечения)
Вопросы административного выдворения
<…>
Практика Европейского Суда по правам человека
Решение Европейского Суда по правам человека [Далее также – Европейский Суд, Суд] по жалобе № 25923/15 «А.Р. против России» (вынесено и вступило в силу 10 мая 2016 г.), которым отклонены жалобы заявителя на нарушения статей 3, 8 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. [Далее – Конвенция] в связи с объявлением ему официального предостережения ФСБ России о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступления, и аннулированием разрешения на его временное проживание в Российской Федерации, что, по мнению заявителя, создавало для него угрозу разлучения с семьей в результате принудительного перемещения в Республику Таджикистан, где для него существовала угроза пыток.
Заявитель утверждал, что предостережение ФСБ России в отношении него в контексте аннулирования его разрешения на проживание и отклонения других оснований для его пребывания в Российской Федерации создало ситуацию, в которой он неотвратимо подлежал выдворению в Таджикистан, где для него существовала угроза обращения, нарушающего положения статьи 3 Конвенции. Кроме того, обстоятельства дела влекли или могли повлечь за собой нарушение статьи 8 Конвенции. Наконец, заявитель также утверждал, что в обстоятельствах дела он не располагал какими-либо эффективными средствами правовой защиты.
Европейский Суд принял во внимание довод Властей о том, что «…заявитель мог открыто требовать судебного пересмотра решения об аннулировании его разрешения на временное проживание» (пункт 56 решения).
Суд отметил, что «…решение об аннулировании разрешения заявителя на проживание содержало четкое и однозначное требование покинуть Российскую Федерацию, в противном случае он будет депортирован; отказ в удовлетворении его ходатайства о предоставлении статуса беженца также предусматривал, что он должен покинуть Российскую Федерацию… вышеизложенное не обязательно подразумевает, что выдворение заявителя неизбежно и вытекает из обстоятельств дела. Согласно российскому законодательству, решение, требующее выдворения иностранного гражданина из страны, принимается до того, как такой иностранный гражданин может быть выдворен, например, постановление об экстрадиции, решение, предусматривающее наказание в форме административного выдворения за административное правонарушение, или решение о нежелательности пребывания в Российской Федерации иностранного гражданина и его депортации… и любое подобное постановление о выдворении…может быть обжаловано. В отсутствие какого-либо из таких решений по общему правилу нельзя говорить, что заявитель является «жертвой» потенциального нарушения статьи 3 Конвенции, как в настоящем деле, ввиду риска жестокого обращения в Таджикистане» (пункт 57 решения).
Европейский Суд подчеркнул, что ему не были представлены «…какие-либо доказательства того, что таджикские власти предпринимали какие-либо действия с целью возвращения заявителя в Таджикистан (например, запрос об экстрадиции или постановление об установлении слежки за заявителем), или что российские власти сообщали таджикским властям о своих подозрениях в отношении заявителя» (пункт 59 решения).
Суд заключил, что «…признаки, позволяющие сделать вывод или допустить, что таджикские власти имеют или вероятно могут иметь «негативную заинтересованность» в заявителе, и что заявитель подвергается риску или страдает вследствие «замаскированной экстрадиции», отсутствуют…[Ж]алоба заявителя в соответствии со статьей 3 Конвенции в настоящее время лишена оснований. Следовательно, в настоящее время в данной части жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом «а» пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции» (пункты 59-60 решения).
В отношении нарушений статей 8 и 13 Конвенции Суд установил, что «…в отсутствие постановления об административном выдворении доводы заявителя относительно будущих негативных последствий для его «семейной жизни», вытекающие из его выдворения с территории Российской Федерации, были и остаются спекулятивными. Следовательно, в настоящее время в данной части жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом «а» пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции» (пункт 63 решения).
Суд пришел к выводу, что «…национальные власти допускали продолжение пребывания заявителя в стране в период различных административных и судебных разбирательств с его участием после аннулирования его разрешения на проживание, а затем также в соответствии с указанием Суда, содержащимся в правиле 39 Регламента Суда. Соответственно, данная часть жалобы, в том виде, в котором она была представлена Суду, является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом «а» пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции» (пункт 64 решения).
См. также нижеприведенные постановления Европейского Суда по жалобам № 58923/14 «Холмуродов против России» (вынесено 1 марта 2016 г., вступило в силу 4 июля 2016 г.) и № 14348/15 «У.Н. против России» (вынесено 26 июля 2016 г., вступило в силу 28 ноября 2016 г.)
В сфере уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений
<…>
Право на свободу и личную неприкосновенность
<…>
Практика Европейского Суда по правам человека
Постановление Европейского Суда по жалобе № 51445/09 «Жеребин против России» (вынесено 24 марта 2016 г., вступило в силу 12 сентября 2016 г.), которым установлено нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с неоднократным продлением судами срока содержания заявителя под стражей без достаточных на то оснований и без приведения надлежащих мотивов применения названной меры пресечения.
Заявитель жаловался, ссылаясь на пункты 1 и 3 статьи 5 Конвенции, что его содержали под стражей в ходе следствия и судебного разбирательства, несмотря на отсутствие значительных и достаточных оснований.
Европейский Суд отметил, что «…[п]ри обосновании необходимости заключения заявителя под стражу в ходе судебного разбирательства по уголовному делу в его отношении внутригосударственные судебные власти аргументировали это тем, что он может скрываться или препятствовать отправлению правосудия путем, в том числе, оказания давления на свидетелей» (пункт 57 постановления).
Суд установил, что «…внутригосударственные суды отказались рассматривать личные поручительства, подписанные лицами, согласными поручиться за заявителя, сомневаясь в их подлинности. Они также ссылались, без указания действующих норм уголовного права, на несоблюдение заявителем требования по представлению указанных документов следователю» (пункт 59 постановления)
Европейский Суд подчеркнул, что «…внутригосударственные органы власти при отказе в освобождении заявителя утверждали, что он не представил доказательств, опровергающих предположения обвинения о наличии риска, что он может скрыться или препятствовать отправлению правосудия…[П]ерекладывание бремени доказывания в таких вопросах на задержанное лицо равнозначн[о] уничтожению смысла статьи 5 Конвенции, которая делает заключение под стражу исключительным случаем отступления от принципа уважения свободы личности, допустимым только в ограниченном количестве строго определенных случаев» (пункт 60 постановления).
Суд указал на то, что «…большинство предыдущих дел длительного содержания под стражей имеют более длительные периоды лишения свободы, в сравнении с которыми [срок содержания под стражей заявителя] можно рассматривать как относительно короткий период содержания под стражей» [Срок содержания заявителя под стражей составил семь месяцев и двадцать дней] (пункт 61 постановления).
Европейский Суд заключил, что «…не рассмотрев возможность применения альтернативной «меры пресечения» и сославшись, в основном, на тяжесть предъявленного обвинения, а также переложив бремя доказывания на заявителя, власти Российской Федерации продлили срок содержания заявителя под стражей на основаниях, которые, хоть и являются «значительными», не могут считаться «достаточными» для обоснования такой длительности срока…Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции» (пункты 62-63 постановления).
В Верховный Суд Российской Федерации также поступил ряд постановлений Европейского Суда по правам человека, содержащих констатацию нарушения Российской Федерацией положений пунктов 3 и 4 статьи 5 Конвенции в части нарушения права лица на разумные сроки нахождения под стражей в ожидании приговора суда, а также в связи с чрезмерно длительным рассмотрением жалоб на постановления об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а также о продлении срока содержания под стражей.
Постановления по жалобам № 80015/12 «Девтеров против России» (вынесено и вступило в силу 19 июля 2016 г.), №№ 30454/08, 11655/10 и 19871/10 «Бражников и другие против России» (вынесено и вступило в силу 30 июня 2016 г.), № 9994/06 «Поддубный и Бабков против России» (вынесено и вступило в силу 21 июня 2016 г.), №№ 24649/10 и 8496/13 «Сюсюра и Овечкин против России» (вынесено и вступило в силу 30 июня 2016 г.), №№ 7243/10 и 15536/10 «Евстратов и Рудаков против России» (вынесено и вступило в силу 19 июля 2016 г.), № 34942/05 «Колкутин против России» (вынесено и вступило в силу 12 июля 2016 г.), №№ 1985/05, 18579/07, 21748/07, 21954/07 и 20922/08 «Сергей Денисов и другие против России» (вынесено 19 апреля 2016 г., вступило в силу 12 сентября 2016 г.), №51311/12 «Махмуд против России» (вынесено и вступило в силу 20 сентября 2016 г.), №№ 58104/14, 12566/15, 13335/15, 15383/15, 18943/15, 21219/15 и 23554/15 «Вальтер и другие против России» (вынесено и вступило в силу 30 июня 2016 г.), №№ 16120/07 и 24021/07 «Горбатенко и Шейдяков против России» (вынесено и вступило в силу 15 ноября 2016 г.).
<…>
См. также нижеприведенные постановления Европейского Суда по правам человека по жалобам №№ 1985/05, 18579/07, 21748/07, 21954/07 и 20922/08 «Сергей Денисов и другие против России» (вынесено 19 апреля 2016 г., вступило в силу 12 сентября 2016 г.); по жалобе № 24849/05 «Сергей Зайцев против России» (вынесено и вступило в силу 20 сентября 2016 г.).
Право на справедливое судебное разбирательство
<…>
Практика Европейского Суда по правам человека
Постановление Европейского Суда по жалобам №№ 1985/05, 18579/07, 21748/07, 21954/07 и 20922/08 «Сергей Денисов и другие против России» (вынесено 19 апреля 2016 г., вступило в силу 12 сентября 2016 г.), которым отклонена жалоба заявителей на нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с якобы незаконным составом городского суда, вынесшим приговор по делу заявителей и необоснованно длительным рассмотрением уголовного дела в их отношении.
Вместе с тем установлено нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с неоднократным продлением судами срока содержания заявителя под стражей без достаточных на то оснований и без приведения надлежащих мотивов применения названной меры пресечения.
Заявители жаловались, ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, на то, что состав городского суда, который вынес приговор в их отношении, не был создан в соответствии с законом и не имел полномочий рассматривать их дело после 1 января 2004 г.
Европейский Суд отметил, что «…жалоба заявителей имеет два аспекта. Во-первых, они оспорили законность назначения народных заседателей, которые вошли в состав суда, рассматривавшего их дело, и продление срока их полномочий; и, во-вторых, они поставили под сомнение их судейские полномочия после 1 января 2004 г.» (пункт 111 постановления).
Суд подчеркнул, что «…[т]от факт, что жалоба в настоящем деле касается народных заседателей, не умаляет ее важности, поскольку, согласно статье 15 Уголовно-процессуального кодекса [РСФСР], в своей должности народные заседатели пользуются всеми правами профессионального судьи» (пункт 113 постановления).
Европейский Суд установил, что «…с 1990 года по 1991 год городской суд выбрал резерв народных заседателей… [Народные заседатели] были должным образом избраны…соответственно сроком на пять лет… [В] 1993 году срок полномочий народных заседателей в России был продлен Указом 1993 года [Указ Президента Российской Федерации «О замещении вакантных должностей федеральных судей» от 25 декабря 1993 г.] до вступления в силу закона, регулирующего судебную систему… 31 декабря 1996 г. был принят Закон РФ «О судебной системе», который предусматривал, что народные заседатели сохраняют свои полномочия до истечения срока их службы… Однако, спустя двадцать три дня, Указ 1997 года [Указ Президента Российской Федерации «О продлении срока полномочий народных заседателей верховных судов республик, краевых, областных судов, московского и санкт – петербургского городских судов, суда автономной области, судов автономных округов, районных и военных судов» от 23 января 1997 г.] продлил срок полномочий народных заседателей в России до вступления в силу закона о народных заседателях… [Н]ебольшая задержка в возобновлении полномочий народных заседателей,…которые занимали эту должность с начала 1990-х годов по 2006 год, являлась незначительным нарушением и не подрывала законность статуса» (пункты 115-118 постановления).
Суд далее отметил, что «…[народные заседатели] начали рассмотрение дела заявителей 1 октября 2001 г., список народных заседателей, содержавший их имена, еще не был утвержден Законодательным собранием г. Санкт-Петербурга и передан в городской суд в соответствии со статьей 2 Закона о народных заседателях [Федеральный закон от 2 января 2000 г. № 37-ФЗ (с изм. от 14 ноября 2002 г.) «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации»]… 5 августа 2002 г. судебное разбирательство по делу заявителей еще велось, и [народные заседатели] участвовали в нем…, начиная с 1 октября 2001 г. В соответствии с применимыми положениями Уголовно-процессуального кодекса РФ… состав суда, рассматривающего дело, должен оставаться неизменным в течение всего срока судебного разбирательства…[Т]ребование о постоянном составе суда, предусмотренное Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР, а позже и Российской Федерации, обеспечивало непрерывное и своевременное рассмотрение дела заявителей и заменяло собой неспособность властей утвердить и распространить списки народных заседателей» (пункты 121- 122 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…[народные заседатели] имели полномочия рассматривать дело заявителей до и после 5 августа 2002 г., а также после 1 января 2004 г., когда положения закона о народных заседателях были отменены. Таким образом, Суд приходит к выводу о том, что состав суда, рассматривавшего дело заявителей, был законным, и в этом отношении не было допущено нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции» (пункт 125 постановления).
Заявители также жаловались на то, что длительность разбирательства по их уголовному делу не соответствовала требованию «разумного срока», установленному пунктом 1 статьи 6 Конвенции.
Суд подчеркнул, что «…обоснованность длительности рассмотрения дела необходимо оценивать с учетом обстоятельств дела и следующих критериев: сложности дела, поведения заявителя и соответствующих органов власти… предварительное следствие по делу заявителей велось с 10 января 1999 г. по 26 января 2001 г. (два года и семнадцать дней), производство в городском суде длилось с 29 января 2001 г. по 15 февраля 2006 г. (пять лет и восемнадцать дней), а кассационное производство в Верховном Суде [Российской Федерации] длилось с 16 февраля по 21 ноября 2006 г. (девять месяцев и четыре дня)… [Д]лительность предварительного следствия и кассационного производства не была необоснованной, учитывая сложность дела и необходимость для заявителей изучить материалы дела и подготовиться к слушаниям… [С]амый большой перерыв в судебном производстве имел место…когда городской суд откладывал слушание не менее восьмидесяти восьми раз из- за болезни заявителей, неявки адвокатов по состоянию здоровья или по личным или профессиональным причинам, либо без уважительной причины, или же из-за удаления заявителей и их адвокатов из зала суда за поведение, нарушающее порядок судебного заседания» (пункты 131-134 постановления).
Европейский Суд отметил, что «…судебное разбирательство было сложным, учитывая участие в нем семнадцати подсудимых и количество и суть предъявленных им обвинений… [Н]еоднократная неявка адвокатов в суд существенно замедлила ход судопроизводства… [Э]то происходило не по вине государства… [Г]ородской суд правомерно и систематически откладывал слушания по причинам, которые находились вне контроля внутригосударственных органов власти» (пункты 136-140 постановления).
Суд заключил, что «…длительность уголовного судопроизводства в настоящем деле нельзя считать необоснованной. Следовательно, в данном отношении нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции допущено не было» (пункт 141 постановления).
Также, ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, заявители жаловались на то, что они в ряде случаев были удалены из зала суда, и что слушание по их делу, проводившееся в следственном изоляторе не было открытым для общественности.
Относительно удаления заявителей из зала суда Суд установил, что «…заявители и/или некоторые из их адвокатов удалялись из зала суда в ряде случаев за то, что они перебивали председательствующего судью или секретаря суда, обращались к городскому суду, используя непристойную брань, и за другое несдержанное поведение…При таких обстоятельствах, удаление заявителей из зада суда было необходимым для поддержания порядка в зале суда, и не умаляло общую справедливость разбирательства по делу заявителей, которых в их отсутствие представляли их адвокаты (пункт 143 постановления).
Что касается жалобы на закрытость разбирательства, проводившегося в следственном изоляторе, то Европейский Суд отметил, что «…предоставленные…материалы по делу убедительно доказывают, что, несмотря на то, что судебное разбирательство было перенесено в следственный изолятор, оно не было закрытым для общественности (пункт 144 постановления).
Постановление Европейского Суда по жалобе № 24849/05 «Сергей Зайцев против России» (вынесено и вступило в силу 20 сентября 2016 г.), которым установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с проведением областным судом закрытого заседания по уголовному делу заявителя.
Одновременно отклонены как явно необоснованные жалобы заявителя на чрезмерную продолжительность судебного разбирательства по его делу, на нарушение принципа презумпции невиновности и иных прав заявителя в ходе процесса, а также исключена из списка подлежащих рассмотрению дел жалоба заявителя на несоблюдение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с чрезмерно длительным содержанием его под стражей ввиду урегулирования властями данного вопроса односторонней декларацией.
Заявитель жаловался на непроведение публичного судебного разбирательства по его уголовному делу в нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.
Европейский Суд отметил, что «…решение суда о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании является нарушением справедливого баланса между правом заявителя на проведение публичного разбирательства по уголовному делу, с одной стороны, и иными важными интересами, с другой стороны» (пункт 29 постановления).
Суд установил, что «…[областной] суд не изложил каких-либо причин в обоснование принятого решения о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании…. В качестве единственного основания для рассмотрения дела в закрытом судебном заседании Власти сослались на необходимость обеспечения безопасности… [П]роблемы с обеспечением безопасности характерны для многих разбирательств по уголовным делам, однако случаи, когда одно лишь наличие таких проблем является основанием для рассмотрения дела в закрытом судебном заседании, тем не менее, весьма редки… [Н]ациональные судебные органы были обязаны обеспечить охрану и безопасность людей, присутствовавших в зале суда… [С]оответствующие меры должны применяться с учетом обстоятельств конкретного дела и соответствовать принципу необходимости. Органам судебной власти следует тщательным образом рассматривать любые возможные альтернативные меры, которые могут использоваться для обеспечения охраны и безопасности в зале суда и отдавать предпочтение тем из них, которые представляются менее строгими в контексте достижения одной и той же цели. Более того, если суд первой инстанции действительно принял во внимание определенную информацию, такую информацию следовало представить сторонам, в частности, заявителю, чтобы обеспечить открытое обсуждение этого вопроса. Вместе с тем, судом первой инстанции указанные действия предприняты не были» (пункты 30-31 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с проведением закрытого слушания по делу заявителя.
Заявитель также жаловался на то, что его заключение под стражу во время предварительного следствия и судебного разбирательства в отсутствие значительных и достаточных оснований являлось нарушением пункта 3 статьи 5 Конвенции.
Власти подтвердили, что содержание заявителя под стражей являлось нарушением пункта 3 статьи 5 Конвенции и указали на свою готовность выплатить заявителю справедливую денежную компенсацию (пункт 14 постановления).
Европейский Суд остался удовлетворен тем, что сумма предложенной компенсации соответствовала суммам, присужденным в подобных делах (пункт 21 постановления).
Суд посчитал целесообразным исключить данную часть жалобы из списка дел, подлежащих рассмотрению, в соответствии с подпунктом «c» пункта 1 статьи 37 Конвенции.
<…>
Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора
Постановление Европейского Суда по жалобе № 58923/14 «Холмуродов против России» (вынесено 1 марта 2016 г., вступило в силу 4 июля 2016 г.), которым установлено, что исполнение решения УФМС России о депортации заявителя либо его иное принудительное перемещение в Республику Узбекистан (в порядке экстрадиции, депортации или иным способом) будет являться нарушением статьи 3 Конвенции.
Наряду с этим установлено нарушение статьи 13 Конвенции в связи с отсутствием у заявителя эффективных средств правовой защиты от выявленных нарушений.
Заявитель жаловался на то, что отправка его в родную страну, Узбекистан, подвергла бы его обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, по причине обвинений в уголовных правонарушениях, вынесенных в его отношении в этом государстве Европейский Суд указал на то, что «…что лица, обвиняемые в Узбекистане в правонарушениях политического и религиозного характера, принадлежат к уязвимой группе, систематически подвергаемой практике жестокого обращения в указанной стране… [Т]акже, если лицо, подлежащее выдворению или экстрадиции в эту страну, может доказать принадлежность к такой группе, он может не доказывать наличие дополнительных особых отличительных признаков, которые выделяли бы лично его, чтобы доказать, что лично он подвергался и продолжает подвергаться опасности» (пункт 64 постановления).
В настоящем деле Суд установил, что «…заявитель обвиняется в Узбекистане, в числе прочего, в посягательстве на конституционный строй, изготовлении и разглашении материалов, посягающих на общественную безопасность и общественный порядок, а также в создании и управлении экстремистскими религиозными организациями, сепаратистскими, фундаменталистскими и другими запрещенными организациями и в участии в таких организациях… [Э]ти обвинения носят, без сомнения, политический и религиозный характер, что причисляет заявителя к группе особенно уязвимых лиц, подверженных риску жестокого обращения в случае возвращения в Узбекистан» (пункт 65 постановления).
Европейский Суд отметил, что «…дипломатические заверения [Дипломатические заверения, в соответствии с которыми заявитель не подвергнется бесчеловечному или унижающему достоинство обращению в своей родной стране] сами по себе не являются достаточными. Необходимо, чтобы эти заверения предоставляли в своем практическом применении достаточную гарантию, что заявитель действительно будет защищен от риска применения жестокого обращения… [З]аверения, данные органами власти Узбекистана, не предусматривали дипломатических или основанных на участии наблюдателей механизмов, которые позволяли бы обеспечить объективный контроль за их соблюдением» (пункт 66 постановления).
Суд подчеркнул, что «…одного только существования внутригосударственных норм и ратификации международных соглашений, гарантирующих уважение основных прав человека, недостаточно, чтобы обеспечить соответствующую защиту от риска жестокого обращения, поскольку, как в настоящем деле, достоверные источники подтверждают практику органов власти – или допускаемую ими — явно противоречащую принципам Конвенции» (пункт 67 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что «…высылка заявителя в Узбекистан подвергла бы его реальному риску жестокого обращения, противоречащему статье 3 Конвенции» (пункт 70 постановления).
Заявитель также жаловался на то, что его жалобы, касающиеся риска ненадлежащего обращения, которому он подвергся бы в случае возвращения в Узбекистан, не были надлежащим образом рассмотрены государственными органами, что, по его словам, нарушало статью 13 Конвенции.
Суд отметил, что «…суды не рассмотрели доводы заявителя, касающиеся риска жестокого обращения, ограничившись обоснованием применения депортации соображениями охраны общественного порядка… [Р]ешение [Управления федеральной миграционной службы России], которым заявителю было предоставлено временное убежище, не содержало ни анализа его личного положения, ни оценки риска, которому он мог быть подвергнут в случае перемещения в Узбекистан, и что оно ограничивалось упоминанием обеспечительной меры, указанной Судом в соответствии с правилом 39 Регламента… [Н]и первая, ни вторая из этих процедур не предоставила заявителю внимательного контроля и тщательного рассмотрения, которых требует статья 13, в том, что касается его заявления, в соответствии с которым он подвергался риску обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, в случае возвращения в Узбекистан» (пункт 77 постановления).
Европейский Суд заключил, что «…[заявитель] не имел эффективного средства правовой защиты по смыслу статьи 13, чтобы отстаивать свою жалобу по статье 3 Конвенции» (пункт 78 постановления).
Заявитель также жаловался, ссылаясь на пункт 1 статьи 5 Конвенции, что его содержание под стражей не является правомерным.
Суд отметил, что «…[прокурор] вынес постановление об избрании меры пресечения в виде заключения заявителя под стражу на два месяца, основываясь на части 2 статьи 466 УПК… [П]остановление № 11 Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июня 2012 г. [Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июня 2012 г. № 11 «О практике рассмотрения судами вопросов, связанных с выдачей лиц для уголовного преследования или исполнения приговора, а также передачей лиц для отбывания наказания»] действовало во время событий, внутригосударственные суды…явно ссылались на пункт 21 данного постановления, поскольку они подтвердили решение прокурора» (пункт 88 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «…[п]остановление [Пленума Верховного Суда Российской Федерации]… уточняет, что, поскольку запрос об экстрадиции сопровождается распоряжением о содержании под стражей, вынесенном иностранным судом, прокурор может, в применение части 2 статьи 466 УПК, вынести решение о помещении этого лица под стражу на срок, не превышающий двух месяцев с момента, когда это лицо было задержано (пункт 89 постановления).
Суд указал на то, что «…[п]остановление [Пленума Верховного Суда Российской Федерации]… уточняет также, что в отсутствие запроса об экстрадиции, распоряжение о помещении под стражу может быть вынесено только российским судом, и что даже после получения запроса об экстрадиции оно может быть продлено только российским судом. Прочтенные совместно пункты 19 и 21 постановления, по-видимому, указывают на то, что толкование, вытекающее из применимого права, заключается в том, что в контексте процедуры экстрадиции прокурор может выносить решение только о первоначальном помещении под стражу и только после получения запроса об экстрадиции – сопровождаемого распоряжением о содержании под стражей, вынесенном иностранным судом; если это последнее условие не выполнено, первоначальное решение о помещении под стражу может быть принято только российским судом, который, кроме того, во всех ситуациях является единственным компетентным судом в вопросе продления такой меры…[В] настоящем деле часть 2 статьи 466 УПК не применялась национальными судами в соответствии с этим порядком» (пункт 90 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «…[п]остановление [Пленума Верховного Суда Российской Федерации]… не уточняет, как разграничить часть 2 статьи 466 УПК – которая позволяет прокурору вынести постановление о помещении под стражу в целях экстрадиции – и часть 4 статьи 108 этого же кодекса, которая предусматривает, что только российский суд может вынести постановление о применении меры, связанной с лишением свободы» (пункт 91 постановления).
Суд пришел к выводу, что «…лишение свободы, которому подвергся заявитель…не являлось правомерным в смысле пункта 1 статьи 5 Конвенции, в связи с отсутствием правовой основы, которая имела бы требуемые в целях соответствия общему принципу правовой безопасности качества» (пункт 92 постановления).
Заявитель также жаловался, наконец, на то, что он был лишен процедурных гарантий в ходе принятия решения о его депортации, по его мнению, в нарушение статьи 1 Протокола № 7 Конвенции.
Суд подчеркнул, что «…статья 1 протокола № 7 к Конвенции относится явным образом к иностранным гражданам, «на законных основаниях проживающим на территории какого-либо государства»… [Н]ичто в материалах дела не свидетельствует о том, что заявитель правомерно въехал на российскую территорию, чтобы остаться, и что он имел «законно обоснованное ожидание» получить разрешение на пребывание… [И]з материалов дела не следует, что он…имел разрешение на временное пребывание… [З]аявитель имел поддельный паспорт в момент, когда он был задержан российскими органами власти, и…этот факт, в числе прочих, послужил основанием для его последующего осуждения по уголовному делу… [Т]от факт, что заявитель отбывал наказание в виде лишения свободы на территории Российской Федерации на момент принятия постановления о выдворении в его отношении, не делал пребывание заявителя «правомерным» в смысле статьи 1 Протокола № 7 Конвенции» (пункт 97 постановления).
Европейский Суд заключил, что «…данная жалоба несовместима ввиду обстоятельств, связанных с предметом рассмотрения, с положениями Конвенции в значении пункта 3 статьи 35 и подлежит отклонению в соответствии с пунктом 4 статьи 35» (пункт 98 постановления).
Постановление Европейского Суда по жалобе № 14348/15 «У.Н. против России» (вынесено 26 июля 2016 г., вступило в силу 28 ноября 2016 г.)., которым установлено, что принудительное перемещение заявителя в Кыргызскую Республику (в порядке экстрадиции либо иным способом) будет являться нарушением ст. 3 Конвенции.
Установлено также нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с отсутствием у заявителя возможности добиться судебного пересмотра постановления районного суда о применении к нему в течение определенного судом срока меры пресечения в виде заключения под стражу в целях экстрадиции, несмотря на имевшие место изменения в обстоятельствах, которые могли повлиять на законность соответствующей меры.
Заявитель жаловался, ссылаясь на статью 3 Конвенции, на то, что в случае его выдачи Кыргызстану он подвергнется пыткам и бесчеловечному и унижающему достоинство обращению или наказанию, потому что он принадлежал к узбекскому этническому меньшинству.
Европейский Суд отметил, что он «…неоднократно изучал ситуацию в отношении этнических узбеков, чьей экстрадиции добивались власти Кыргызстана в связи с рядом тяжких преступлений, которые они, предположительно, совершили в ходе жестоких межэтнических столкновений между киргизами и узбеками в июне 2010 года. В тех делах [Суд] неизменно постановлял, что, учитывая подтвержденное широко распространенное и привычное применение пыток и иного жестокого обращения со стороны правоохранительных органов в южной части Кыргызстана в отношении членов узбекского сообщества, безнаказанность сотрудников правоохранительных органов, а также отсутствие достаточных гарантий для заявителей в соответствующей стране, имелись существенные основания полагать, что заявители столкнуться с реальной угрозой быть подвергнутыми обращению, предусмотренному статьей 3 Конвенции по возвращении в Кыргызстан» (пункт 38 постановления).
Однако Суд подчеркнул, что «…[к]ак и в предыдущих подобных делах, заявитель безуспешно пытался обратить внимание… на вышеупомянутые обстоятельства в ходе производства по экстрадиции и делам беженцев…[О]боснование национальных судов по делу заявителя было более подробным…Однако, их доводы, обосновывающие отклонение требований заявителя, уже были рассмотрены Европейским Судом в его предыдущих постановлениях, и он посчитал их недостаточными…Что касается последнего довода, представленного Европейскому Суду, и на основании того факта, что экстрадиции заявителя добивались за обычные уголовные преступления, в совершении некоторых из которых он признался…Европейский Суд может только напомнить, что поведение заявителя – каким бы нежелательным или опасным оно бы не было – не может отменить запрет на жестокое обращение согласно статье 3 Конвенции… [З]аявитель является этническим узбеком, чьей экстрадиции добивались власти Кыргызстана за преступления, совершенные в ходе жестоких столкновений в июне 2010 года…Таким образом, он является членом группы, которая систематически подвергается жестокому обращению» (пункт 39 постановления).
Таким образом, Европейский Суд заключил, что «…принудительное возвращение заявителя в Кыргызстан в форме экстрадиции или иным образом было бы нарушением статьи 3 Конвенции» (пункт 41 постановления).
Заявитель также жаловался, ссылаясь на пункт 4 статьи 5 Конвенции, на отсутствие возможности судебного пересмотра законности его содержания под стражей.
Европейский Суд установил, что он «…уже выявлял нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции, когда у заявителя не было возможности добиться судебного пересмотра законности его содержания под стражей в течение фиксированного периода времени, несмотря на изменения в обстоятельствах в течение этого периода времени, которые могли повлиять на законность его содержания под стражей… В настоящем деле, содержание заявителя под стражей было разрешено на фиксированный период – с 16 января 2015 г. по 23 июля 2015 г. Изменившимися обстоятельствами, которые могли повлиять на законность содержания под стражей, были промежуточная мера Европейского Суда 24 марта 2015 г. и вступление в силу решения [о выдаче] 25 марта 2015 г. Соответственно, чуть меньше четырех месяцев, в течение которых заявитель не мог добиться судебного пересмотра законности его содержания под стражей» (пункт 45 постановления).
В отсутствие каких-либо новых доводов или фактов, Европейский Суд постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.