Уважаемый В.!

Мы ознакомились с представленными Вами документами.

Вами был поставлен вопрос о предполагаемом нарушении статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство.

Гарантии статьи 6 Конвенции распространяются только на случаи предъявления лицу уголовного обвинения, а также разбирательства споров о гражданских правах и обязанностях. Уголовного обвинения Н., к счастью, не предъявлялось. Что же касается «спора о гражданских правах и обязанностях», то, вероятно, можно попытаться обосновать, что результаты имевшего место разбирательства являлись определяющими для решения вопроса о постановке Н. на учет в качестве лица, нуждающегося в предоставлении жилого помещения по договору социального найма в соответствии с ЖК РФ. При этом право на предоставление такого помещения, несмотря на то, что в смысле российского законодательства речь не идет о собственности, является имущественным правом (это признано, например, Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Малиновский против России» (Malinovskiy v. Russia, жалоба N 41302/02) от 07 июля 2005 года (п. 46)), то есть «гражданским» в смысле статьи 6 Конвенции. Следовательно, можно утверждать, что результаты этого разбирательства являются определяющими для «гражданских прав» Н., в связи с чем на него распространяются гарантии статьи 6 Конвенции. Хотя уже здесь возможна проблема. Она состоит в том, что Н. не обжаловала в суд заключение от 25 февраля 2010 года, хотя имеет на это полное право. При этом именно наличие данного заключения (а также фактическое проведение перед его дачей повторного обследования помещения) стало основанием для отказа в удовлетворении ее требований.

Что касается самих нарушений статьи 6 Конвенции, предположительно допущенных судами первой и второй инстанций, то сначала необходимо отметить весьма низкое качество как искового заявления, так и кассационной жалобы. Кроме того, Н. добровольно отказалась принимать участие в судебных заседаниях, равно как от представительства ее интересов в суде в целом. Поэтому суды можно обвинять лишь в том, что они не ответили должным образом на аргументы и доказательства, представленные в исковом заявлении и кассационной жалобе. Несмотря на наличие ссылок на пункт 5 (включение в состав помещения мест общего пользования) и пункт 54 (необходимость принимать во внимание медицинскую документацию, когда речь идет об инвалиде) Постановления Правительства N 47, а также указание на наличие насущных потребностей, все эти аргументы чрезвычайно неконкретны. Конечно, Н. пишет в самом начале своего искового заявления, что «нет ванны, туалет на улице, вода в колодце в 100 метрах от дома, что создает серьезные препятствия для осуществления без проблемного жизнеобеспечения инвалида в кресле-коляске и значительно ограничивает… возможности для самообслуживания», но этот текст почти не соотнесен с исковыми требованиями (особенно в части необходимости повторного обследования помещения!). В итоге суды достаточно трудно обвинить в том, что они не учли соответствующие аргументы и (или) доказательства Н., не предоставили на них мотивированный ответ в своих решениях. Тем более, что врач в состав комиссии в итоге, судя по документам, был включен, повторное заключение формально прямо говорит о том, что помещение пригодно для проживания инвалида-колясочника (а не в принципе). Более того, как следует из кассационного определения, в приложениях к заключению комиссии указано, что дом оборудован пандусом, Н. предоставлен подъемник и электроколяска. К сожалению, Вы не предоставили нам многочисленные приложения ко второму заключению комиссии, поэтому мы не можем оценить их содержание в полной мере. Однако сомнительно, чтобы суд второй инстанции все это придумал, а не взял из приложений к заключению. Несмотря на то, что суд не провел прямой связи между пандусом, подъемником и электроколяской и условиями жизни Н., в отсутствие конкретных претензий с ее стороны, касающихся того, почему проживание в этом доме невозможно, даже если принять во внимание наличие пандуса, подъемника и электроколяски, обвинить суд в нарушении права на справедливое судебное разбирательство представляется не так-то легко. Кроме того, Н., как следует из списков приложений к исковому заявлению и кассационной жалобе, равно как того факта, что ни она, ни ее представитель не присутствовали в судебных заседаниях, не предоставила суду каких бы то ни было доказательств, например, медицинских документов (индивидуальную программу реабилитации или что-то иное), из которых можно было бы понять, на предмет чего именно должно было быть обследовано помещение, в котором она живет (если мы правильно понимаем, что справка ВТЭК говорит лишь о факте инвалидности, а КЭК – о том, что она является инвалидом-колясочником). При этом не стоит упускать из внимания и тот факт, что ее требования в части признания первого заключения комиссии незаконным были удовлетворены, следовательно, речь идет лишь о проблемах, связанных с ее требованием о проведении повторного обследования жилого помещения. Из искового заявления и кассационной жалобы весьма трудно понять, на какие именно вопросы должны быть даны ответы в ходе этого повторного обследования, то есть на предмет чего именно (конкретно) должно было быть обследовано помещение. Да, Н. пишет про отсутствие водоснабжения, туалета, ванной. Однако в первом акте обследования прямо написано, что «водоснабжение – колодец», а водоотведения нет. Мы предполагаем, что это указано и во втором акте (напомним, что он нам не представлен). Таким образом, по сути, Н. спорит с выводами комиссии, хотя формально обжалует не их (заключение первой комиссии признано незаконным, а второй – не обжаловано), а требует повторного обследования. Если бы в Постановлении Правительства N 47 было прямо сказано, на предмет чего конкретно должно быть обследовано помещение, и (или) Н. сама указала бы это, а из документов усматривалось бы, что на этот предмет помещение не было обследовано (хотя должно было обследоваться), то суды можно было бы, вероятно, обвинять в том, что они не учли ее аргументы и доказательства. Но в отсутствие подобных четких аргументов сделать это, повторимся, будет не так-то легко.

С чем действительно стоит согласиться, так это с тем, что суд первой инстанции сделал весьма произвольный вывод в части требований о возмещении морального вреда, так как иск был заявлен вовсе не комиссии, а суд второй инстанции действительно полностью проигнорировал доводы кассационной жалобы в этой части.

Но с учетом того, что жалобы исключительно на нарушения статьи 6 Конвенции (если только речь не идет о системных проблемах, которые уже были предметом разбирательства в Европейского Суде по правам человека) относятся к самым низкоприоритетным, а также с того факта, что качество аргументации и доказательств, содержащихся в исковом заявлении и кассационной жалобе, весьма низкое (причем как в фактической части, так и в плане ссылок на конкретные требования законодательства и (или) практику его применения), а Н. добровольно отказалась от права участвовать в судебном разбирательстве, позволив тем самым ответчику убедить суд в своей правоте, в то время как его аргументы никто не мог оспорить непосредственно в заседаниях судов, перспективы жалобы, если таковая будет подана в Европейский Суд по правам человека, представляются весьма призрачными.

С уважением,

Олег Анищик