Уважаемая Е.!
Из представленных Вами материалов потенциально усматриваются следующие нарушения прав, гарантированных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод.
Все нарушения касаются статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, но они достаточно разные, так как эта статья предусматривает значительное число различных прав.
1. Судебное заседание было закрытым в отсутствие оснований, предусмотренных пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а именно: соответствующих соображений морали, общественного порядка либо национальной безопасности.
Очевидно, что первые два основания неприменимы к Вашему делу. Во всяком случае, на первый взгляд в представленных материалах ничего об этом не говорится. Надо полагать, что заседание было закрытым в связи с наличием в материалах дела результатов ОРД, которые (в силу соответствующего закона) формально считаются содержащими «государственную тайну». Следовательно, возникает вопрос о применимости третьего из предусмотренных пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод оснований, то есть «соображений национальной безопасности». Однако, во-первых, неясно, какие именно конкретные материалы, имеющиеся в деле, свидетельствовали о необходимости закрывать заседание, учитывая, что практически все результаты ОРД были рассекречены. Во-вторых, даже в случаях, когда имеются основания полагать, что те или иные материалы действительно содержат затрагивающие национальную безопасность сведения, суд должен проанализировать, как закрытие заседание повлияет на принцип гласности.
Полагаем, что этого сделано не было, а ссылка на «государственную тайну» была совершенно формальной. В-третьих (даже если интересы национальной безопасности затронуты), суд должен рассмотреть вопрос о том, почему необходимо закрывать весь процесс целиком, а не проводить одно (или несколько) судебных заседаний, в ходе которых могли бы быть рассмотрены те самые содержащие «государственную тайну» материалы. Безусловно, этого также не было сделано. Конечно, в ряде случаев открытое разбирательство в суде кассационной инстанции может исправить допущенное нарушение. Однако это не обязательно так, и, возможно, заседание суда второй инстанции тоже было закрытым (из кассационного определения это непонятно). При обосновании данного нарушения можно опираться на Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Белашев против России», хотя по этому вопросу у Страсбургского Суда в принципе имеется весьма богатая практика и в отношении других стран.
2. Использование в качестве критических доказательств по делу материалов, собранных в результате (тайных) оперативно-розыскных мероприятий, проведение которых не было обосновано наличием разумных подозрений в причастности лица к совершению преступления, является нарушением права на справедливое разбирательство, гарантированного пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Это довольно сложная, но при этом весьма перспективная логика, которая основана, в частности, на Решении Европейского Суда по правам человека по делу Джона Джеймса Шеннона, а также Постановлении по делу «В. против Финляндии». Кроме того, очень важным представляется Постановление по делу «Раманаускас против Литвы», так как в нем речь прямо идет о получении взятки.
Идея состоит в том, что проведение в отношении лица тайных мероприятий должно основываться на «разумных подозрениях» в причастности его к совершению преступления. Сведения, сообщенные каким-либо одним частным лицом, не соответствуют этому требованию, то есть не могут являться достаточным основанием для проведения тайных мероприятий, которые по определению способны затронуть целый ряд охраняемых прав. Не может являться достаточной и информация, полученная от частного лица, находящегося «в оперативной разработке». Перед началом осуществления тайных мероприятий соответствующие органы должны убедиться в разумности (обоснованности) подозрений в совершении лицом преступления, а только потом (с целью их проверки) проводить то или иное мероприятие, направленное на подтверждение или опровержение этих подозрений. В Вашем случае сначала информация (как заявляют сотрудники милиции) поступила от некоего «анонимного лица», а затем – от В., которая в некотором смысле сама находилась по меньшей мере «в оперативной разработке». Однако в плане подготовки жалобы важен не сам факт того, что в отношении Вас проводились тайные мероприятия, а обстоятельства использования их результатов в качестве критических доказательств по делу. Под ними понимаются такие доказательства, на которых в значительной степени построено обвинение (без которых обвинением просто не было бы обоснованным). В Вашем деле это по крайней мере сами деньги (предмет предполагаемой взятки), появившиеся (в качестве доказательств) именно благодаря оперативному мероприятию, а также сведения об обстоятельствах их передачи. Но критическое значение этих доказательств подлежит, конечно, отдельному обоснованию. Для этого необходимо:
определить предмет доказывания по делу,
соотнести каждое из обвинительных доказательств с каждым из элементов предмета доказывания,
сделать вывод о том, какое значение для обоснования тех или иных элементов имеют доказательства, полученных описанным выше путем (посредством оперативных мероприятий, для проведения которых не было достаточных разумных подозрений в совершении Вами преступления),
продемонстрировать, что их значение критическое в том смысле, что без них, исходя из закона и (или) сложившейся практики его применения, невозможно или очень затруднительно обоснование наличия тех элементов предмета доказывания, в отсутствие которых Вас должны были оправдать (или прекратить дело по тем или иным основаниям).
В отношении данного вопроса возникают определенные проблемы с обоснованием исчерпания средств правовой защиты от этого нарушения на национальном уровне, так как жалобы на это не были явно высказаны ни Вами, ни Вашими адвокатами ни в суде первой инстанции, ни в кассации. Однако все не выглядит абсолютно безнадежным. Мы скорее рекомендовали бы заявить о таком нарушении и хотя бы до какой-то степени попытаться обосновать, что средства защиты были исчерпаны.
3. Также можно попытаться доказать, что В. в определенном смысле была «агентом государства», ее показания являются практически единственным и потому критическим (с точки зрения возможности обоснования обвинительного приговора в их отсутствие) доказательством, а постановление приговора исключительно на их основании нарушает требования справедливости судебного разбирательства.
Конечно, обоснование того, что В. является «агентом государства» (так как в процессе осуществления оперативных мероприятий полностью действовала под контролем и в соответствии с указаниями сотрудников милиции), не свидетельствует о невозможности использования ее показаний в принципе. Однако в случае, если они являются единственным доказательством, обосновывающим предъявленное лицу уголовное обвинение, право на судебное разбирательство может быть нарушено. Наряду с обоснованием того факта, что В. является «агентом государства», необходимо проведение анализа доказательственной базы по делу, чтобы показать, что подавляющее большинство доказательств производны от ее показаний. «Показания» здесь, конечно, рассматриваются содержательно, а не в том смысле, который придается этому термину УПК РФ. Под показаниями мы понимаем любые относящиеся к делу сведения, сообщенные лицом кому бы то ни было и в какой бы то ни было форме (а не только при допросе) и использованные в качестве доказательства. Нетрудно заметить, что, например, показания всех других свидетелей обвинения о причастности Вас к получению взятки производны от слов В., которая сообщила им об этом. Таким образом, показания этих свидетелей – это те же слова В., форма которых многократно приумножена без изменения содержания. Другими словами, если я говорю А., Б. и В., что Х. – плохой человек, после чего сам повторяю эти слова в суде, а А., Б. и В. сообщают, что им я тоже об этом говорил, то формально против Х. имеются показания четырех свидетелей (в смысле четырех разных источников информации), которые за счет количества и соответствия друг другу вроде бы (по мнению российских судов) увеличивают вероятность того, что Х.- действительно плохой человек. Если присмотреться, то имеет место только один источник информации – мои собственные слова. Остальные три производны от этого источника и ничего не добавляют. Именно поэтому можно сделать вывод, что показания В., на основе которых построен ряд других обвинительных доказательств по делу, являются критическими и практически единственными, так как кроме них обвинение больше ничего не подтверждает. Здесь стоит добавить, что деньги (предмет предполагаемой взятки), равно как все другие данные, полученные оперативным путем (а никаких иных доказательств, кроме этих и показаний свидетелей, в деле нет), также производны от слов В., которая при не совсем выясненных обстоятельствах сообщила в милицию о том, что Вы требовали от нее взятку. Безусловно, все это требует обстоятельного, но лаконичного обоснования.
В качестве дополнительной (или альтернативной) логики можно доказывать, что В., чьи показания столь критичны для постановления обвинительного приговора, в некотором смысле была «соучастницей» предположительно имевшего место преступления. Конечно, формально в соответствии с УК РФ получение и дача взятки – это разные составы. Однако очевидно, что, во-первых, получение взятки без ее дачи невозможно, во-вторых, получение и дача «одной взятки» представляют собой единое событие. Именно в этом смысле В. можно назвать «соучастницей» условного выделяемого нами преступления под названием «взяточничество». Подобное обоснование может иметь смысл, так как в ряде случаев Европейский Суд по правам человека приходил к выводу, что использование в качестве критических доказательств при обвинении лица в совершении преступления показаний его соучастников может (особенно в совокупности с другими нарушениями статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) свидетельствовать о нарушении права на справедливое судебное разбирательство. Здесь можно посмотреть хотя бы на Постановление по делу «Владимир Романов против России». Подобный вывод, в частности, основан на том, что «соучастник» сам является лицом, заинтересованным в определенном исходе дела, а привлечение его к ответственности за дачу ложных показаний не представляется возможным, так как ложь представляет собой одно из средств защиты. Уточним, что Страсбургский Суд в большинстве случаев склонен анализировать ситуацию содержательно, а не формально. Поэтому и здесь мы говорим о том, что для В., которая формально вроде бы не является ни подозреваемой, ни обвиняемой, ни подсудимой, данные ей показания являлись средством защиты от тех подозрений (в даче взятки), которые практически проявились в деятельности сотрудников милиции, проводивших с ней различные встречи, беседы и т.д. Вывод о том, что ее можно привлечь к ответственности за дачу заведомо ложных показаний (или заведомо ложный донос), так как формально она не обладает соответствующим статусом, также не столь очевиден, что содержательно сближает В. с «соучастницей преступления». Ее заинтересованность в исходе дела также может быть обоснована. Хотя бы со ссылкой на то, что сама она не была привлечена к ответственности за совершение преступления (пусть и с освобождением от нее), причем ни в части того эпизода, о котором идет речь в приговоре, ни в части предположительно имевших место ранее действий по передаче взяток. Конечно, все это требует серьезного обоснования.
4. Также в жалобе можно попытаться обосновать, что суд не был «создан на основании закона» в смысле пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. К подобному выводу можно прийти в результате анализа практики Европейского Суда по правам человека, в соответствии с которой суд может не отвечать этому требованию, если конкретное дело рассматривается не тем судом, к которому оно отнесено по подсудности.
Здесь можно привлечь для обоснования, например, решение Комиссии по правам человека по делу «Занд против Австрии» 1977 года. Формально материалы Вашего уголовного дела содержали сведения, составляющие государственную тайну (во всяком случае, суд с этим согласился). Следовательно, на основании пункта 3 части 3 статьи 31 УПК РФ данное дело подсудно суду уровня субъекта Российской Федерации, а рассмотрено оно было районным судом.
Сформулированный в кассационных жалобах Ваших адвокатов вывод, что судья Р. в соответствии с частью 2 статьи 63 УПК РФ не мог рассматривать Ваше дело, представляется не совсем необоснованным. Во всяком случае, из части 2 статьи 63 УПК РФ и проанализированной нами практики Верховного и Конституционного Судов РФ это прямо не вытекает, а каких-либо обоснований в жалобах адвокатов не приведено (возможно, оно есть в других материалах дела). Поэтому, по нашему мнению, это не может рассматриваться в качестве дополнительного аргумента при доказывании того, что суд не был «создан на основании закона».
5. Безусловно, можно вести речь о том, что в нарушение права на справедливое судебное разбирательство суд не ответил на целый ряд представленных Вами и Вашими защитниками аргументов и доказательств, которые (отдельно и в совокупности) являлись критическими с точки зрения возможности прийти к выводу о Вашей виновности. Речь, в первую очередь, о Вашей версии событий, в рамках которой Вы вполне обоснованно (то есть со ссылками на доказательства) утверждали, что полученные Вашим мужем деньги были внесены в качестве предоплаты за заказанную для личных нужд мебель и возвращены из-за отказа от соответствующего заказа. Однако здесь необходим тщательный анализ предмета доказывания, всех обвинительных доказательств и каждого доказательства, на которое обращала внимание защита, с выяснением того, какие из последних не были приняты во внимание, и на что именно они влияли с точки зрения обоснования каждого из элементов предмета доказывания и (посредством этого) итогового вывода о виновности.
Кроме того, здесь же можно говорить о том, что в нарушение права на справедливое судебное разбирательство суд изначально придавал большее значение аргументам и доказательствам обвинения. Другими словами, суд фактически не решал вопрос о том, чья версия – обвинения или защиты – является более основанной (при том, что на стороне защиты «работает» презумпция невиновности), а задавался вопросом, смогла ли защита опровергнуть версию обвинения, как если бы ее правильность изначально предполагалась.
6. Наконец, можно вести речь о том, что искажение протокола судебного заседания фактически лишило Вас права на допрос показывающих против Вас свидетелей, прямо гарантированного пунктом D части 3 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также права на защиту в целом.
Это утверждение основано на том, что право на защиту становится практически бессмысленным, если влияющая на исход дела информация, получаемая в ходе ее осуществления (в том числе при допросе свидетелей), не фиксируется и (или) искажается в протоколе судебного заседания, а исправить ее не представляется возможным хотя бы по той причине, что суду фактически не с чем сравнить представленные замечания на протокол (кроме этого самого протокола и своей памяти), так как самостоятельно суд не ведет ни аудиозапись, ни полное стенографирование, а аудиозаписи, сделанные защитой, не принимает. Безусловно, это проблема не только Вашего дела, а в принципе российского судопроизводства. И мы надеемся, что рано или поздно к ней будет привлечено самое пристальное внимание Европейского Суда по правам человека. Возможно, с помощью Вашего дела.
Мы не ставим по данному делу вопрос о нарушении Вашего права на личную жизнь, гарантированного статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, хотя в ходе оперативных мероприятий, результаты которых легли в обоснование приговора, тайно использовалась аудиозапись, что представляло собой вмешательство в личную жизнь в том смысле, который придает этому термину Европейский Суд по правам человека. Невозможность обращения в Страсбургский Суд с жалобой на нарушение статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод вызвана, по нашему мнению, во-первых, тем, что вмешательство было осуществлено в личную жизнь Вашего мужа (а не Вас), которому были переданы деньги – предмет предполагаемой взятки, во-вторых, никаких жалоб на нарушение чьих бы то ни было прав (его или Ваших) в связи с применением тайной аудиозаписи никем и никогда по делу, судя по представленным материалам, не высказывалось.
Безусловно, все это лишь предварительный анализ. Не исключено, что мы не заметили тех или иных нарушений, которые могут быть выявлены при более тщательном анализе. Кроме того, в отношении каждого из приведенных Выше предложений необходимо с большой тщательностью ставить и разрешать вопросы о соблюдении всех критериев приемлемости жалобы, в частности, исчерпания средств правовой защиты. Наконец, анализ должен быть проведен на основе всех материалов дела (в данном случае он основан лишь на приговоре, кассационных жалобах и кассационном определении).
Вместе с тем подготовка жалобы по данному делу представляется, по нашему мнению, весьма перспективной.
С уважением,
Олег Анищик
Здравствуйте, Олег!
К сожалению практика судов нашей страны позволяет говорить о том, что размер компенсации морального вреда зачастую существенно занижается. Скажите пожалуйста, можно ли рассчитывать на защиту со стороны ЕСПЧ, в случае если, по мнению потерпевшей стороны присужденный размер компенсации морального вреда не соответствует тем нравственным и физическим страданиям, которая она испытала? Обоснованно ли в данном случае ссылаться на ст. 6 Конвенции, говоря о том, что суд несправедливо оценил причиненный стороне моральный вред ?
Заранее спасибо за ответ!
С уважением,
Антон
Здравствуйте!
«Потерпевшая сторона» может рассчитывать на защиту со стороны Европейского Суда по правам человека, если в разумной степени обоснует в своей жалобе, что присуждение ей на национальном уровне той компенсации морального вреда, которая была присуждена, не просто не соответствует испытанным ею нравственным и физическим страданиям, а не соответствует им в нарушение прав, гарантированных этой «потерпевшей стороне» Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней, жалобы на которые рассматривает Европейский Суд по правам человека, а также в не менее разумной степени обоснует, что соответствующая жалоба удовлетворяет всем критериям приемлемости. Судить по Вашему вопросу о наличии возможности обоснования всего этого я не могу по причинам, изложенным в правилах сайта.
Хотя статья 6 Конвенции действительно гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, это не право на некую абстрактную справедливость — по чьему бы то ни было мнению – решения по делу, в т.ч. в части присужденной компенсации морального вреда. Это право состоит из нескольких десятков очень конкретных процессуальных, процедурных прав, судить о нарушении которых по вопросам, подобным Вашему, без изучения материалов дела невозможно. В Вашем вопросе как таковом о нарушении права на справедливое судебное разбирательство ничто не свидетельствует. Более того, по нему невозможно судить даже о том, о предполагаемых нарушениях каких именно прав, составляющих в своей совокупности право на справедливое судебное разбирательство, в принципе идет речь.
Добавлю, что как таковой отказ в присуждении компенсации морального вреда в требуемом (желаемом) размере не может представлять собой нарушения каких бы то ни было прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней. Во-первых, по той причине, что Конвенция и Протоколы к ней не предусматривают собственно права на получение компенсации морального вреда в каком бы то ни было случае и в каком бы то ни было размере, не считая случаев отмены обвинительных приговоров на основании новых или вновь открывшихся обстоятельств, свидетельствующих о допущенных судебных ошибках, в которых право на компенсацию гарантировано статьей 3 Протокола N 7 к Конвенции, а также случаев незаконных арестов или заключений под стражу в нарушение положений статьи 5 Конвенции, в которых право на компенсацию гарантировано пунктом 5 указанной статьи, о применимости которых в Вашем вопросе ничто не свидетельствует. Во-вторых, по той причине, что даже в указанных — равно как и в других — случаях из мотивировки решений национальных судов — о которых применительно к Вашему случаю ничего не известно — может следовать, что никаких признаков нарушений каких бы то ни было прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней, нет. Лишь в редких случаях, если национальные суды оставили без внимания какие-либо критические аргументы в пользу присуждения лицу компенсации морального вреда в определенном размере и (или) их решения были произвольными либо судами был проявлен чрезмерный формализм, речь может идти о нарушении права на справедливое судебное разбирательство, которое гарантировано статьей 6 Конвенции, и (в еще более редких случаях) гарантированного статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции права на уважение имущества. Речь идет об имуществе в виде компенсации, в присуждении которой судом было отказано (разницы между требуемой и присужденной компенсацией). При этом вывод о наличии имущества можно сделать только в том случае, если лицо правомерно, т.е. на основании закона, ожидало получить компенсацию, однако в нарушение этого закона не получило ее. Обоснование этого предполагает необходимость доказывания, что национальный закон, под которым Европейский Суд по правам человека понимает как законодательство в узком смысле этого слова, так и сложившуюся практику его применения, действительно требует выплаты в схожих ситуациях компенсации в том размере, в котором лицо ее требовало, соответствующие положения национального закона были доведены до сведения судов, рассматривавших дело, однако суды обошлись с этими аргументами ненадлежащим образом. Ни о чем подобном в Вашем вопросе речи не идет. Более того, этому противоречит Ваше собственное утверждение (никоим образом, замечу, не обоснованное), будто бы «практика судов нашей страны позволяет говорить о том, что размер компенсации морального вреда зачастую существенно занижается» (относительно некоего неизвестно каким образом исчисленного размера). Конечно, если допустить, что в конкретном случае, о котором идет речь, присужденный размер компенсации морального вреда был также существенно занижен, как он обычно занижается судами (о том, что он занижен даже относительно обычно занижаемого размера, в Вашем вопросе ничто не свидетельствует). Это объясняется тем, что если согласно сложившейся практике суды присуждают в определенных случаях компенсацию в том размере, в котором она была присуждена в том конкретном случае, о котором Вы ведете речь, то это и есть та самая компенсация, в отношении которой имеются основания утверждать, что она представляет собой имущество, в отношении которого у лица имеется правомерное, основанное на законе ожидание его получения. Компенсация в большем размере (т.е. в размере разницы между требуемой и присужденной компенсацией) в таком случае имуществом не является, поскольку право на ее получение не является правомерным, т.е. основанным на законе, которым, принимая во внимание, что в нормативных актах сам размер компенсации морального вреда не называется, является сложившаяся практика. А в отсутствие имущества право на его уважение нарушить невозможно. Право же на получение имущества статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции не гарантировано, она защищает только уже имеющееся у лица имущества, хотя бы такое, в отношении которого у него имеется правомерное ожидание его получения.
Олег Анищик
Здравствуйте!
Подскажите пожалуйста, при производстве по жалобе, истребует ли Европейский суд от государства — ответчика материалы дела, на основании которых Заявитель был осужден или же все разбирательство ограничивается рамками представленной жалобы и отзыва государства-ответчика. Предусматривается ли возможность ходатайствовать в жалобе перед Европейским судом об истребовании материалов дела?
Спасибо!
Здравствуйте!
Вы можете найти ответы на свои вопросы здесь.
Олег Анищик
Хочу в Вас уточнить, жалоба должна содержать до 10 листов или страниц?приложение не входит ведь в эти 10 стр.?ну что не излагать краткое описание жалобы.
Здравствуйте!
Вы можете найти ответы на свои вопросы в пункте 11 Практического руководства по подаче жалобы в Европейский Суд (Практической инструкции по обращению в Европейский Суд по правам человека). Обращаю внимание, что на собственно размер жалобы Европейский Суд по правам человека не накладывает и никогда не накладывал никаких ограничений.
Олег Анищик
Подскажите, можно ли жалобу писать на листе с двух сторон,а при этом нумеровать только нак страница номер 1?
Здравствуйте!
Если Ваш вопрос касается полной жалобы на формуляре, то в формуляре должны нумероваться страницы. Это следует из того, что формуляр жалобы уже содержит нумерацию и это нумерация страниц (а не листов). Конечно, использование указанной Вами нумерации едва ли приведет к отказу в регистрации жалобы (и никоим образом не может привести к выводу о ее неприемлемости). Однако при исчислении количества страниц жалобы, в частности, для определения того, должна ли она сопровождаться кратким изложением ее содержания, Секретариат Европейского Суда по правам человека будет исходить из фактического количества страниц, а не из того, каким образом эти страницы пронумерованы. Другими словами, пропуск при нумерации каждой второй страницы (равно как, например, присваивание каждой странице первого номера или что-то подобное) не может уменьшить фактическое количество страниц жалобы.
Если Вы также хотели спросить, можно ли в принципе выполнять жалобу на двух сторонах листа, то Вы можете найти ответ на этот вопрос здесь.
Олег Анищик
КАК ПОДАТЬ ЖАЛОБУ НА РОССИЮ
Здравствуйте!
Вы можете найти ответ на свой вопрос в разделе «Порядок обращения в Европейский Суд».
Олег Анищик
Здравствуйте, сразу перехожу к изъяснению сути вопроса. Мой сын 31 июля 2010 года погиб при исполнении исполнении обязанностей воинской службы. По факту его гибели было возбуждено уголовное дело. Состоялся суд, по решению которого в отношении офицера был вынесен приговор по ст.350 ч.2 В рамках этого суда мною был подан гражданский иск о компенсации материального вреда и морального вреда. Суд частично удовлетворил эти требования.Затем мною была подана кассационная жалоба, данная инстанция не удовлетворила мои требования по ужесточению наказания и выплате материального и морального вреда в заявленном объеме. Затем я подала надзорную жалобу, в результате Постановлением Президиума Московского Окружного Военного суда 25 января 2012 года в части компенсации морального вреда решение было изменено (с 500 тыс.до 1000000руб.) В части приговора изменений не было. Могу ли я обратиться в Страсбург и возместить моральный вред в полном объеме? (5000 000руб по моему исковому заявлению) ?
Здравствуйте!
См. ответ на аналогичный по своей сути вопрос выше на этой странице.
Олег Анищик
Олег, здравствуйте!
Олег, ситуация такая. Человек был незаконно осужден к трем годам лишения свободы. На основании которого Европейский суд предъявил властям обвинения в силу нарушений Европейской конвенции статей 6,5,3, предоставив все доказательства по факту всех выше перечисленных нарушений. На основании этих доказательств, власти были просто не состоятельными, что-либо противопоставить и написать свое возражение. То есть власти были вынуждены признать нарушения 6,5,3, статей Конвенции. НО! Человек уже отбыл эти три года. И тут естественно остается лишь только один вопрос, О КОМПЕНСАЦИИ физических и нравственных страданий осужденного за все три года. Как правило, власти всегда исходят из своих ЗАНИЖЕННЫХ расчетов. Вопрос? Существует ли практика Европейского суда о компенсации за каждый день в совокупности с тремя годами. С уважением.
Здравствуйте!
Я не могу ответить на вопрос о практике Европейского Суда по правам человека, касающейся присуждаемой им справедливой компенсации (вероятно, морального вреда), в том числе о том, исчисляется ли она «за каждый день», если по вопросу невозможно судить даже о том, о каких конкретно нарушениях статей 3, 5 и 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод идет речь.
«Незаконное осуждение», что бы это ни означало, ни в какой интерпретации не может представлять собой пытку, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение либо наказание, которые запрещены статьей 3 Конвенции. Европейский Суд по правам человека признает, что использование при постановлении обвинительного приговора (или иного решения, которым констатируется виновность лица в совершении преступления) доказательств, полученных под пытками в смысле статьи 3 Конвенции, представляет собой нарушение права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению, которое гарантировано ему статьей 6 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Левинта против Молдовы» (Levinta v. Moldova, жалоба N 17332/03) от 16 декабря 2008 года (пункты 105-106)). Использование доказательств, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции, не представляющим собой пытку, т.е. в результате бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, может быть признано Европейским Судом по правам человека нарушением права на справедливое судебное разбирательство, гарантированного статьей 6 Конвенции, если, например, указанные доказательства являлись критическими с точки зрения вывода о виновности лица в совершении преступления (см. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Яллох против Германии» (Jalloh v. Germany, жалоба N 54810/00) от 11 июля 2006 года (пункты 103-123)) или по меньшей мере весьма значимыми при одновременном игнорировании судами явных признаков насильственного характера их получения (см. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Гладышев против России» (Gladyshev v. Russia, жалоба N 2807/04) от 30 июля 2009 года (пункты 76-79)) либо подсудимый был лишен возможности прибегнуть к помощи защитника в ходе предварительного расследования, когда он находился под стражей и был вынужден дать признательные показания под принуждением (см. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Гёчмен против Турции» (Gocmen v. Turkey, жалоба N 72000/01) от 17 октября 2006 года (пункты 72-75)). Хотя в практике Европейского Суда по правам человека есть и Постановление Большой Палаты по делу «Гафген против Германии» (Gafgen v. Germany, жалоба N 22978/05) от 01 июня 2010 года, которым Судьи 11 голосами против 6 отказались признавать нарушение статьи 6 Конвенции, хотя в основу обвинения заявителя в совершении преступления были положены в качестве достаточно значимых вещественные доказательства, обнаруженные благодаря его признанию, полученному в нарушение статьи 3 Конвенции, которое не было квалифицировано как пытки (при этом сами его показания были признаны национальным судом недопустимыми; впрочем, данное Постановление следует читать целиком, включая особые мнения Судей Европейского Суда по правам человека, проголосовавших против отказа в признании нарушения права на справедливое судебное разбирательство, чтобы сформировать свое отношение к принятому решению). Однако в любом случае очевидно, что вывод о нарушении права на справедливое судебное разбирательство по причине использования доказательств, полученных под пытками и (в ряде случаев) в результате бесчеловечного или унижающего достоинство обращения с обвиняемым или подозреваемым, это не то же самое, что признание нарушения права не подвергаться пыткам в связи с выводом о нарушениях права на справедливое судебное разбирательство, которые могут принимать многообразнейшие формы, весьма далекие от того, что называется пыткой, бесчеловечным или унижающим достоинство обращением в смысле статьи 3 Конвенции.
Также «незаконное осуждение» не имеет отношения к нарушениям статьи 5 Конвенции, которая в принципе не гарантирует законности осуждения лица. Она гарантирует законность лишения свободы, для вывода о которой по общему правилу достаточно того факта, что оно является результатом вынесенного компетентным судом решения, которым констатирована виновность лица в совершении правонарушения с назначением наказания, предусматривающего лишение свободы. Даже последующее признание такого решения суда не соответствующим требованиям национального права обычно не является основанием для вывода о том, что лишение свободы в период, предшествующий его отмене, также являлось незаконным в смысле подпункта А пункта 1 статьи 5 Конвенции. Лишь в случае явной произвольности решения суда, очевидного и грубого пренебрежения нормами национального права при его вынесении можно ставить вопрос о том, что основанное на нем лишение свободы было незаконным в смысле подпункта А пункта 1 статьи 5 Конвенции. См., например, Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Цирлис и Кулумпас против Греции» (Tsirlis and Kouloumpas v. Greece, жалобы NN 19233/91 и 19234/91) от 27 мая 1997 года. С данном деле речь шла о привлечении заявителей военным судом к ответственности за совершение воинского преступления (нарушение правил субординации в связи с отказом надеть военную форму и принять участие в военных учениях), несмотря на то, что они явно не подпадали под юрисдикцию этого суда, являясь служителями Свидетелей Иеговы — религии, явно признанной к тому времени в Греции в качестве таковой, не подлежащими призыву согласно действующему закону, дающему освобождение от службы служителям любой «известной религии», о чем заявители прямо сообщили суду. Применительно к России такого рода нарушения статьи 5 Конвенции Европейским Судом по правам человека никогда не констатировались (он признавал лишь нарушение подпункта A пункта 1 статьи 5 Конвенции по причине вынесения приговора некомпетентным судом).
Наконец, исчисление справедливой компенсации за нарушения права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению, которое гарантировано статьей 6 Конвенции, обычно также не имеет никакого отношения к тому наказанию, которое лицо отбыло на основании приговора суда. Поскольку обычно наказание на находится в причинной связи с нарушениями статьи 6 Конвенции. Причинная связь может иметь место лишь при наличии доказательств того, что в отсутствие признанных нарушений права на справедливое судебное разбирательство назначенное наказание не могло быть назначено и, соответственно, отбыто, т.е., следовательно, виновность лица в совершении того преступления, в результате признания его виновным в совершении которого ему было назначено отбытое наказание, не могла быть констатирована. Однако обычно таких доказательств нет и не может быть, т.к. исключить возможность признания лица виновным в результате рассмотрения дела, если бы таковое было проведено без признанных нарушений права на справедливое судебное разбирательство, нельзя.
Ни о чем ином кроме «незаконного осуждения» в Вашем вопросе речи не идет.
Соответственно, ничто в Вашем вопросе как таковом не свидетельствует о наличии каких бы то ни было нарушений статей 3, 5 или 6 Конвенции, применительно к исчислению справедливой компенсации за которые в части причиненного ими морального вреда имел бы значение срок, в течение которого жертва этих нарушений отбывала наказание по приговору суда.
Поэтому ответить на Ваш вопрос невозможно.
Олег Анищик
Здравствуйте, Олег!
Моя жалоба на формуляре, написанная в июле 2011 года, составляла 60 страниц. В августе 2011 года из Секретариата Суда мне пришло требование — уместить мою жалобу на 10 страницах, но предупреждения, что в противном случае жалоба не будет рассматриваться — мне не писали. Я сократил свою жалобу до 12 страниц, не считая раздела VII (пункта 21), т.е. получился перебор на 2 страницы (иначе жалоба у меня получалась неполной, кастрированной). В мае 2012 года мне пришло письмо-уведомление из Секретариата Суда, что моя жалоба (которая на 12 страницах) приобщена к материалам моего досье. Никаких претензий по числу страниц (12 вместо 10) мне не выдвигали. Недавно на Вашем сайте в вопросах-ответах я прочёл, что в таких случаях — «надо в принципе не выходить за рамки 10 страниц. В этом случае требование Секретариата ЕСПЧ не может быть нарушено ни в какой его разумной интерпретации, в то время как вывод о его нарушении влечет за собой окончательный отказ в рассмотрении жалобы». – Означает ли это, что моя жалоба — в группе риска, и её могут отклонить по формальным причинам (не выполнено требование Секретариата о 10 страницах)? Но мне не писали предупреждения, что «в противном случае жалоба не будет рассматриваться». Заранее спасибо за ответ.
Здравствуйте!
Нет, не означает, подтверждение чего Вы уже получили из Секретариата Европейского Суда по правам человека давным давно.
Также не следует искажать написанное мной. Я не писал: «надо в принципе не выходить за рамки 10 страниц», как Вы указываете в закавыченном тесте. Я писал: «В идеале же я рекомендовал бы в этом (и именно в этом случае) в принципе не выходить за рамки 10 страниц, то есть уместить на них, в частности, раздел VII (пункт 21). В этом случае требование Секретариата ЕСПЧ не может быть нарушено ни в какой его разумной интерпретации». Также не следует пытаться применять к себе неприменимые разъяснения. Те разъяснения, на которые Вы ссылаетесь, даты человеку, получившему из Европейского Суда по правам человека требование иного содержания. Вы получили свое требование до начала реализации «Проекта Правила 47». А до этого подобные требования имели иной смысл — они предъявлялись просто к явно нечитабельным жалобам. Наконец, то, как именно исчислять 10 страниц, полностью зависит от усмотрения сотрудников Секретариата. Мне известны случаи, когда жалоба, выполненная на 15 страницах, не считалась выходящей за рамки 10 страниц. Однако это никоим образом не влияет на мои рекомендации, на которые Вы ссылаетесь. И в них прямо написано, почему: потому что в настоящее время вывод о нарушении заявителем, уже нарушившим требование сопроводить жалобу, превышающую по объему 10 страниц, кратким изложением ее содержания, также и требования Секретариата кратко изложить (не более чем на 10 печатных страницах) существенные факты в хронологическом порядке и жалобы, на которых настаивает заявитель, влечет за собой окончательный отказ в рассмотрении жалобы.
Олег Анищик
Добрый день. Скажите, пожалуйста, документы в Европейский суд необходимо переводить на один из официальных языков французский или английский? Какой предпочтительней? Спасибо.
Здравствуйте!
Вы можете найти ответ на свой первый вопрос в подразделе «Язык жалобы в Европейский Суд» раздела «Порядок обращения в Европейский Суд». По причинам, изложенным там, Ваш второй вопрос не требует ответа. В принципе же для Европейского Суда по правам человека английский и французский языки имеют одинаковое значение, хотя над жалобами против России в большинстве случаев производство ведется на английском языке.
Олег Анищик
Уважаемый Олег! можно ли считать самим по себе нарушением ст.6 Конвенции, т. е. права на справедливое судебное разбирательство, если суды всех последующих уровней просто практически переписывают дословно решения нижестоящих судов, никак не реагируя на суть моих вопросов и замечаний в соответствующих аппеляционных и кассационных заявлениях. не должны ли суды по самой своей сути, справедливо разбираясь в существе дела, отвечать на все поставленные мною по существу дела и предыдущих решений вопросы. Ведь, если не так, то о каком справедливом судебном разбирательстве может идти речь? может они и правильно решили, но никак в своём решении это не доказали!
Можно ли как-то повлиять на то, на каком языке будет производиться дальнейшая переписка ЕСПЧ после коммуницирования жалобы государству-ответчику, английском или французском? Попросить допустим на английском, а не французском?
Здравствуйте!
Ответы на все Ваши вопросы, не являющиеся риторическими: нельзя.
Что касается первого вопроса, то, во-первых, право на тщательное рассмотрение аргументов стороны в процессе и право на мотивированное решение, т.е. предоставление ответов на эти аргументы, которые являются составляющими права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, касаются только критических или по меньшей мере определяющих исход разбирательства, но далеко не любых аргументов (см., например, пункт 83 Постановления Европейского Суда по правам человека по делу «Кузнецов и другие против России» (Kuznetsov and Others v. Russia, жалоба N 184/02) от 11 января 2007 года). По Вашему же сообщению о значении «вопросов и замечаний», изложенных в жалобах, судить невозможно. Соответственно, в частности, невозможно судить о том, являлись ли они критическими или определяющими исход разбирательства. Во-вторых, при наличии в решении суда первой (нижестоящей) инстанции ответов на критические (определяющие) аргументы заявителя, изложенные в его жалобе на это решение, суду второй (вышестоящей) инстанции для соблюдения названных выше прав достаточно просто так или иначе выразить свое согласие с мнением суда первой (нижестоящей) инстанции, касающимся этого аргумента (см., например, пункты 59-60 Постановления Европейского Суда по правам человека по делу «Хелле против Финляндии» (Helle v. Finland, жалоба N 20772/92) от 19 декабря 1997 года). В частности, это может быть сделано посредством воспроизведения мотивировки решения суда первой (нижестоящей) инстанции. В-третьих, применительно к некоторым видам разбирательств в некоторых случаях гарантии статьи 6 Конвенции после вступления в силу решения суда первой инстанции не действуют, а потому суд кассационной инстанции, когда речь идет о такого рода случаях (в частности, когда кассационная жалоба подается на вступившее в силу решение суда первой инстанции и (или) также вступившее в силу решение суда апелляционной инстанции), в принципе не может нарушить право на справедливое судебное разбирательство. См., mutatis mutandis, с учетом изменений в ГПК РФ и УПК РФ, вступивших в силу с 01 января 2012 и 01 января 2013 года соответственно, Решения Комиссии по правам человека по делам «Х. против Австрии» (X. v. Austria, жалоба N 7761/77) от 8 мая 1978 года и «Руиз Матеос и другие против Испании» (Ruiz-Mateos and Others v. Spain, жалоба N 24469/94) от 2 декабря 1994 года, Решение Европейского Суда по правам человека по вопросам приемлемости жалобы «Рудан против Хорватии» (Rudan v. Croatia, жалоба N 45943/99) от 13 сентября 2001 года, Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Никитин против России» (Nikitin v. Russia, жалоба N 50178/99) от 20 июля 2004 года (пункт 60) и «Засурцев против России» (Zasurtsev v. Russia, жалоба N 67051/01) от 27 апреля 2006 года (пункт 62). Относится ли это к Вашему случаю, судить невозможно. В-четвертых, по Вашему вопросу невозможно судить даже о том, распространялись ли в принципе на какие-либо этапы (стадии) разбирательства, о котором в нем идет речь, предмет которого неизвестен (не назван), и на Вас, чей процессуальный статус применительно к этому разбирательству также неизвестен (не назван), гарантии статьи 6 Конвенции, которые распространяются далеко не на все разбирательства и не на всех участников разбирательства, даже когда применительно к некоторым его участникам (и стадиям (этапам)) оно охватывается гарантиями статьи 6 Конвенции. Эти гарантии распространяются только на лицо, которому предъявлено уголовное обвинение, причем даже этому лицу гарантирована справедливость разбирательства лишь по существу предъявленного ему уголовного обвинения, а также на лицо, спор о гражданских, т.е. частных, цивильных, «непубличных» правах и обязанностях которого разрешается судом по существу в рамках соответствующего разбирательства. Ни на какие иные разбирательства и ни на каких иных лиц гарантии статьи 6 Конвенции не распространяются, что достаточно очевидно вытекает прямо из ее текста. Если на разбирательство и (или) на лицо в принципе не распространяются гарантии статьи 6 Конвенции, нарушить в рамках него право этого лица на справедливое судебное разбирательство, гарантированное указанной статьей, невозможно. Наконец, как написано в правилах сайта, разбирательство можно оценивать на предмет нарушения в рамках него права на справедливое судебное разбирательство только и исключительно в целом. По подобного рода вопросам оценить разбирательство на предмет соблюдения в рамках него гарантий статьи 6 Конвенции в абсолютном большинстве случаев невозможно.
Основной язык производства по жалобам выбирается Европейским Судом по правам человека самостоятельно, исходя из того, какой язык наиболее удобен для Судей и юристов Секретариата, работающих над жалобой. При этом заявитель (его представитель) может отвечать на любом из официальных языков Европейского Суда по правам человека, независимо от того, на каком из официальных языков он получает корреспонденцию.
Олег Анищик