Уважаемый Р., мы ознакомились с представленными Вами документами.

Так как Вы не прислали каких бы то ни было документов, связанных с выселением Т. или других заявителей из их квартир, мы не можем высказаться по поводу предполагаемого нарушения права на личную жизнь и уважение жилища, которое гарантировано статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Далее речь будет идти о предполагаемых нарушениях права на справедливое судебное разбирательство, гарантированного статьей 6 Конвенции, права собственности, гарантированного статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, права не подвергаться дискриминации в отношении права собственности, гарантированного статьей 14 Конвенции в совокупности со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, права на средства правовой защиты от нарушения права собственности, гарантированного статьей 13 Конвенции в совокупности со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, а также о возможностях обоснования соблюдения всех критериев приемлемости жалоб на них, в том числе с учетом содержания и даты подачи жалобы, направленной в Европейский Суд по правам человека.

В конце мы напишем, почему невозможно вести речь о нарушениях статей 13 и 14 в связке со статьей 6 Конвенции, а также статей 17, 18 и статьи 3 Протокола N 4 к Конвенции. Мы выскажемся о них исключительно в связи с тем, что эти статьи упомянуты в жалобе, поданной в Европейский Суд по правам человека.

Предполагаемые нарушения статьи 6 Конвенции (право на справедливое судебное разбирательство)

Этапы разбирательства, о которых может идти речь

В принципе гарантии статьи 6 Конвенции действуют с момента, когда разбирательство, призванное окончательно определить те или иные гражданские права и обязанности, началось, и до того момента, когда спор о них не будет окончательно разрешен, то есть будет принято решение, обжалование которого в обычном (апелляционном, кассационном) порядке невозможно.

Однако очевидно, что этап разбирательства, завершившийся судебным решением, которое впоследствии было отменено, не может повлиять на справедливость этого разбирательства в целом, так как с точки зрения определения гражданских прав и обязанностей он не имел никакого значения. (Такой этап может повлиять только на исчисление общей продолжительности судебного разбирательства при определении того, не было ли оно чрезмерно длительным. Однако об этом речи не идет.) Так как решение суда от 23 ноября 2006 года в части отказа в удовлетворении исковых требований противной стороны было отменено кассационным определением от 06 февраля 2007 года с направлением дела на новое рассмотрение, то в этой части разбирательство в суде первой инстанции, завершившееся вынесением решения от 23 ноября 2006 года, никак не повлияло на определение гражданских прав и обязанностей сторон, а потому не имеет значения с точки зрения справедливости разбирательства спора о них в целом.

В части требований МЖК разбирательство в суде первой инстанции, завершившееся решением от 23 ноября 2006 года, и в суде второй инстанции, завершившееся вынесением кассационного определения от 06 февраля 2007 года, было определяющим. Однако МЖК не обращалось с жалобой в Европейский Суд по правам человека на нарушение его прав. И в любом случае срок на обращение с жалобой на нарушения права на справедливое судебное разбирательство в этой части пропущен, т.к. Европейский Суд по правам человека не признает обращение в суд надзорной инстанции в порядке, предусмотренном ГПК РФ, средством правовой защиты от предполагаемого нарушения права на справедливое судебное разбирательство (см. Решение по вопросам приемлемости жалобы «Мартынец против России» от 5 ноября 2009 года), в связи с чем шестимесячный срок на обращение с жалобой по общему правилу начинает течь с даты вынесения кассационного определения, являющегося окончательным решением по делу в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции. Следовательно, срок обращения с жалобой на нарушения права на справедливое судебное разбирательство в части, указанной в этом абзаце, истек 07 августа 2007 года, в то время как жалоба подана 24 ноября 2008 года.

Отказ в передаче дела на рассмотрение суда надзорной инстанции, по мнению Европейского Суда по правам человека, не может нарушить какие бы то ни было права, гарантированные Конвенцией и Протоколами к ней (см., например, Решение по вопросам приемлемости жалобы «Кобжински против Польши» от 01 июля 1998 года, примененное в отношении российского надзора в Решении по вопросам приемлемости жалобы «Кузнецова против России» от 19 января 2006 года). Поэтому соответствующее определение судьи от 26 апреля 2007 года не имеет значения.

По причинам, изложенным выше, то есть в связи с отменой соответствующих решений постановлением от 21 декабря 2007 года, этапы разбирательства в суде первой инстанции, завершившегося вынесением решения от 30 августа 2007 года, и в суде кассационной инстанции, завершившегося вынесением определения от 08 ноября 2007 года, не влияют на справедливость судебного разбирательства в целом.

Само по себе разбирательство в суде надзорной инстанции, завершившееся вынесением постановления от 21 декабря 2007 года, действительно имеет значение, т.к. указанное постановление не только не отменено, но само отменило вступившие в законную силу судебные решения в пользу частных лиц, подавших жалобу в Европейский Суд по правам человека, что может свидетельствовать о нарушении права на суд, являющегося одним из элементов права на справедливое судебное разбирательство, и права собственности. Однако Европейский Суд по правам человека полагает, что жалоба на нарушения, допущенные судом надзорной инстанции, должна быть подана в течение шести месяцев с даты вынесения его постановления, т.к. средства правовой защиты от этих нарушений отсутствуют (см. Решение по вопросам приемлемости жалобы «Сардин против России» от 12 февраля 2004 года). Таким образом, срок на обращение в Европейский Суд по правам человека с жалобой на нарушения, допущенные судом надзорной инстанции, истек 22 июня 2008 года, в то время как жалоба была подана 24 ноября 2008 года.

По причинам, изложенным выше, отказы судьи и заместителя председателя Верховного Суда РФ в передаче дела на рассмотрение суда надзорной инстанции от 24 января и 02 апреля 2008 года не свидетельствуют о каких бы то ни было нарушениях. Кроме того, надзорные жалобы подавались МЖК, который не обращался с жалобой в Европейский Суд по правам человека. Заявителями, обратившимися в Страсбургский Суд, надзорные жалобы не подавались.

По этим же причинам не могут свидетельствовать о нарушении и отказы в передаче дела на рассмотрение суда надзорной инстанции от 11 июля и 12 сентября 2008 года, 12 января 2009 года.

Таким образом, с учетом сказанного, право заявителей на справедливое судебное разбирательство в принципе могло быть нарушено только в ходе этапа разбирательства в суде первой инстанции, завершившегося вынесением решения о 07 апреля 2008 года, и разбирательства в суде кассационной инстанции, завершившегося вынесением определения от 10 июня 2008 года.

Вы также можете применить все эти рассуждения (о надзоре) к иным разбирательствам (помимо основного), о которых идет речь в изложенных Вами фактах дела. Дополнительно мы лишь можем сказать, что гарантии статьи 6 Конвенции не распространяются на процедуру, связанную с рассмотрением заявления о пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам (ключевые решения по этому вопросу — это решения бывшей Комиссии по правам человека по делам «Х. против Австрии» от 8 мая 1978 года (жалоба N 7761/77) и Хосе Мария Руиз Матеос и другие против Испании от 2 декабря 1994 года (жалоба N 24469/94), сохраняющие свое значение). Гарантии статьи 6 Конвенции вновь начали бы действовать, если бы заявление удовлетворили (об этом говорится в тех же самых решениях Комиссии, а также в Постановления Европейского Суда по российским делам «Никитин против России» от 20 июля 2004 года и «Засурцев против России» от 27 апреля 2006 года).

Лица, в отношении которых в принципе могло быть допущено нарушение права на справедливое судебное разбирательство

Статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое разбирательство не любому лицу, а только тому, в отношении гражданских прав и обязанностей которого разбирательство является определяющим. Право собственности со всей очевидностью является гражданским правом в смысле статьи 6 Конвенции, так как носит характер частных прав.

Разбирательство в суде первой инстанции, завершившееся вынесением решения от 07 апреля 2008 года, и в суде второй инстанции, завершившееся вынесением определения от 10 июня 2008 года, касалось гражданских прав и обязанностей истцов и ответчиков по делу. Поэтому в отношении всех заявителей-частных лиц, подавших жалобу в Европейский Суд по правам человека, гарантии статьи 6 Конвенции действовали (здесь учитывается понятие «права собственности», приведенное ниже при анализе ситуации на предмет нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции). Что же касается ООО ПКФ «N», то формально никакие его права и (или) обязанности не определялись в ходе данного разбирательства, что в частности подтверждается процессуальным статусом третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований.

Однако можно попытаться доказать, что указанное разбирательство тем не менее было «непосредственно определяющим» гражданские права и обязанности ООО ПКФ «N» (возможность подобного обоснования вытекает из Постановления по делу «Ле Компте, Ван Левен и Де Мейер» от 23 июня 1981 года). Речь может идти о том, что ответчики-частные лица, с которыми у ООО ПКФ «N» были заключены договоры инвестирования, могут обратиться с исковыми требованиями к ООО ПКФ «N», касающимися исполнения этих договоров, в связи с тем, что в результате этого разбирательства у них фактически отобраны квартиры (в связи с признанием права собственности на них за другими людьми), полученные по этим договорам. И с точки зрения разрешения этих требований, которые могут быть предъявлены и также носят характер «гражданских», результаты данного разбирательства являются определяющими. В любом случае без обоснования применимости гарантий статьи 6 Конвенции говорить о ее нарушении невозможно.

Проблемы, связанные с исчерпанием средств правовой защиты от предполагаемых нарушений статьи 6 Конвенции

Ни одно из физических лиц, обратившихся с жалобой в Европейский Суд по правам человека, не обжаловало в кассационном порядке решение суда от 07 апреля 2008 года. По общему правилу это свидетельствует о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и неприемлемости жалобы на любые нарушения, предположительно допущенные судом (т.е. не только статьи 6 Конвенции, но и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции).

Единственным решением этой проблемы может быть доказывание того обстоятельства, что жалоба была подана ООО ПКФ «N» и рассмотрена судом кассационной инстанции по существу. Таким образом, государству была предоставлена возможность и признать, и справить нарушение, что является основной сутью правила о необходимости исчерпания внутригосударственного средства правовой защиты, а подача кассационной жалобы непосредственно заявителями ничего не изменила бы с этой точки зрения. Определенные возможности такого доказывания предоставляет Постановление Большой Палаты Европейского Суда по правам человека по делу «D. H. и другие против Чехии» от 13 ноября 2007 года. В данном случае часть заявителей не обратилась в Конституционный Суд Чехии, что предположительно представляло собой внутригосударственное средство правовой защиты в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции. Однако безрезультатное обращение в Конституционный Суд других заявителей позволило Европейскому Суду по правам человека признать приемлемыми жалобы всех заявителей. Плюсом является тот факт, что Постановление достаточно свежее и принято на уровне Большой Палаты – самом высоком уровне Европейского Суда по правам человека.

О нарушении права на справедливое судебное разбирательство по существу

С учетом требования об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты жалоба, подаваемая в Европейский Суд по правам человека, не может выйти за пределы претензий, изложенных в рамках внутригосударственного средства правовой защиты. Другими словами, если та или иная претензия не сформулирована в кассационной жалобе (или хотя бы не была высказана в заседании суда кассационной инстанции), то в отношении нее государству не было предоставлено возможности признания и исправления нарушения, следовательно, передача этой претензии на рассмотрение Европейского Суда по правам человека нарушает требование об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты. Поэтому анализ ситуации на предмет нарушений статьи 6 Конвенции ограничен текстом кассационной жалобы ООО ПКФ «N».

При этом все аргументы Вашей кассационной жалобы необходимо перевести на язык статьи 6 Конвенции. Так, она не гарантирует соблюдение норм национального материального права (например, статьи 309 ГК РФ), однако требует, чтобы суд в своем решение указал мотивы, по которым он отклонил аргументы и доказательства стороны о несоблюдении норм материального права, когда их нарушение, о котором идет речь, исходя из закона, с учетом практики его применения, свидетельствует о необходимости принятия судом иного решения.

Первые три аргумента Вашей кассационной жалобы в значительной степени сводятся к тому, что исключительно договором, заключенным между сторонами, и подписанными ими актами, то есть без первичных документов, факты выполнения сторонами обязательств друг перед другом подтверждаться не могут. Все рассуждения в этих пунктах либо касаются этого, либо некорректны (за исключением ряда прямо названных ниже). Например, в первом пункте доказывается, что должен быть некий другой договор, чтобы в фактически заключенном договоре можно было писать о выполнении обязательств по оплате четырех квартир. Однако суды прямо указали, что они рассматривают фактически заключенный договор как доказательство и возникновения отношений между сторонами (оформленных постфактум), и частичного выполнения обязательств (в этой части договор заменяет акт). Поэтому все снова сводится к вопросу о том, что может служить доказательством возникновения и исполнения обязательств.

Однако проблема этого аргумента состоит в том, что ни из закона, ни из сложившейся судебной практики не следует, что стороны не могут подтвердить исполнение обязательств только и исключительно документами (договорами, актами), подписанными ими, т.е. без первичных документов. Законов, свидетельствующих об обратном, в кассационной жалобе не приведено. Нам их также не удалось обнаружить, равно как и соответствующей судебной практики. Из ФЗ «О бухгалтерском учете» этого тоже не следует, т.к. он говорит о том, каким образом должны оформляться хозяйственные операции, но не говорит (и не может говорить), что любые документы, не соответствующие этим требованиям, не могут использоваться в качестве доказательств исполнения сторонами обязательств по договору (хотя бы и с нарушением обычных правил оформления этого факта).

Другое дело, если, наряду с договором и актом, которые вроде бы свидетельствуют об исполнении обязательств, существуют доказательства их неисполнения, которые проигнорированы судами. Об этом, например, прямо говорит постановление суда надзорной инстанции от 21 декабря 2007 года (страница 2, абзац 7, последняя строка).

Отчасти это имеет место, хотя касается далеко не всех обязательств (метров/квартир). Речь идет об аргументе, приведенном в пункте 3 кассационной жалобы, который касается получения метров (квартир) за те 30% оплаты (доплаты), которые приходятся на средства бюджета, которые, судя по представленным доказательствам, никогда не выделялись. К сожалению, в кассационной жалобе эти доказательства не приводятся, но, судя по всему, они есть в материалах дела. Это интересный аргумент, однако он касается лишь небольшой части квартир (метров), а именно – 53,5. Второй аргумент того же рода содержится в пункте 2 (подпункте 2.1.) и касается акта сверки за 2003 год, согласно которого МЖК должен заводу много меньше денег. В пересчете не метры это дает еще 130 (а с учетом указанных 53,5 – более 180 метров). Более того, разница в суммах, приведенных в двух актах сверки (за 2001 и 2003 годы) совершенно объяснима. Она образовалась за счет самостоятельной оплаты МЖК стройматериалов в сумме 463870,27 рублей, которая изначально не была учтена в акте сверки 2001 года и точно соответствует разнице между суммами, указанными в актах (1606810,55 рублей в 2001 году и 1142940 рублей в 2003 году). К сожалению, явно на связь этих сумм в кассационной жалобе не указано, но в принципе все они так или иначе фигурируют, поэтому здесь есть возможности для обоснования. Безусловно, для этого понадобятся документы, свидетельствующие об оплате МЖК стройматериалов, которые, надо полагать, имеются в деле.

Что касается предположительного неучета судами заключения аудитора, то мы не видим причин, по которым оно было бы критическим доказательством. Выводы аудитора основаны на том, что у него отсутствуют (ему не представлены) первичные документы. Однако суды (вслед за постановлением надзорной инстанции) признали, что представление таких документов не является обязательным, о чем уже говорилось выше. С учетом этого также нет оснований утверждать, что назначение и проведение судом экспертизы было необходимым.

Четвертый аргумент со всей очевидностью касается предполагаемой предубежденности судей первой инстанции (кроме того, это же можно в принципе сказать и про судей кассационной инстанции). Наличие предубеждения может быть нарушением «права на беспристрастный суд», являющегося одним из элементов права на справедливое судебное разбирательство. Речь идет о так называемой «объективной пристрастности» («субъективная пристрастность» — это пристрастность конкретного судьи, которая должна тем или иным образом проявиться, например, об этом идет речь, когда судья в процессе говорит, что «не любит негров», в то время как подсудимый – негр; «объективная пристрастность» подразумевается, исходя из той или иной ситуации, которая вызывает у участников процесса и наблюдателей ощущение, что судья, принимающий решение по делу, не свободен в своем усмотрении по той или иной причине). Однако мы не видим доказательств (возможности обоснования) «объективной пристрастности». Это вызвано тем, что постановление суда надзорной инстанции от 21 декабря 2007 года написано очень качественно. Суд действительно смог сформулировать свой подход как «общее правило», то есть именно как толкование закона, а не как окончательное решение по делу. Это постановление в полной мере сохранило возможность доказывания того обстоятельства, что обязательства не были выполнены, т.к. их выполнение, с учетом текстов договоров и актов, предполагалось лишь постольку, поскольку иного не доказано другой стороной. Об этом в постановлении от 21 декабря прямо написано. Более того, это постановление прямо указывает на возможность доказывания частичности выполнения обязательств заводом, в результате чего он мог бы претендовать на меньшее количество квартир, чем то, которое в результате было присуждено ему (истцам-частным лицам). Таким образом, суд надзорной инстанции в принципе оставил и сторонам, и суду широкие возможности доказывания и оценки доказательств соответственно и лишь высказался об общих правилах: наличие и исполнение обязательств в принципе может доказываться договором и актом, равно как только договором и актом, если не доказано обратного.

Пятый аргумент кассационной жалобы, по нашему мнению, не имеет значения, т.к. в первом же пункте доверенности от 26 декабря 2003 года указано право заключения договоров, о чем суд кассационной инстанции также прямо написал в своем определении. Никаких доказательств того, что речь шла о крупных сделках, в кассационной жалобе нет.

Что касается шестого аргумента, то формально речь идет о правах МЖК, который не является заявителем жалобы в Европейский Суд по правам человека. Однако эту проблему можно попытаться обойти, указав на то, что МЖК являлся одним из ответчиков, определение его прав и обязанностей в ходе имевшего место производства по делу непосредственно влияло на права и обязанности других ответчиков, а с учетом приведенных выше аргументов об определяющем характере производства для прав и обязанностей ООО ПКФ «N» — также для него, в связи с чем нарушение процессуальных прав МЖК, о котором идет речь в шестом пункте кассационной жалобы, непосредственно нарушало справедливость разбирательства в отношении заявителей. Что же касается самого обоснования нарушения права на справедливое судебное разбирательство самого МЖК, то у Европейского Суда по правам человека имеется довольно богатая практика, свидетельствующая о необходимости предоставления стороне возможности эффективно отстаивать свои интересы в суде первой инстанции, а также обеспечения равенства сторон и состязательности, что невозможно сделать без присутствия в суде (особенно когда присутствует другая сторона). Конечно, от права присутствовать и вытекающих из этого прав можно отказаться, однако, судя по тексту кассационной жалобы, представители МЖК (в т.ч. юрист) не отказывались от соответствующих прав и, напротив, настаивали на их реализации. Конечно, для обоснования потребуются соответствующие заявления, а также, желательно, протокол судебного заседания, на основе которого можно попробовать доказать значимость присутствия в заседании 07 апреля (с учетом происходившего в нем).

Возможность указания на изложенные выше нарушения статьи 6 Конвенции в дополнении к жалобе с учетом содержания той жалобы, которая фактически была подана в Европейский Суд по правам человека, по которой определяется, в отношении каких именно нарушений пресечен шестимесячный срок для обращения в Страсбургский Суд

К сожалению, это самый сложный момент, т.к. поданная жалоба в части текста, касающегося нарушения статьи 6 Конвенции, в принципе не упоминает обстоятельства разбирательств в суде первой и кассационной инстанций, завершившихся решением от 07 апреля 2008 года и определением от 10 июня 2008 года соответственно. Следовательно, единственной возможностью тут является большая или меньшая словесная спекуляция по поводу того, что все это косвенно подразумевалось, а также ссылка на то, что сами по себе копии решений были приложены к жалобе в качестве «обжалуемых» (условно говоря, конечно). Однако мы не можем скрывать, что существуют решения Европейского Суда по правам человека, в соответствии с которыми жалоба на одни нарушения статьи 6 Конвенции не признается прерывающей шестимесячный срок на обращение с жалобой на иные нарушения статьи 6 Конвенции, пусть даже они предположительно допущены в ходе того же самого судебного разбирательства (см., например, дело «Аллан против Соединенного Королевства» (Allan v. UK, жалоба N 48539/99)). Здесь все остается на усмотрение Европейского Суда по правам человека. Хотя, в принципе, все относится к его усмотрению.

Предполагаемое нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (право собственности)

В отношении любого предполагаемого нарушения права собственности необходимо сначала выяснить, имеется ли у лица «собственность» («имущество») в том смысле, в котором этот термин понимается Страсбургским Судом. Если «собственности» нет, то нарушить право на нее невозможно. Затем определяется, имело ли место так называемое «вмешательство» государства в право на уважение собственности. Вмешательство может быть трех видов – лишение «собственности», ограничение права собственности и, наконец, самое общее, охватывающее два предшествующих вида, но не ограничивающееся ими, иное вмешательство в право на уважение собственности (право на беспрепятственное пользование ей). Наличие «вмешательства» не может свидетельствовать о, том, что было допущено нарушение, но его отсутствие означает, что нарушить право собственности было невозможно. Наконец, на последнем этапе (если «собственность» имеется, а в право на ее уважение было осуществлено «вмешательство») определяется, соответствовало ли такое «вмешательство» «закону» (то есть национальному законодательству, взятому в совокупности со сложившейся практикой его применения), имелась ли у него цель, оправдывающая вмешательство (таковой являются общие или общественные интересы; Страсбургский Суд практически всегда признает наличие цели; защита других частных лиц – один из примеров такой цели) и был ли соблюден надлежащий баланс между частными интересами того лица, о «собственности» которого идет речь, и указанными общими (общественными) интересами. Соответственно, нарушение национального «закона» и (или) отсутствие цели и (или) несоблюдение баланса свидетельствуют о том, что статья 1 Протокола N 1 была нарушена.

Никакая «собственность», принадлежащая ООО ПКФ «N», в ходе имевшего место судебного разбирательства в принципе не затрагивалась, поэтому говорить о вмешательстве в нее, а тем более нарушении права собственности не представляется возможным.

Что касается частных лиц, обратившихся с жалобой в Европейский Суд по правам человека, то у них действительно имеется «собственность» в виде квартир. Для Европейского Суда по правам человека не имеет значения тот факт, что «право собственности» на это недвижимое имущество не было зарегистрировано в соответствии с национальным законодательством (см. Постановления Европейского Суда по правам человека по делам “Гасус Досье и Фердертекник против Нидерландов» (Gasus Dosier und Fördertechnik GmbH v. the Netherlands, жалоба N 15375/89) от 23 февраля 2005 года (пункт 53), «Енерйылдыз против Турции» (Oneryildiz v. Turkey, жалоба N 48939/99; Большая Палата) от 30 ноября 2004 года (п.п. 124-129 и те, на которые есть ссылки в указанных подпунктах)).

Однако, по мнению Европейского Суда по правам человека, разрешение судом гражданского спора не является «вмешательством» в право на уважение собственности (см. Решение Комиссии по правам человека по делу «G. G.m.b.H. против Австрии» от 07 января 1991 года, а также Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Kyriakidis and Kyriakidou против Кипра» от 19 января 2006 года (п. 34) и «Uglanova против России» от 21 сентября 2006 года (п. 37)). В ряде решений подчеркивается, что речь не идет о лишении собственности, то есть о применимой (вроде бы) к подобным ситуациям разновидности «вмешательства», что фактически снова указывает на отсутствие такового (см., например, Решение Европейского Суда по правам человека по вопросам приемлемости жалобы «Józsefné Kósa против Венгрии» от 12 марта 2002 года). 

Конечно, в ряде решений названных конвенционных органов можно обнаружить фразу о том, что обычно при разрешении национальным судом гражданского спора между частными лицами о нарушении права собственности говорить невозможно, если только нет признаков «произвола» (см. Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Sesztakov против Венгрии» от 16 декабря 2003 года (п. 38) и «Szikora против Венгрии» от 22 ноября 2005 года (п. 20)). Из ряда решений также можно сделать вывод, что о нарушении права собственности в принципе можно говорить, если разбирательство не является справедливым (см. указанное Постановление по делу «Szikora против Венгрии» (п.п. 19-20)). Иногда упоминается о справедливости именно как о соблюдении статьи 6 Конвенции, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, то есть процессуальной справедливости (см. Решение Комиссии по правам человека по делу «Jaakko Johannes Markkula против Финляндии» от 03 декабря 1997 года). В Решение Комиссии по правам человека по делу «Oguz Aral, Galip Tekin and Inci Aral против Турции» от 14 января 1998 года снова говорится, что статья 1 Протокола N 1 к Конвенции неприменима, но, в окончании соответствующей фразы, говорящей обычно, что это так в отсутствие «произвольности» и «несправедливости», «справедливость» (fairness) заменена на выражение «just deprivation», которое также может быть переведено на русский язык как «справедливое лишение», однако с явным изменением смысла. Если «fairness» означает «процессуальную справедливость», то есть справедливость судебного разбирательства в смысле статьи 6 Конвенции, то тут речь о соблюдении норм материального права, что подтверждается соответствующими рассуждениями Комиссии.

Однако Европейский Суд по правам человека ни по одному из дел не признал фактически, что в ситуации, когда речь идет о результатах судебного разбирательства имущественного спора между частными лицами, в результате которого заявитель был признан проигравшим, имели место «произвол» или несправедливость в любом из указанных выше смыслов. И речь не только про дела в отношении России, но про любые государства-ответчики.

Только в двух случаях Европейский Суд по правам человека приходит к выводу о нарушении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в случае признания нарушений статьи 6 Конвенции – когда суды отменяют вступившее в законную силу судебное решение имущественного характера в отношении заявителя и (или) таковое не исполняется в течение длительного времени. Первый случай – Ваш, однако, как мы уже написали выше, срок на обращение с соответствующей жалобой в Европейский Суд по правам человека был пропущен.

Вместе с тем есть одна категория дел, по которым государство может быть признано виновным в нарушении права собственности, которое «завершается» в ходе разбирательства в суде спора между частными лицами, касающегося этой собственности. Это случаи, когда к подобному спору государство косвенно причастно в лице несудебных органов, и, например, именно по вине этих органов договор между частными лицами признается ничтожным. Либо же проигрыш стороны частного спора в суде может быть обусловлен некачественностью законодательства, примененного по делу. Обратите внимание, что речь не идет о вине суда, разрешающего спор, т.к. суд признается Европейский Судом в данном случае просто площадкой для спора, но о вине органов исполнительной и (или) законодательной власти.

И здесь можно попытаться доказать, что заявители были лишены своей собственности в нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, т.к. в результате непризнания права собственности заявителей на их имущество лишь по причине отсутствия формальной государственной регистрации этого права, которая не могла быть осуществлена только из-за наложения на это имущество ареста (запрета регистрации сделок и соответствующего права) был нарушен баланс интересов заявителей и общества (за которыми стоят интересы истцов по делу), который в случае разбирательства в отношении зарегистрированного имущества охраняется статьей 398 ГК РФ. Говорить о нарушении государством законов не представляется возможным, т.к. суды действовали в соответствии со статьями 131 и 223 ГК РФ (и по этой причине не могли применить положения статьи 398 ГК РФ). Равным образом невозможно говорить о том, что закон был некачественным, то есть недоступным или непредсказуемым. Напротив, закон был опубликован, а последствия его применения предопределены. Об отсутствии цели вмешательства также говорить не приходится – она состоит в охране интересов частных лиц (истцов).

С точки зрения указанного выше нарушения стоит обратить внимание на довольно необычное Постановление по делу «Великовы и другие против Болгарии» (Velikovi and Others v. Bulgaria, жалобы NN 43278/98 и др.) от 15 марта 2007 года. В нем признано, что лишение собственности (т.е. одна из разновидностей вмешательства в право на уважение собственности) имело место в результате последствия принятия закона, примененного судом в рамках спора между частными лицами (это закон, который предусматривал возможность удовлетворения в ряде случаев виндикационных исков к собственникам недвижимости, которая была национализирована у бывших собственников). Как Вы видите, хотя формально речь идет о судебном споре между частными лицами (бывшие собственники (наследники) предъявили иск к тем, в чьей собственности квартиры находились в тот момент), вмешательством признается не принятием судом решения (т.к., с учетом сказанного выше, оно обычно никогда не признается таковым), а принятие и применение в конкретном деле закона (тем же самым судом, конечно).

В данном деле не было проблем с наличием «собственности». Право собственности на квартиры, которых в результате судебного разбирательства лишись заявители, до этого лишения признавалось за ними. Применительно к Вашему делу, в этой части следует использовать логику Постановления по делу Енерйылдыз, упомянутого выше.

Закон в Вашем деле не менялся (не вводился) после появления у заявителей «собственности» (квартир) (в отличие от дела Великовых), однако применен он был судом после появления этой собственности. Поэтому в принципе представляется возможным обосновать, что вмешательство в право собственности заявителей было последствием применения этого закона (статей 131 и 223 ГК РФ, которые, с учетом сложившейся практики их применения, практически объявляют, что незарегистрированная собственность, подлежащая государственной регистрации, не существует (а потому не защищается) как собственность).

Конечно, здесь необходимы более или менее пространные рассуждения, касающиеся нарушения баланса интересов. В частности, они должны затрагивать вопросы возможности иного разрешения дела при соблюдении этих балансов. МЖК могло бы быть признано должником истцом и без отобрания имущества у других ответчиков (заявителей).

Проблема возникает с исчерпанием внутригосударственных средств правовой защиты от данного нарушения. Очевидно, что в кассационной жалобе оно не упомянуто. Следовательно, остается только возможность доказывать, что от этого нарушения (с учетом сложившееся практики применения положений ГК РФ) нет средств правовой защиты в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции, так как практически никаких шансов на удовлетворении требований о такой же защите незарегистрированного права собственности, которая предоставляется зарегистрированному, нет. Однако в этом случае возникает другая проблема, связанная с шестимесячным сроком. По общему правилу в случае отсутствия средства правовой защиты от нарушения он начинает течь с момента самого нарушения. Если признавать таковым вынесение решения судом первой инстанции (07 апреля 2008 года), то, с учетом даты подачи жалобы (24 ноября 2008 года), шестимесячный срок оказывается пропущенным. Т.о., единственной возможностью показать, что он не пропущен, является указание на то, что он должен отсчитываться от 10 июня 2008 года – даты вынесения кассационного определения и одновременно вступления решения суда первой инстанции в законную силу. Нам не удалось найти решений Европейского Суда по правам человека, которые прямо позволили бы обосновать подобный подход (обычно или доказывают, что средств правовой защиты нет и решение не обжалуется, или оно обжалуется, но тогда не говорят, что отсутствуют средства правовой защиты), однако и противоречащих этому решений также нет.

Возможность указания на изложенные выше нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в дополнении к жалобе с учетом содержания той жалобы, которая фактически была подана в Европейский Суд по правам человека, по которой определяется, в отношении каких именно нарушений пресечен шестимесячный срок для обращения в Страсбургский Суд

К сожалению, вывод в данном случае аналогичен выводу, касающемуся нарушения статьи 6 Конвенции. О нарушении права собственности заявлено, но в связи с предполагаемым нарушением национального законодательства, чего мы не усматриваем по причинам, изложенным выше. Следовательно, снова остается лишь возможность словесной спекуляции по поводу того, что фактически нарушение права собственности заявлено, например, можно апеллировать к фразам типа «Государственное мошенничество судебных органов именуется несовершенством российского законодательства по защите прав инвесторов», где делать акцент на второй части предложения.

О предполагаемом нарушении статьи 14 Конвенции, запрещающей дискриминацию, в совокупности со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, гарантирующей право собственности

Дискриминация, запрещенная статьей 14 Конвенции, имеет место, если одновременно:

— предположительно допущенное нарушение входит в сферу действия того права, пользования которого она касается (в данном случае речь идет о праве собственности);

— в пользовании этим правом разными категориями лиц действительно имеются различия (речь идет о различиях в применении положений статьи 398 ГК РФ в отношении лиц, у которых имеется зарегистрированное и незарегистрированное право собственности на недвижимость);

— указанные лица находятся в сравнительно одинаковой ситуации (с учетом приведенных выше рассуждений о фактическом наличии у лиц, право собственности которых не зарегистрировано, такой же «собственности» в смысле статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, которой располагают лица, чье право собственности зарегистрировано, они находятся в идентичной ситуации);

— отсутствуют объективные причины, которые обосновывали бы имеющиеся различия в пользовании правами разными лицами, находящимися в одинаковой ситуации (мы не усматриваем каких бы то ни было общественных интересов, которые обусловливали бы различное отношение, принимая во внимание тот факт, что суды прямо признают, что заявители приобрели спорные квартиры и единственной причиной, по которой невозможна защита их собственности, является отсутствие регистрации).

В принципе в этом деле усматриваются весьма неплохие перспективы обоснования дискриминации. Отдельные решения Европейского Суда по правам человека, которые могут помочь в соответствующем обосновании, мы не будет приводить в силу практического отсутствия каких-либо спорных моментов.

Единственная проблема состоит в том, что в части исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты и шестимесячного срока придется пользоваться той же логикой, которая была приведена при изложении перспектив обращения с жалобой на нарушение права собственности.

Понятно, что речь идет дискриминации индивидуальных заявителей, а не ООО ПКФ «N», у которой нет собственности.

Возможность указания на изложенные выше нарушения статьи 14 в совокупности со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции в дополнении к жалобе с учетом содержания той жалобы, которая фактически была подана в Европейский Суд по правам человека, по которой определяется, в отношении каких именно нарушений пресечен шестимесячный срок для обращения в Страсбургский Суд

В этой части поданная жалоба изложена еще хуже (с точки зрения возможности подготовки дополнения к ней), чем в части статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к ней. Во-первых, в жалобе не указано, о дискриминации в отношении какого именно другого права идет речь (от дискриминации в принципе статья 14 Конвенции не защищает, это делает Протокол N 12 к ней, не ратифицированный Российской Федерацией; статья 14 Конвенции всегда предполагает необходимость указания в связке с ней другой статьи Конвенции или одного из Протоколов). Во-вторых, текст жалобы со всей очевидностью говорит о дискриминации в пользовании правом на справедливое судебное разбирательством, а не правом собственности. И здесь шансы на то, что Европейский Суд по правам человека признает шестимесячный срок пресеченным в части жалобы на дискриминацию в отношении пользования правом собственности весьма незначителен.

О предполагаемом нарушении статьи 13 Конвенции, гарантирующей право на средство правовой защиты, в совокупности со статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции, гарантирующей право собственности

С учетом отсутствия в кассационной жалобе каких-либо требований, касающихся признания нарушения права собственности в том смысле, в котором оно изложено выше, в дополнении к жалобе необходимо доказывать, что средств правовой защиты от этого нарушения не было. Это доказывание может быть использовать при обосновании нарушения статьи 13 Конвенции, т.к. они полностью совпадают. Фактически это – вынужденное доказывание нарушения статьи 13, т.к. этого требует обоснование приемлемости жалобы на нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции.

В части пресечения шестимесячного срока ситуация аналогична изложенным выше применительно к другим нарушениям. Мы уже писали Вам, что поданная жалоба фактически лишена смысла, поэтому извлечь из ее текста что бы то ни было практически невозможно.

О предполагаемых нарушениях статей 17, 18 и статьи 3 Протокола N 4 (а также статей 13 и 14 в связке со статьей 6 Конвенции)

Статью 17 государствам-членам Совета Европы за 60 лет существования Конвенции удалось нарушить в единицах случаев. Это – очень специфическая статья. Более того, обычно она используется государством-ответчиком «против» заявителя с целью обоснования допустимости наложения на его права тех или иных (повышенных) ограничений. Использование статьи 17 Конвенции заявителем против государства – это сверхредкий случай. Он возможен, когда государство признает «повышенное» ограничение тех или иных прав, обосновывая его необходимость защиты конвенционных же прав иных лиц. Ни о чем подобном в Вашем деле речи не идет. О полном упразднении прав, конечно, тоже никто не говорит. Мы не усматриваем оснований для жалобы на нарушение статьи 17 Конвенции.

Равным образом мы не усматриваем каких-либо оснований утверждать, что государство ограничило право на справедливое судебное разбирательство или право собственности в недопустимых целях. В отношении первого права никаких ограничений в принципе не накладывалось. Что же касается права собственности, то его ограничение преследовало вполне допустимую цель – защиту других частных лиц. Мы не видим никаких оснований для применения также весьма специфической — 18 статьи Конвенции.

Статья 3 Протокола N 4, упомянутая в жалобе, запрещает высылку граждан из страны. Вероятно, автор жалобы имел в виду статью 2 Протокола N 4, гарантирующую свободу передвижения. Однако ничто в материалах дела не свидетельствует о том, что заявители не могут свободно передвигаться по стране и выбирать себе любое место жительства. Это право не имеет никакого отношения к праву на жилище, охраняемому статьей 8 Конвенции, равно как к праву собственности, гарантированному статьей 1 Протокола N 1 Конвенции. Очевидно, что свобода передвижения не предполагает свободу вхождения в чужое жилище, пользования чужой собственностью. Другими словами, очевидно, что Вы, например, не можете претендовать на то, чтобы войти в мой дом и (или) жить в нем, ссылаясь на свободу передвижения. Ни малейших оснований для заявления о нарушении мы не усматриваем.

Что же касается нарушения статьи 13 в связи со статьей 6 Конвенции, то последняя признается Европейским Судом по правам человека «специальной нормой» («lex specialis») по отношению к первой, которая является «общей нормой». Другими словами, статья 13 Конвенции за некоторыми исключениями вообще неприменима с праву на справедливое судебное разбирательство (см., например, Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Камасински против Австрии» (Kamasinski v. Austria, жалоба N 9783/82) от 19 декабря 1989 года (п. 110)). Таким образом, нарушения права на справедливое судебное разбирательство, предположительно допущенные судом второй инстанции, обычно охватываются статьей 6 Конвецнии, но не статьей 13 (см., например, Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Бруалла Гомез де ля Торре против Испании» (Brualla Gomez de la Torre v. Spain, жалоба N 26737/95) от 19 декабря 1997 года (п. 41)). Это утверждение может показаться странным, учитывая, что, например, в известном пилотном Постановлении по делу «Бурдов против России (N 2)» (Burdov v. Russia (N 2), жалоба N 33509/04) от 15 января 2009 года Европейский Суд по правам человека констатировал одновременно нарушение и статьи 6 Конвенции (в части права на суд), и статьи 13. Однако это Постановление как раз представляет собой пример исключения. К сожалению, соответствующего обоснования в нем самом практически нет. Если быть более точными, то оно дается лишь через имеющуюся в конце пункта 96 отсылку к пункту 152 (также следует смотреть пункты 146-149) другого Постановления – Постановления Большой Палаты Европейского Суда по правам человека по делу «Кудла против Польши» (Kudla v. Poland, жалоба N 30210/96) от 26 октября 2000 года, где сделан вывод, что в ряде случаев (как раз их и касаются указанные в этом абзаце дела) гарантии статьи 13 Конвенции «усиливают» гарантии статьи 6, а не поглощаются ими.

Вероятно, стоит также сказать, что Конвенция в принципе не гарантирует права на разбирательство дела в суде второй инстанции, хотя многим может показаться, что это не так (см., например, пункт 25 Постановления Европейского Суда по правам человека по делу «Делькур против Бельгии» (Delcourt v. Belgium, жалоба N 2689/65) от 17 января 1970 года) (применительно к уголовным делам это право гарантировано статьей 2 Протокола N 7 к Конвенции). Однако если государство в соответствии со своим внутренним законодательством все же предоставляет право на обжалование решения суда первой инстанции, то на процедуру разбирательства в суде второй инстанции в принципе распространяются гарантии статьи 6 Конвенции (хотя их объем может значительно отличаться от объема гарантий, предоставляемых в суде первой инстанции, а если быть еще более точными, то они находятся в определенной зависимости друг от друга). О нарушении статьи 6 Конвенции было сказано выше. О нарушении статьи 13 Конвенции в связи со статьей 6 Конвенции в данном случае вести речь невозможно.

Мы также не видим оснований говорить о дискриминации заявителей в отношении права на справедливое судебное разбирательство, т.к. не усматриваем ни одного признака дискриминации (они были названы выше).

Наконец, многочисленные жалобы и иного рода обращения в прокуратуру не имеют значения с точки зрения обращения в Европейский Суд по правам человека, т.к. не признаются средствами правовой защиты в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции (см., среди многих других Решение Европейского Суда по делу «Слюсарев против Российской Федерации» (Slyusarev v. Russia, жалоба N 60333/00) от 9 ноября 2006 года). Средством правой защиты в данном случае является обращение в суд с кассационной жалобой на решение суда, в соответствии с которым было принято окончательное решение о судьбе собственности заявителей, о чем было подробно написано выше.

Что касается заявлений о возбуждении уголовных дел, то Конвенция в принципе не гарантируют лицу (предположительно являющемуся потерпевшим) привлечение к уголовной ответственности другого частного (или должностного) лица. В ряде случаев отказ в возбуждении уголовного дела может являться основанием для жалобы в Европейский Суд по правам человека на неисполнение государством его позитивных обязательств по защите прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней, принадлежащих частному лицу, состоящих в проведении эффективного расследования. Однако для этого необходимо, чтобы, во-первых, в результате предположительно имевшего место преступления пострадало одно или несколько прав, гарантированных Конвенцией и (или) Протоколами к ней (в Вашем случае в принципе речь может идти о праве собственности и, возможно, о праве на личную жизнь и жилище). Во-вторых, привлечение предположительных преступников к уголовной ответственности должно представлять собой единственно возможный способ защиты данных прав лица. Если то или иное право может быть защищено в результате рассмотрения гражданского иска, ни о каком праве на эффективное расследование говорить не приходится. Одним из типичных случаев, когда возбуждение уголовного дела является единственным способом защиты предположительно нарушенного права, являются ситуации, в которых личности нарушителей неизвестны пострадавшему, равно как не могут быть установлены им в отсутствие расследования уголовного дела, в результате чего нет возможности привлечь их к гражданско-правовой ответственности. Либо же, если личность предположительного нарушителя известна, речь может идти о том, что вне рамок уголовного дела по тем или иным причинам невозможно получить доказательства совершения правонарушения, которые могли бы быть положены в обоснование гражданского иска. Ни о чем подобном в Вашем случае речи не идет. С помощью возбуждения уголовного дела Вы пытаетесь повилять на результаты завершившегося разбирательства по гражданскому делу. Все доказательства у Вас на руках, личности предполагаемых нарушителей известны, а все претензии к ним Вы могли высказать в ходе рассмотрения гражданского спора (есть быть более точными, то многочисленных и длительных споров). Поэтому все действия, направленные на попытку возбудить уголовное дело, обжаловать соответствующие отказы и т.д. не имеют никакого значения с точки зрения обращения в Европейский Суд по правам человека.

Обстоятельства обращения с суд господина Исаева мы не рассматриваем, т.к. в любом случае срок обращения с жалобой в Европейский Суд по правам человека на нарушения, даже если они были допущены судами первой и второй инстанций, истек 18 июня 2009 года (о надзоре и пересмотре решений суда по вновь открывшимся обстоятельствам подробно написано в самом начале).

Обстоятельства обращения в суд госпожи Чурсиной мы также не рассматриваем, т.к., по мнению Европейского Суда по правам человека, отказ в пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам не может в принципе нарушить Конвенцию и Протоколы к ней, о чем было сказано в начале этого текста.

Общий вывод состоит в том, что в текущем виде у поданной жалобы нет никаких шансов. Пытаться ли исправить ситуацию, подготовив дополнения к ней, — решать Вам. Насколько это было возможно в рамках предварительного анализа, мы пытались описать и обосновать шансы на успех.

Дополнение

Что касается возможности обоснования нарушений статьи 8 Конвенции в части уважения права на жилище, то логика анализа, которую использует Европейский Суд по правам человека, следующая. Сначала определяется, имеется ли у заявителя «жилище» в смысле статьи 8 Конвенции, далее дается ответ на вопрос о том, было ли государством осуществлено вмешательство в право на его уважение, а если да, то соответствовало ли оно закону, преследовал ли допустимую статьей 8 Конвенции цель и был ли соблюден баланс между интересами заявителя и интересами общества (данный подход очень похож на подход, касающийся анализа на предмет нарушения права собственности, гарантированного статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции; есть небольшие отличия в целях и отчасти в балансе, вызванные отличиями текстов этих статей, но сейчас это не имеет значения). Альтернативой вмешательству государства может быть неисполнение им так называемых позитивных обязательств. Вмешательство предполагает необходимость воздержаться от тех или иных действий, позитивные обязательства, напротив, требуют совершить их. В остальном анализ остается неизменным.

Обосновать наличие «жилища» в смысле статьи 8 Конвенции не представляет труда, даже с учетом отсутствия зарегистрированного права собственности на квартиру, т.к. самое важнее – это наличие связи с местом, в котором происходит личная и семейная жизнь, расходы по содержанию которого несет заявитель, куда он получает почту, где принимает друзей, тем более в течение довольно длительного времени (см., например, Постановление по делу «Прокопович против России» (Prokopovich v. Russia, жалоба N  58255/00) от 18 ноября 2004 года (п.п. 36-39)).

Проблемы, как и в части обоснования нарушения права собственности, начинаются на этапе обоснования вмешательства государства в право на уважение жилища. Формально существует немало решений Европейского Суда по правам человека, которыми признано, что выселение по решению суда представляет собой «вмешательство» в смысле статьи 8 Конвенции. Однако, если прочитать тексты решений полностью, выясняется, что в каждом случае речь идет про спор между государством (или муниципалитетом, признаваемым Европейским Судом по правам человека «государством» в смысле применения Конвенции) и частным лицом (заявителем). Мы проанализировали абсолютно всю практику Европейского Суда по правам человека и ликвидированной ныне Комиссии по правам человека по делам о выселении и смогли обнаружить лишь одно решение Комиссии, в котором она признала наличие «вмешательства» при выселении лица в результате рассмотрения частного иска (инициированного арендодателем в отношении арендатора, который не вносил арендную плату). Это Решение по делу «Хеден против Швеции» (Heden v. Sweden, жалоба N 14654/89) от 06 сентября 1991 года. Конечно, у нас есть серьезные подозрения, что Комиссия приняла это решение (оно было промежуточным при выводе об отсутствии нарушения), не подумав, однако на него все равно можно сослаться. Кроме того, в качестве альтернативы вмешательству все равно можно заявить о том, что государство не выполнило своих позитивных обязательств по защите заявителей от других частных лиц (истцов). Необходимость выполнения позитивных обязательств применительно к праву на уважение жилища, когда речь идет о судебном споре между частными лицами, следует из целого ряда решений, например, Постановления по делу «Новоселецский против Украины» (Novoseletskiy v. Ukraine, жалоба N 47148/99) от 22 января 2005 года. Положительной стороной этой логики является отсутствие необходимости доказывать что-то, подобное «вмешательству», т.е. речь идет не о действиях, а о бездействии, которое доказывается не само по себе, а через обоснование того, что государство должно было предпринять определенные шаги по защите интересов заявителей от других частных лиц. Фактически это означает, что после обоснования наличия «жилища» в смысле статьи 8 Конвенции можно сразу переходить к вопросу о соблюдении баланса интересов (в части соблюдения закона, как и в случае с право собственности, мы не видим оснований для предъявления государству каких-либо претензий). Что касается соблюдения баланса, то рассуждениях здесь будут схожи с теми, о которых шла речь применительно к праву собственности. В первую очередь речь должна идти о том, что государство в лице судов в принципе не рассматривало вопрос о том, что у заявителей имелось «жилище». Безусловно, по этой причине вопрос о соблюдении баланса также не мог быть не только решен, но и поставлен (в частности, не могли быть применены те нормы российского законодательства, которые защищают интересы одних частных лиц по отношению к другим, когда у первых имеется зарегистрированное право собственности на их жилище). Об этом есть ряд интересных дел, хотя все они касаются споров частных лиц с государством, однако их можно использовать, заменив «вмешательство» на «позитивные обязательства». Речь о названном выше деле Прокопович, а также о деле «Тулешов против России» (Tuleshov v. Russia, жалоба N 32718/02) от 24 мая 2007 года, «Косик против Хорватии» (Cosic v. Croatia, жалоба N 28261/06) от 15 января 2009 года, «Паулик против Хорватии» (Paulic v. Croatia, жалоба N 3572/06) от 22 октября 2009 года.

Конечно, есть еще одна проблема. Она состоит в том, что формально решение о выселении принималось в ходе отдельного производства, вступило в силу 22 декабря 2009 года, и в течение 6 месяцев никакой отдельной жалобы на него в Европейский Суд по правам человека не было подано. Единственным выходом из этой ситуации является доказывание того, что решение суда от 07 апреля 2008 года, вступившее в силу 10 июня 2008 года, речь о котором шла в поданной жалобе, фактически предопределило судьбу разбирательства о выселении. Это прямо следует из текста решения от 26 октября 2009 года (фактически, единственное, что нужно было истцам для удовлетворения их требований, так это зарегистрировать право собственности на квартиры, что написано в самом решении).

Как ни странно, но в части нарушения статьи 8 Конвенции текст жалобы от 24 ноября 2008 года, поданной в Европейский Суд по правам человека, дает неплохие шансы на доказывание того, что нарушение в ней фактически обозначено.

Кроме того, можно заявить о нарушении статьи 14 Конвенции в связке со статьей 8. Обосновать это нарушение можно. Другое дело, что поданная жалоба здесь дает мало шансов на доказывание того, что об этом нарушении в ней было заявлено. С другой стороны, эти шансы равны описанным ранее применительно к связке статьи 14 и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Однако вести речь о нарушении прав Александра Сергеевича Кулиш нет возможности, т.к. он с жалобой в Европейский Суд по правам человека не обращался, а к настоящему моменту все возможности такого обращения упущены в связи с истечением любых шестимесячных сроков (при этом на дату обращения – 24 ноября 2008 года он был совершеннолетним; но даже если бы не был, то он все равно никоим образом не упомянут в жалобе).

Что касается Вашего вопроса о возможности подготовки ходатайства о срочном рассмотрении жалобы, то с учетом обоснования в дополнении к ней нарушения статьи 8 Конвенции в принципе это возможно (конечно, наступление холодов – это не аргумент, т.к. даже в срочном порядке жалобы рассматриваются полтора-два года). Мы просмотрели все жалобы, коммуницированные властям Российской Федерации с июня этого года. В них встречается одна жалоба, которая коммуницирована срочно и касается выселения. Это жалоба Светланы Гладышевой (Вы можете прочитать о ней здесь). Конечно, в ней речь идет не о споре между частными лицами (там в суд обратилось «государство»), кроме того, в этом случае говорится о выселении на улицу с маленьким сыном и это выселение фактически еще не состоялось. Однако решение о срочном рассмотрении такой жалобы само по себе дает надежду на то, что ходатайство о срочном рассмотрении Вашей жалобы хотя бы не будет рассмотрено лишь формально, т.е. как явно необоснованное. Вместе с тем, спекулировать по этому поводу также нельзя. Решение может быть любым. Европейский Суд по правам человека – это орган, который поступает по собственному усмотрению, ограниченному только его же собственным пониманием Конвенции, Протоколов к ней и Регламента Страсбургского Суда.

Что касается вопроса о компенсации предположительно причиненного имущественного ущерба, то в таком деле, независимо от того, какое нарушение признают (если, конечно, признают), данный вопрос будет почти 100% заморожен с предложением сторонам самостоятельно урегулировать свои отношения, в т.ч. путем пересмотра вступивших в законную силу решений, если это необходимо (кроме того, само обоснование требований о компенсации вызывает множество сложностей, говорить о которых пока все равно рано, т.к. в жалобе требованиям о компенсации делать нечего, они должны быть предоставлены лишь в случае ее коммуницирования). Это связано с тем, что государство практически не получило никакой имущественной выгоды, поэтому взыскание денег непосредственно с него, без предоставления ему возможности организовать их взыскание с других частных лиц было бы несправедливым (сравните с делами, в которых речь идет о том, что государство не предоставило собственность, которую должно было предоставить, либо же лишило человека собственности, отобрав ее в свою пользу).

Наконец, предъявление частью заявителей исков к ООО ПКФ «N» и их удовлетворение не может повлиять ни на что. По сути, Ваш вопрос, вероятно, касается того, утратят ли заявители (в т.ч. предъявившие эти иски) статус жертвы тех нарушений, о которых идет речь, в результате чего их жалоба не сможет быть рассмотрена именно по этой причине. Утрата статуса жертвы предполагает два условия. Первое – это признание нарушения, второе – его исправление, иногда – посредством выплаты компенсации (в ряде случаев компенсация может быть единственным исправлением нарушения). Однако обращения с исковыми требованиями к частному лицу — ООО ПКФ «N» и их удовлетворение никоим образом не может служить ни признанию, ни исправлению государством нарушения, допущенного им. В то же время необходимо понимать, что признание даже всех (конечно, это практически невозможно, но все же) нарушений, упомянутых в жалобе, никоим образом не будет свидетельствовать о необходимости выплаты государством-ответчиком компенсации в размере стоимости квартир по решению Европейского Суда по правам человека, о чем написано выше. Хотя, конечно, во время первого анализа у нас неоднократно возникал вопрос о том, почему заявители не обратились с исками к ООО ПКФ «N», а оно в свою очередь к МЖК. Соответствующей информации явно не хватало для того, чтобы «история» приобрела законченный вид.

Другое дело, что, возможно, не все первоначальные заявители согласятся подписать дополнение к жалобе. Поэтому необходимо определиться, кто ее точно подпишет, чтобы готовить дополнения именно от их имени (конечно, если Вы в принципе решите, что они Вам (им) необходимы).

С уважением,

Олег Анищик