Уважаемый Е.!

Гарантии статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающей право на справедливое судебное разбирательство, распространяются только на два типа ситуаций: предъявление лицу уголовного обвинения и спор о гражданских правах и обязанностях. Применительно ко второму типу ситуаций правильнее говорить о разбирательствах, в ходе которых определяются гражданские права и обязанности. Именно так написано в оригинальных текстах Конвенции на английском и французском языках (и следует из практики Европейского Суда по правам человека). Это означает, что для того, чтобы ссылаться на гарантии статьи 6 Конвенции, предполагаемая жертва нарушений должна показать, что имевшее место разбирательство окончательно определило (установило, лишило и т.д.) его гражданские права и (или) обязанности (впрочем, достаточно и того, что оно могло их в принципе определить). Из представленных Вами материалов не следует, что имевшее место разбирательство каким бы то ни было образом определило (могло определить) какие бы то ни было принадлежащие Вам гражданские права и (или) обязанности. Таким образом, остается неясным, на каком основании Вы ссылаетесь на нарушение в отношении Вас гарантий статьи 6 Конвенции.

Сомнений в том, что гарантии статьи 6 Конвенции распространяются на Т. и В., у нас нет, так как данное разбирательство действительно было определяющим для их права собственности на объекты недвижимости, которое, безусловно, является гражданским правом.

Однако право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции, является процессуальным, процедурным правом. Это означает, что о его нарушении можно говорить лишь тогда, когда судом нарушены процессуальные правила, например, стороне не была дана возможность представить доказательства по делу, которые имели критическое значение для его разрешения, не дали подвергнуть критике аргументы и (или) доказательства другой стороны, не предоставили ответ (мотивировку) причин, по котором аргументы и (или) доказательства стороны были отвергнуты и т.д. Другими словами, данная статья не предполагает необходимости соблюдения норм национального материального права (ГК РФ и т.д.). Более того, статья 6 Конвенции в принципе не требует соблюдения национального законодательства (см. ее текст), если не считать предписания о том, что суд должен быть создан на основании закона, то есть должны соблюдаться законы, определяющие принципы формирование суда, правила подсудности и другие подобные моменты. Это означает, что обоснование нарушения статьи 6 Конвенции не может строиться на описании предположительно имевшим место нарушений ГПК РФ, то есть национального процессуального законодательства как такового.

Но следует обратить внимание на то, что, по мнению Европейского Суда по правам человека, статья 6 (и любая другая) Конвенции (или Протоколов к ней) не может быть нарушена в результате отказа суда в пересмотре жалобы в надзорном порядке (см., например, Решение по вопросам приемлемости жалобы «Кобжински против Польши» (Kopczynski v. Poland, N 28863/95) от 01 июля 1998 года, примененное в отношении российского надзора в Решении по вопросам приемлемости жалобы «Кузнецова против России» (Kuznetsova v. Russia, N 67579/01) от 19 января 2006 года).

В отличие от статьи 6 Конвенции, статья 1 Протокола N 1 к Конвенции, гарантирующая право на уважение собственности, напротив, прямо требует соблюдения национального законодательства (см. ее текст). Другими словами, при обосновании нарушений по статье 1 Протокола N 1 к Конвенции можно ссылаться на нарушение национальных норм материального права.

Однако для этого сначала необходимо определить, применима ли статья 1 Протокола N 1 к Вашему случаю (безусловно, речь идет про Т. и В.). В отношении любого предполагаемого нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции необходимо сначала выяснить, имеется ли у лица «собственность» в том смысле, в котором этот термин понимается Страсбургским Судом (если «собственности» нет, то нарушить право на нее невозможно). Затем определяется, имело ли место так называемое «вмешательство» государства в право на уважение собственности. Вмешательство может быть трех видов: лишение «собственности», ограничение права собственности и, наконец, самое общее, охватывающее два предшествующих вида, но не ограничивающееся ими, иное вмешательство в право на уважение собственности (право на беспрепятственное пользование ей). Наличие «вмешательства» не может свидетельствовать о, том, что было допущено нарушение, но его отсутствие означает, что нарушения не было. Наконец, на последнем этапе (если «собственность» имеется, а в право на ее уважение было осуществлено «вмешательство») определяется, соответствовало ли такое «вмешательство» «закону» (то есть национальному законодательству, взятому в совокупности со сложившейся практикой его применения), имелась ли у вмешательства цель, оправдывающая его (таковой являются общие или общественные интересы, в том числе по защите других частных лиц; Страсбургский Суд практически всегда признает наличие цели), и был ли соблюден надлежащий баланс между частными интересами того лица, о «собственности» которого идет речь, и указанными общими (общественными) интересами. Соответственно, нарушение национального «закона» и (или) отсутствие цели и (или) несоблюдение баланса свидетельствуют о том, что статья 1 Протокола N 1 была нарушена. В качестве альтернативы «вмешательству» речь может идти также о соблюдении так называемых «позитивных обязательств» по защите «собственности» от посягательств со стороны других (третьих) лиц, однако признаков применимости этого к Вашему делу мы не усматриваем (истец не предпринимал каких-либо самостоятельных попыток «захватить» собственность вне судебного разбирательства).

С наличием «собственности» в Вашем деле нет проблем, так как недвижимое имущество со всей очевидностью является «собственностью» в смысле статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, и оно явно имелось у Т. и В. «в наличии». Проблемы начинаются на следующем этапе анализа. Дело в том, что Европейский Суд по правам человека полагает, что по общему правилу, разрешая имущественный спор между частными лицами, национальные суды не могут осуществить вмешательство в право на уважение собственности. Соответственно, невозможно и его нарушение (см., например, Решение Комиссии по правам человека по делу «G. G.m.b.H. против Австрии» от 07 января 1991 года, а также Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Kyriakidis and Kyriakidou против Кипра» от 19 января 2006 года (п. 34) и «Uglanova против России» от 21 сентября 2006 года (п. 37)). В ряде решений подчеркивается, что речь не идет о лишении собственности, то есть о применимой (вроде бы) к подобным ситуациям разновидности «вмешательства», что фактически снова указывает на отсутствие самого этого вмешательства (см., например, Решение Европейского Суда по правам человека по вопросам приемлемости жалобы «Józsefné Kósa против Венгрии» от 12 марта 2002 года). Единственным исключением из данного правила являются случаи, когда в решениях судов имеются явные признаки произвола (см. Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Sesztakov против Венгрии» от 16 декабря 2003 года (п. 38) и «Szikora против Венгрии» от 22 ноября 2005 года (п. 20)). Из ряда решений также можно сделать вывод, что о нарушении права собственности в принципе можно говорить, если разбирательство не является справедливым (см. указанное Постановление по делу «Szikora против Венгрии» (п.п. 19-20)). Иногда справедливость прямо упоминается именно как соблюдение статьи 6 Конвенции, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, то есть речь идет о «процессуальной справедливости» (см. Решение Комиссии по правам человека по делу «Jaakko Johannes Markkula против Финляндии» от 03 декабря 1997 года). В Решение Комиссии по правам человека по делу «Oguz Aral, Galip Tekin and Inci Aral против Турции» от 14 января 1998 года снова говорится, что статья 1 Протокола N 1 к Конвенции неприменима к судебным разбирательствам между частными лицами, но, в окончании соответствующей фразы, говорящей обычно, что это так в отсутствие «произвольности» и «несправедливости», «справедливость» (fairness) заменена на выражение «just deprivation», которое также может быть переведено на русский язык как «справедливое лишение», однако с явным изменением смысла. Если «fairness» означает «процессуальную справедливость», то есть справедливость судебного разбирательства в смысле статьи 6 Конвенции, то тут речь о соблюдении норм материального права, что подтверждается соответствующими рассуждениями Комиссии. Это означает, что в случае спора между частными лицами Европейский Суд по правам человека как бы «перепрыгивает» несколько этапов обычного анализа на нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции и сразу после констатации наличия «собственности» (а иногда даже без этого), без анализа на наличие «вмешательства» и (или) «лишения собственности» как таковых переходит к анализу решений к анализу решений национальных инстанций на предмет «произвольности» (и в «процессуальном», и в «материальном» смыслах). Обратите внимание, что речь идет не просто о каких-нибудь «процессуальных» (в смысле статьи 6 Конвенции, а не национального процессуального законодательства!) и (или) «материальных» (в смысле уже национального материального закона) нарушениях, но лишь о таких, которые свидетельствуют о явном произволе (по сути, «произвольность» — это отдельный термин). Однако проблема состоит даже не в этом, а в том, что Постановлений Европейского Суда по правам человека, в которых он фактически констатировал бы нарушение права собственности в случае судебного спора между частными лицами, почти не существует (во всех названных выше решениях Страсбургский Суд приходил к выводу об отсутствии нарушении, то есть этой самой «произвольности»). Одним из редчайших исключений является Постановление по делу «Кушоглу против Болгарии» (Kushoglu v. Bulgaria, жалоба N 48191/99) от 10 мая 2007 года, которое, кстати, касается как раз отказа государства (в лице судов) в удовлетворении виндикационного иска, предъявленного одним частным лицом другому. Фактически это означает, что, во-первых, Ваши шансы на успех в Европейском Суде по правам человека весьма незначительны (так как речь идет о споре между частными лицами), во-вторых, хотя бы о каких-то шансах можно говорить лишь в том случае, если в жалобе будет обосновано, почему законодательство, примененное по Вашему делу, изначально предполагает возможность произвольного применения и (или) суды приняли явно произвольные решения.

При этом следует напомнить, что условием обращения в Европейский Суд по правам человека является исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты (см. пункт 1 статьи 35 Конвенции), поэтому жалоба в Страсбурсгкий Суд никак не может выходить за пределы заявлений предполагаемых жертв, сделанных в судах первой и второй инстанций (в частности, в кассационных жалобах и дополнениях к ним). Таким образом, самым логичным представляется именно анализ кассационных жалоб на предмет того, что из сказанного в них (в том числе с учетом необходимой интерпретации) может быть использовано в жалобе, подаваемой в Европейский Суд по правам человека.

Значительная часть претензий, адресованных судам в кассационных жалобах Т. и В., по нашему мнению, не имеет никакого отношения к обоснованию «произвольности» решений судов (в указанном выше смысле). Так как применительно к «произвольности» решений речь может идти либо о нарушениях, одновременно являющихся нарушениями права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции (не путайте их с нарушениями ГПК РФ; см. выше), либо о нарушениях норм национального материального права, мы будем сразу говорить о и том, и о другом. Несмотря на то, что в жалобе (если, конечно, Вы решите обращаться с ней в Страсбургский Суд) следует писать отдельно о нарушениях статьи 6 Конвенции и отдельно о нарушении статьи 1 Протокола N 1 к ней (при этом все нарушения статьи 6 Конвенции могут являться частью обоснований нарушения статьи 1 Протокола N 1 по причинам, изложенным выше), фактически в случае признания нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в связи с выводом о наличии «произвола» в решениях судов Европейский Суд по правам человека может просто не рассматривать жалобу на предмет нарушения статьи 6 Конвенции (см., например, уже названное решение по делу «Кушоглоу против Болгарии», так все нарушения статьи 6 Конвенции фактически констатируются «в рамках» нарушения статьи 1 Протокола N 1; причины этого объяснены выше).

Что касается заявлений о том, что договор инвестирования не был исполнен ответчиком, что он предположительно должен был заплатить больше 7344000 рублей, прямо предусмотренных договором и фактически заплаченных им, до определенной даты, что ему могло быть передано только оплаченное помещение размером 340 кв.м., что он представил поддельное платежное поручение, а самый последний платеж (в марте с.г.) внес лицу, которое уже давно не имеет отношения к договору инвестирования, по нашему мнению, не могут свидетельствовать о произвольности решений судов, так как суды первой и второй инстанции так или иначе ответили на все эти аргументы и (или) таковые не имели значения для разрешения спора по существу.

Следует сразу обратить внимание на то, что Европейский Суд по правам человека полагает, что суд второй инстанции вполне может исправить нарушение, допущенное судом первой инстанции (именно этому служит обращение в него). Поэтому в случае, когда предполагаемое нарушение было признано и исправлено судом второй инстанции, в Европейский Суд по правам человека бессмысленно жаловаться на это нарушение, допущенное судом первой инстанции.

Фактически из кассационного определения следует, что цена инвестиционного договора составляла 7344000 рублей, и они были полностью выплачены истцом надлежащему лицу, что договор предусматривал возможность уточнения размера помещения после его фактической постройки с корректировкой цены договора в случае необходимости, что надлежащим лицом требования о корректировке стоимости истцу не предъявлялись. Пусть суд второй инстанции выразил все это довольно коряво, однако фактически он это сказал. При этом он вообще мог бы не поднимать вопрос о поддельной платежке и (или) о последнем платеже, поступившем ненадлежащему лицу в марте 2010 года, так как наличие или отсутствие дополнительного платежа, с учетом сказанного, не имеет значения.

Аргументы, касающиеся того, что в отношении принадлежащей Т. и В. недвижимости не мог быть предъявлен виндикационный иск, так как имущество подверглось изменениям, представляются весьма наивными (во всяком случае, для их адресации Европейскому Суд по правам человека) и не основанными на ни законе, ни на практике его применения (во всяком случае, в отсутствие соответствующих ссылок). По подобной логике получается, что с помощью внесения любых изменений имущество можно было бы вести из сферы действия виндикационных исков. В данном деле никто не оспаривал, что два новых объекта недвижимости получены в результате изменений, произведенный в отношении именно того одного объекта, которого изначально касался инвестиционный договор. В Европе виндикация применялась многократно и в национальных масштабах (Румыния, Болгария и т.д.) в отношении имущества, национализированного еще в коммунистическую эпоху. Безусловно, имущество менялось и местами очень сильно, однако не до такой степени, чтобы была утрачена возможность идентифицировать его. В любом случае суды (особенно второй инстанции) ответили на данный аргумент (само по себе несогласие с аргументацией суда не свидетельствует о наличии нарушения статьи 6 Конвенции и (или) статьи 1 Протокола N 1 к ней), поэтому здесь о произвольности, по нашему мнению, также говорить не приходится.

Суды также указали закон, на основании которого они посчитали сделку между ООО «N» и Вами ничтожной – пункт 3 статьи 7 Закона РСФСР «Об инвестиционной деятельности в РСФСР». Поэтому нарушения в виде отсутствия указания на закон как таковой также не усматривается.

Таким образом, единственным аргументом, который, по нашему мнению, действительно может свидетельствовать о произволе (а также одновременно может быть выведен из текста кассационной жалобы), является следующий: право ООО «N» на объект недвижимости было зарегистрировано государством надлежащим образом, данное право (равно как и Ваше право и право ответчиков) по закону может быть оспорено только в судебном порядке, однако этого не было сделано, одновременно право собственности истца на объект недвижимости никогда не регистрировалось, а без этого в соответствии с тем же законом не могло возникнуть; даже если признать, что суд, рассматривая данный спор, мог признать за истцом подобное право, это сделано только сейчас, в 2010 году, то есть на 2007 год данного права в юридическом (а право не предполагает иного) не существовало, а попытка признать его сейчас и распространить это признание на 2007 год с соответствующими последствиями представляет собой произвол. Безусловно, что лицо, не являющееся собственником (владельцем) имущества не может потребовать его в порядке виндикации. Другими словами, вся проблема решений судов по Вашему делу состоит в нарушении «хронологической логики». Суд в 2010 году признает, что в 2007 году у истца возникло право собственности, которое может возникнуть только в случае его надлежащей государственной регистрации, которой не было (и которая, кстати, в большинстве случаев может быть осуществлена лишь при наличии соответствующего судебного решения, о чем свидетельствует многочисленная практика). И на основании этого произвольного вывода суды пришли к другим произвольным выводам  — о том, что сделки с недвижимостью ничтожны, а истец может обратиться с виндикационным иском к ответчикам. Более того, здесь можно дополнительно обосновывать, что сам по себе пункт 3 статьи 7 Закона РСФСР «Об инвестиционной деятельности в РСФСР» весьма неконкретен, практика его применения размыта и сама по себе может считаться произвольной. В частности, здесь можно утверждать, что этот пункт не только весьма неопределенен с точки зрения правовых последствий его применения, но и – при определенном способе применения – противоречит целому ряду действующих федеральный законов (здесь следует сказать, что Европейский Суд по правам человека считает, что любой закон должен быть достаточно определенным, чтобы любой человек мог понять, каким образом он применяется; неопределенный (в плане последствий применения) закон не является качественным и, следовательно, вообще не является законом, а его применение может свидетельствовать о произволе). Наконец, за счет выдвижения аргумента, связанного с государственной регистрацией права собственности (ООО «N», Вашего и ответчиков), можно дополнительно привязать к этому спору (формально являющемуся спором между частными лицами) государство (напомним, что Европейский Суд по правам человека рассматривает жалобы именно на государство, а ошибка такового, среди прочего, например, привела к констатации нарушения по упомянутому выше делу «Кушоглоу против Болгарии»). Более того, можно даже развить эту логику и объяснить, что своим решением суды первой и второй инстанции пытались обойти (и обошли) явные запреты, определенные в Постановлении Конституционного Суда РФ N 6-П 2003 года, в котором Конституционный Суд РФ прямо ссылается на статью 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Повторимся, что даже в случае, если все это будет качественно прописано, шансов у такой жалобы очень-очень мало, так как, например, не существует ни одного Постановления по российским делам, которое касалось бы нарушения статьи 1 Протокола N 1 в рамках разбирательства спора между частными лицами. Однако, безусловно, это Вам решать, обращаться ли в Европейский Суд по правам человека.

С уважением,

Олег Анищик