Уважаемый В.!

Мы ознакомились с представленными Вами документами.

Обращаем внимание на то, что мы не осуществляем оценку как таковых жалоб в Европейский Суд по правам человека, подготовленных заявителями самостоятельно или с помощью других юристов. Поэтому Ваши жалобы (предварительная и полная) не подвергаются далее анализу, но мы лишь высказываемся (среди прочего) об обоснованности изложенных в них предположений, касающихся имевших место нарушений.

О предполагаемых нарушениях статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции

В отношении любого предполагаемого нарушения права собственности необходимо сначала выяснить, имеется ли у лица «собственность» («имущество») в том смысле, в котором этот термин понимается Страсбургским Судом. Если «собственности» нет, то нарушить право на нее невозможно. Затем определяется, имело ли место так называемое «вмешательство» государства в право на уважение собственности. Вмешательство может быть трех видов – лишение «собственности», ограничение права собственности и, наконец, самое общее, охватывающее два предшествующих вида, но не ограничивающееся ими, иное вмешательство в право на уважение собственности (право на беспрепятственное пользование ей). Наличие «вмешательства» не может свидетельствовать о, том, что было допущено нарушение, но его отсутствие означает, что нарушить право собственности было невозможно. Наконец, на последнем этапе (если «собственность» имеется, а в право на ее уважение было осуществлено «вмешательство») определяется, соответствовало ли такое «вмешательство» «закону» (то есть национальному законодательству, взятому в совокупности со сложившейся практикой его применения), имелась ли у него цель, оправдывающая вмешательство (таковой являются общие или общественные интересы; Страсбургский Суд практически всегда признает наличие цели; защита других частных лиц – один из примеров такой цели) и был ли соблюден надлежащий баланс между частными интересами того лица, о «собственности» которого идет речь, и указанными общими (общественными) интересами. Соответственно, нарушение национального «закона» и (или) отсутствие цели и (или) несоблюдение баланса свидетельствуют о том, что статья 1 Протокола N 1 была нарушена.

В Вашей жалобе указано два заявителя, однако не написано ни то, о какой собственности идет речь (при том, что можно предположить, что речь идет об имущественном долге (который по своему составу также неоднороден – он включает в себя деньги, полученные от другой стороны, и проценты за пользование чужими денежными средствами) и (или) о земле с частью дома (квартире)), ни то, кому именно она принадлежит (а точнее, кому и в какой момент принадлежало определенное имущество).

Если в отношении долга речь может идти только о Вас, то в отношении земли с частью дома неясно, кому именно, по Вашему мнению, принадлежит это имущество – Вам или Вашей матери (либо же Вы заявляете альтернативную позицию, состоящую в том, что оно принадлежит или ей, или Вам; или же Вы заявляете, что в какое-то время оно принадлежало ей, а в какое-то Вам). Отсутствие четких указаний на все это затрудняет понимание жалобы (откровенно говоря, делает это практически невозможным; если что-то и можно понять, то только по первичным документам).

Предполагаемые нарушения в отношении «имущества» («собственности») в виде долга

По мнению Европейского Суда по правам человека, признание судом имущественного долга в качестве результата разбирательства по гражданскому делу не свидетельствует о том, что в принципе идет речь о «собственности» («имуществе») (см, например, Решения Комиссии по правам человека по делам «G. G.m.b.H. против Австрии» от 07 января 1991 года и «Erich Fenzeland Ernst Kollner против Австрии» от 15 мая 1996 года), а разрешение судом гражданского спора не является «вмешательством» в право на ее уважение (см. указанное выше решение по делу «G. G.m.b.H. против Австрии», а также Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Kyriakidis and Kyriakidou против Кипра» от 19 января 2006 года (п. 34) и «Uglanova против России» от 21 сентября 2006 года (п. 37)). В ряде решений подчеркивается, что речь не идет о лишении собственности, то есть о применимой (вроде бы) к подобным ситуациям разновидности «вмешательства», что фактически снова указывает на отсутствие такового (см., например, Решение Европейского Суда по правам человека по вопросам приемлемости жалобы «Józsefné Kósa против Венгрии» от 12 марта 2002 года). 

В ряде решений названных конвенционных органов можно обнаружить фразу о том, что обычно при разрешении национальным судом гражданского спора между частными лицами о нарушении права собственности говорить невозможно, если только нет признаков «произвола» (см. Постановления Европейского Суда по правам человека по делам «Sesztakov против Венгрии» от 16 декабря 2003 года (п. 38) и «Szikora против Венгрии» от 22 ноября 2005 года (п. 20)). Из ряда решений также можно сделать вывод, что о нарушении права собственности в принципе можно говорить, если разбирательство не является справедливым (см. указанное Постановление по делу «Szikora против Венгрии» (п.п. 19-20)). Иногда упоминается о справедливости именно как о соблюдении статьи 6 Конвенции, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, то есть процессуальной справедливости (см. Решение Комиссии по правам человека по делу «Jaakko Johannes Markkula против Финляндии» от 03 декабря 1997 года). В Решение Комиссии по правам человека по делу «Oguz Aral, Galip Tekin and Inci Aral против Турции» от 14 января 1998 года снова говорится, что статья 1 Протокола N 1 к Конвенции неприменима, но, в окончании соответствующей фразы, говорящей обычно, что это так в отсутствие «произвольности» и «несправедливости», «справедливость» (fairness) заменена на выражение «just deprivation», которое также может быть переведено на русский язык как «справедливое лишение», однако с явным изменением смысла. Если «fairness» означает «процессуальную справедливость», то есть справедливость судебного разбирательства в смысле статьи 6 Конвенции, то тут речь о соблюдении норм материального права, что подтверждается соответствующими рассуждениями Комиссии. Однако стоит сказать, что Европейский Суд по правам человека ни по одному из дел не признал фактически, что в ситуации, когда речь идет о результатах судебного разбирательства имущественного спора между частными лицами, в результате которого заявитель был признан проигравшим, имели место «произвол» или несправедливость в любом из указанных смыслов. Более того, речь не только про дела в отношении России, но про любые государства-ответчики. Только в одном случае Европейский Суд по правам человека приходит к выводу о нарушении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в случае признания нарушений статьи 6 Конвенции – когда суды отменяют вступившее в законную силу судебное решение имущественного характера в отношении заявителя и (или) таковое не исполняется в течение длительного времени. Это – не Ваш случай. Мы не принимаем здесь во внимание редчайшие случаи признания нарушения, когда к подобному спору государство все же было косвенно причастно, например, в лице органов, по вине которых договор между частными лицами признавался ничтожным, либо же по причине некачественного законодательства (но не в лице суда, разрешающего данный спор). Упоминание в жалобе предположительной некачественности закона (со ссылками на дела Крюслена, Функе и МакЛеода) никак не обосновано, так как фактически речь идет о предположительно произвольном применении закона конкретным судом, а некачественный (непредсказуемый с точки зрения последствий применения) закон – это закон, который уже в самом себе (с учетом судебной практики) содержит возможности для произвольного применения. Ни о чем подобном в жалобе речи не идет. Фактически, это просто попытка обвинить в суд в нарушении национального закона. Однако, повторимся, если это в случае разбирательства имущественного спора между частными лицами и может признаваться нарушением статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, то лишь в случае «очевидного произвола», а не просто любого предполагаемого нарушения норм права.

Признаков произвольного применения норм материального права мы не видим. Ни в части основной суммы долга, ни в части процентов за пользование чужими денежными средствами. И то, и другое предусмотрено законом, закон доступен и вполне предсказуем в своем применении. Несогласие с расчетами, сроками и иными подобного рода вещами не свидетельствуют о произвольном применении норм права. Предположительные нарушения статьи 6 Конвенции рассматриваются ниже. Возможно, в отношении процентов за пользование чужими деньгами вывод мог бы быть иным, если бы в ходе судебного разбирательства (в судах обеих инстанций) Вашей стороной было так или иначе (через встречные требования или иным путем) заявлено, что противоположная сторона пользовалась имуществом и полученная за счет этого «выгода» равноценна процентам за пользование полученными деньгами (или хотя бы должна быть учтена при их расчете). Однако ничего подобного нам не удалось обнаружить в материалах дела.

Предполагаемые нарушения в отношении «имущества» («собственности») в виде земли и части дома (квартиры)

Предполагаемые нарушения в отношении Вашей матери как собственника указанного имущества

Сказанное выше об имущественных спорах между частными лицами в полной мере применимо и к этому имуществу. Однако здесь, вероятно, действительно можно попытаться обосновать произвольное применение судом норм материального права (о нарушениях статьи 6 Конвенции см. ниже). Речь идет, во-первых, о рассмотрении исковых требований о признании сделки мнимой, заявленных лицом, не имеющим каких бы то ни было прав на этой имущество, а во-вторых, о не вытекающем из закона требовании фактического принятия приобретенного в собственность имущества своими действиями (то есть вступления во владение и пользование ими). Второй аргумент сильнее первого.

Проблема, которая связана с первым аргументом, связана вовсе не с тем, что соответствующие нормы материального права отсутствуют. Напротив, они имеются, и суд прямо указал на них. Они связаны с тем, что права истца предположительно нарушаются сделкой между Вами и Вашей матерью (повторимся, что здесь сейчас не идет речи о нарушении права на справедливое судебное разбирательство, о чем говорится ниже; другими словами, нарушение статьи 6 Конвенции тоже может быть аргументом при обосновании нарушения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, однако сейчас речь о другого рода аргументах, о тех, которые связаны с произвольным применением норм национального материального права). Проблема здесь состоит в нарушении (возможно, даже неосознанном, т.к. мы не раз сталкивались в российских судах с этими проблемами) причинно-следственной (или даже просто хронологической) связи между значимыми для разрешения дела фактическими обстоятельствами. То предполагаемое нарушение прав истца, которое позволило ему заявить, а суду удовлетворить соответствующие требования, возникло не только после заключения сделки между Вами и Вашей матерью и даже после решения суда от 20 ноября 2009 года, но и «по причине» этого решения. Другими словами, суд (и это явно вытекает из решений судов обеих инстанций) удовлетворил требования истца, основанные на (предполагаемом в то время) нарушении его прав, допущенном Вами много позже, то есть в тот момент, когда истек срок для добровольного исполнения уже вступившего в законную силу решения суда от 20 ноября 2009 года. Это нарушение заключалось в неисполнении (невозможности исполнить из-за предполагаемого отсутствия средств) решения суда от 20 ноября 2009 года, которое, с учетом изменения исковых требований, касалось денег, а не недвижимости, в то время как договор дарения датирован мартом 2009 года, а зарегистрирован в апреле 2009 года. Таким образом, Ваше нарушение было допущено намного позже реализации недвижимости Вашей матери. Это довольно легко понять, если предположить, что у Вас имеются деньги для выплаты долга по решению суда от 20 ноября 2009 года (в ходе судебного разбирательства вопрос об отсутствии у Вас денег не ставился и не обсуждался). Так вот, при наличии у Вас денег никакие права истца (с учетом, повторимся, изменения исковых требований) никогда не могли бы быть нарушены дарением недвижимости Вашей матери – ни до судебного разбирательства, ни после вступления решения суда в законную силу. К сожалению, прямо об этой проблеме в заседаниях суда первой инстанции и в кассационной жалобе не говорится, однако можно попытаться обосновать, что она все-таки была косвенно обозначена (просто другими словами).

Что касается второго аргумента, то здесь судом действительно не были названы никакие нормы материального права, более того, решение противоречит положениям ГК РФ и ФЗ «О государственной регистрации прав…».

Предполагаемые нарушения в отношении Вас как собственника указанного имущества

В жалобе ставится вопрос о том, что сохранением ареста, наложенного на имущество, когда оно еще считалось имуществом Вашей матери, после вступления в законную силу решения суда от 20 ноября 2009 года, то есть после 26 января 2010 года, нарушается Ваше право собственности. При этом ничего не говорится об обращении в суд с заявлением о снятии ареста с Вашего имущества, хотя, судя по представленным документам, такое заявление было Вами подано (к жалобе его копия не приложена). Это следует из решения суда от 12 мая 2010 года (также никак не упомянутого в жалобе и не приложенного к ней), которым в удовлетворении этих требований отказано. В представленных Вами материалах также есть само заявление без даты и не заполненное до конца. Возможно, что это именно то заявление, которое было подано Вами в суд. Дополнения к заявлению, о котором идет речь в протоколе судебного заседания от 12 мая 2010 года, Вами не представлено. Ни частная жалоба от 26 мая 2010 года, ни решение суда второй инстанции по ней (которое, кстати, и является окончательным внутренним решением в отношении данного предполагаемого нарушения и должно быть названо в пункте 16 жалобы) в жалобе не упомянуты, а копии решения суда второй инстанции не представлено даже нам.

Мы также полагаем, что Вами было обжаловано постановление судебного пристава от 25 марта 2010 года. Однако самой жалобы, адресованной именно суду, нам не представлено. Здесь возникает вопрос, вводится ли постановлением от 25 марта 2010 года контроль над Вашей собственностью (посредством ареста) и (что важнее) мог ли такой контроль быть прекращен посредством удовлетворения жалобы на это постановление. Данный вопрос возникает в связи с тем, что постановление от 25 марта 2010 года вынесено без отмены определения суда от 11 июня 2009 года, которое сохраняет свою силу (более того, судя по выписке от 11 июня 2010 года, то есть выданной через два месяца после наложения ареста на имущество приставом) в ФРС зарегистрирован только арест, наложенный судом, но не приставом. Вы также не представили решение суда второй инстанции по жалобе на решение суда первой инстанции от 30 июля 2010 года (только жалобу от 13 сентября 2010 года). Никакие документы, названные в этом абзаце, в жалобе не упомянуты, сами они к ней не приложены. Более того, даже соответствующие обстоятельства дела никак не описаны. Однако отсутствия упоминания  этой части разбирательства выглядит как минимум странно.

В любом случае применительно и к решению от 12 мая 2010 года, и к решению от 30 июля 2010 года важным представляется отказ суда рассматривать вопрос о предполагаемой невозможности обращения взыскания на недвижимое имущество в связи с непониманием связи между решением этого вопроса и обоснованностью решения о наложении ареста на имущество (его сохранении). Другими словами, суд считает, что право собственности арестом не ограничивается (и вообще не затрагивается), а потому не может быть нарушено (прямо это не сказано, но суть решений именно в этом). На этой основе можно попытаться обосновать нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (конечно, упомянутое в жалобе решение о признании жалобы Кривоноговой неприемлемой не имеет ни малейшего отношения к Вашему случаю; по сути, оно приведено ради выдержки из статьи 446 ГПК РФ, которую можно было процитировать и саму по себе). Здесь можно заявить о нарушении национального права, однако это не столь очевидно. Прямо закон не говорит о том, что арест не может быть наложен на то имущество, на которое он наложен, если соответствие этого имущества тому, которое названо в статьей 446 ГПК РФ, не очевидно. Равным образом закон не требует снять арест с такого имущества при заявлении соответствующих требований. Необходимость постановки и разрешения судом при решении вопроса о наложении ареста на имущество и (или) рассмотрении требований о снятии ареста с имущества вопроса о том, может ли на такое имущество быть обращено взыскание, также явно из закона не вытекает. Сложившейся практики по данному вопросу в судах общей юрисдикции нам также не удалось обнаружить (отчасти она есть только у арбитражных судов, но это не имеет отношения к Вашему делу). Конечно, некоторые возможности по обоснованию нарушения именно норм национального права (это предполагает, что они понятны, всем известны, а суд со всей очевидностью им не следует) остаются, но это не очень сильная позиция. Можно попытаться (дополнительно или альтернативно) обосновать, что закон в части регулирования этого вопроса действительно далек от совершенства и допускает произвол. Но самый сильный (конечно, относительно) аргумент все же состоит в обосновании того, что нарушается баланс между частными интересами (собственника имущества) и публичными (в данном случае – по защите другого частного лица), что ограничение права собственности возможно даже без решения вопроса о том, насколько оно необходимо (в данном случае – без решения вопроса о том, может ли оно послужить заявленным целям и каким образом в результате страдает собственник; тем более, что собственник в результате этих действий (сейчас это уже известно) не смог реализовать имущество по выгодной (более выгодной) цене и отдать часть (только часть) полученных средств в уплату долга, а часть оставить себе, лишившись имущества в полном объеме по «цене, определенной судом»). В любом случае здесь есть фундамент, на котором можно развернуть обоснование нарушений (конечно, при условии, что не представленные нам документы не меняют этого).

Что касается разбирательства по заявлению об изменении способа исполнения решения суда, то здесь, конечно, можно попытаться обосновать нарушение права собственности в связи с нарушением права на справедливое судебное разбирательство (никого произвольного применения норм материального права мы здесь не усматриваем, так как в принципе подобное требование вполне могло быть удовлетворено по заявленным основаниям). При этом речь идет, по сути, только об одном его аспекте – рассмотрении дела и принятии решения в отсутствие одной из сторон или его представителя, при том, что никакой особой срочности, которая обуславливала бы подобное решение, не усматривается (соответствующие обстоятельства судом также не названы). Данное нарушение фактически перекрывает собой остальные нарушения, так как они вызваны именно этим нарушением. Однако это нарушение довольно легко исправляется судом второй инстанции, которому Вы можете высказать все то, что могли бы сказать в суде первой инстанции (как в кассационной жалобе, которую Вы уже, надо полагать, подали, так и непосредственно). Напомним, что судебное разбирательство рассматривается Европейским Судом по правам человека на предмет справедливости в целом. И суд второй инстанции (особенно в России, где его полномочия огромны) может исправить значительное число предположительно допущенных судом первой инстанции нарушений. Поэтому пока говорить о нарушении в принципе рано. В любом случае нужно сказать, что мы не видим веских оснований применения по Вашему делу статьи 446 ГПК РФ в рамках этого последнего разбирательства. Она защищает не право собственности, а право на жилище (см. соответствующие решения Конституционного Суда РФ). Другими словами, она не позволяет лишить лицо (и его семью) единственного жилища (но не единственной собственности, пригодной для проживания). Ни Вы, ни Ваша семья в этом доме (квартире) не живете, причем уже довольно давно. Это само по себе является веским аргументом в пользу неприменимости статьи 446 ГПК РФ. Тот факт, что недвижимость в Чехии принадлежит не Вам лично, а отдельной организации (кто бы не был ее учредителем и собственником), не имеет значения, так как в статье 446 ГПК РФ речь идет не о невозможности обращения взыскания на единственную принадлежащую лицу на праве собственности недвижимость, пригодную для проживания, а на фактические жилище лица (и его семьи), на каком бы праве оно ему не принадлежало. Невозможность проживания в Чехии, где находится недвижимость, так не имеет значения, так как в любом случае сейчас в доме (квартире), о котором идет речь, ни Вы, ни Ваша семья не проживаете. Следовательно, оно не является местом Вашего проживания, тем более единственным. Во всяком случае опровержения всего этого (теоретически оно возможно, конечно) в представленным нам документах, адресованных российским судам, не содержится. Безусловно, все это не имеет отношения к возможному нарушению статьи 6 Конвенции, которая гарантирует справедливую процедуру разбирательства, а не некий его результат. Скорее это говорит о невозможности, по нашему мнению, нарушить право собственности произвольным применением норм материального права, ибо ни о каком произвольном применении таковых речи не идет.

О предполагаемых нарушениях статьи 6 Конвенции

Сначала необходимо сказать, что статья 6 Конвенции не гарантирует соблюдения национального права, причем ни процессуального (ГПК РФ), ни тем более материального (его соблюдение гарантирует статья 1 Протокола N 1, если речь идет о вмешательстве в право на уважение собственности). Исключение составляет требование о соблюдении норм национального права, касающихся формирования суда, определения правила подсудности и иных подобных, то есть тех, которые соответствуют прямо содержащемуся в пункте 1 статьи 6 Конвенции требованию «создания суда на основании закона». Поэтому любые типичные для кассационной и надзорной жалобы фразы, начинающиеся словами «суд нарушил нормы процессуального права», «суд неверно применил закон», что бы не было написано дальше, не говорят о каких бы то ни было нарушениях права на справедливое судебное разбирательство (и в жалобе в Европейский Суд по правам человека делать им нечего). Конечно, совсем иной вывод должен быть сделан, когда требования российского права совпадают с требованиями статьи 6 Конвенции. Однако в этом случае необходимо обосновывать нарушение именно статьи 6 Конвенции, а не просто ссылаться на нарушение неких статей ГПК РФ и ГК РФ.

Предполагаемые нарушения в отношении «основного разбирательства» (по встречным искам)

Что касается заявления о том, что Вы (Ваша сторона процесса) не имела заблаговременного доступа к справке от 24 сентября 2009 года (ссылка на то, что эта судьба постигла и другие доказательства, данная в четвертом абзаце на странице 18 жалобы, никак и ничем не обоснована) и, с учетом ссылок на ряд решений Европейского Суда, приведенных на странице 18 жалобы, не имела возможности подвергнуть их сомнению, то оно представляется малообоснованным (необоснованным). В третьем абзаце на странице 18 Вы ссылаетесь на решения, в соответствии с которыми установлено, что в ходе гражданского судопроизводство стороны должны иметь доступ к доказательствам и возможность комментировать их (подвергать сомнению, опровергать содержание и форму и т.д.). Дело Крчмар (Krcmar), в названии которого в жалобе (а до этого в кассационной жалобе) допущено две опечатки, речь идет о том, что одно из доказательств вообще не было оглашено судом и не было доступно заявителю, который даже не знал о нем. А даже если суд огласил его (по этому вопросу была неясность), то существо этого доказательства и его значение для дела требовало предоставления их заявителю. Европейский Суд по правам человека никогда не признал бы, что любое доказательство должно оглашаться, и не стал бы требовать его предоставления сторонам, равно как и предоставления возможности комментировать таковое. Но даже если предположить, что эта справка была важным доказательством (а для этого в принципе есть основания, хотя и не такие веские, так как это лишь одно из доказательств одного из целого ряда обстоятельств, которые легли в основу соответствующего вывода суда), ничто в материалах дела не указывает на то, что у Вашей стороны не было возможности получить его копию или выступить с соответствующими возражениями. Сам факт возражения против приобщения данного доказательства к материалам дела ни о чем не свидетельствует (напротив, показывает, что возможности возразить (но содержательно) были; текста протокола судебного заседания от 19 ноября 2009 года также не оставляет сомнений, что представитель Вас и Вашей матери знает содержание этого документа). Если у Вашей стороны предположительно не было времени и возможности изучить эту справку и представить свои возражения, касающееся ее, Вы могли ходатайствовать о предоставлении времени и возможности. Однако в этом не было необходимости, так как согласно протоколу судебного заседания сразу после приобщения справки к материалам дела по ходатайству представителя Вас и Вашей матери в заседании был объявлен перерыв для предоставления ему же возможности проверить расчеты, представленные другой стороной. Таким образом, у всех была возможность не только получить копию справки и ознакомиться с ней, но и подготовить соответствующие возражения, которые представить в следующем заседании. Более того, на следующий день исследование доказательств продолжилось, стороны заявляли ходатайства, уточняли требования, а прения начались много позже. Поэтому сделанное в пятом абзаце на странице 18 жалобы утверждение, что справка была предоставлена «за минуту до окончания слушаний и перехода к прениям», в принципе не соответствует действительности.

На последующих страницах жалобы этот аргумент возникает вновь, однако никаких доказательств отсутствия возможности оспорить справку все равно не приводится. За то обстоятельство, что протокол собрания не был доступен Вам в ходе разбирательства в судах первой и второй инстанции, государство ответственности не несет. Кроме того, у Вас была возможность доказывать, что справка не соответствует действительности, с помощью свидетелей. Вы сами указываете, что присутствовали на том собрании. Цитаты из решений Европейского Суда по правам человека, приведенные на страницах 21-22, не имеют никакого отношения к обстоятельствам Вашего дела (равно как не сопровождаются попытками доказать обратное). Дело Георгиадиса касалось вопроса (не доказательства), который не был поставлен сторонами и был поставлен и разрешен судом самостоятельно, дело Ван Мехелена касалось допроса анонимных свидетелей, в отношении которых невозможно было узнать их личности, а также видеть их реакцию на вопросы, дело Галич касалось принятия судом второй инстанции решения по вопросу, который не ставился перед ним (примерно как в Георгиадисе), в результате чего заявительница не имела возможности в принципе представить свои аргументы, касающиеся его (речь опять-таки не про доказательства). В любом случае в жалобе приведен просто хаотичный набор вырванных из контекста цитат, не имеющих отношения к данному делу (с равным успехом в нее можно было поместить цитаты из любых текстов, даже не имеющих отношения к юриспруденции), поэтому мы не будем рассматривать их.

Что касается рассуждений об участии прокурора (равно как и органов опеки и попечительства, не говоря уже о том, что они были привлечены к участию в деле по ходатайству с Вашей стороны), то, во-первых, мы не обнаружили, чтобы соответствующие претензии когда-либо заявлялись на национальном уровне, во-вторых, мы рекомендуем Вам дочитать Постановление Европейского Суда по правам человека по делу Менчинской до конца, то есть прочитать ту часть, которая идет непосредственно после процитированных на странице 25 жалобы рассуждений. Нам кажется, что этого достаточно, чтобы понять, почему оно неприменимо к Вашему делу.

Если об иных нарушениях права на справедливое судебное разбирательство и можно говорить, то все эти нарушения связаны разве что с немотивированностью признания истца надлежащим в отношении требований о признании сделки мнимой и вывода о необходимости фактического вступления Вашей матери в пользование приобретенным имуществом (хотя эти предполагаемые нарушения могут лишь позволить укрепить рассуждения о нарушении права собственности). Кроме того, даже если бы иные нарушения этого права и можно было обнаружить (обосновать), в отсутствие упоминания о таковых в кассационных жалобах и жалобе в Европейский Суд (с учетом, что шестимесячный срок прошел) говорить о них сейчас уже бессмысленно.

Разбирательства в отношении заявления о снятии ареста на имущества и жалобы на действия судебного пристава

В отношении данных разбирательств нам представлены далеко не все документы. Из тех, которые представлены, следует, что единственным нарушением, о котором в принципе можно говорить, является, возможно, немотивированность некоторых рассуждений и выводов суда, которые, впрочем, действительно важны для принятия решения. При этом о нарушениях статьи 6 Конвенции в ходе этих разбирательств в поданной жалобе вообще речи не идет (второе разбирательство даже не упоминается). Даты истечения шестимесячного срока в отношении возможных нарушений, допущенных в ходе и того, и другого разбирательства, нам неизвестны, так как копии решений суда второй инстанции не представлены.

Считаем также важным обратить внимание на то, что Европейский Суд по правам человека весьма редко рассматривает по существу жалобы на нарушения, предположительно допущенные судом в ходе разбирательства спора между частными лицами. Поэтому у жалобы на подобные нарушения изначально весьма небольшие (очень небольшие) шансы на то, что она будет рассмотрена. И, конечно, сомнительно, чтобы юристы Секретариата тратили столько времени на разбор жалобы на подобные нарушения, написанной на столь низком уровне.

Наконец, что касается требований о возбуждении уголовного дела, то ни Конвенция, ни Протоколы к ней в принципе не гарантируют право частного лица на возбуждение уголовного дела в отношении любого другого частного или должностного лица. Отказ в возбуждении уголовного дела (и соответственно «непроведение расследования») может быть признан нарушением той или иной статьи Конвенции или Протокола к ней только тогда, когда возбуждение уголовного дела и проведение расследования является единственным средством защиты права, гарантированного ей права. Например, если человек избит на улице неизвестными людьми, но органы расследования отказываются возбуждать уголовное дело, то (с учетом фактических обстоятельств) речь может идти о нарушении статьи 8 Конвенции, гарантирующей (среди прочего) право на физическую целостность, так как без проведение расследования у лица практически нет шансов найти виновных и привлечь их к ответственности. Весьма обширна практика признания нарушения статьи 3 Конвенции, запрещающей пытки, когда государство отказывается возбудить уголовное дело и провести расследование по обоснованному заявлению об их применении. С учетом сложившейся в России практики человек не может привлечь должностных лиц к ответственности за пытки без/вне уголовного дела, то есть практика показывает, что, например, обращение в суд с соответствующим иском в порядке гражданского судопроизводства практически обречено на провал. Теоретически право на уважение собственности также может быть нарушено в связи с отказом в возбуждении уголовного дела и проведении расследования. Однако для этого необходимо доказать, что расследование является единственной возможностью защитить право собственности. В Вашей ситуации мы не видим возможности обосновать это. Что касается возбуждения уголовного дела в отношении другой стороны разбирательства, то и Вы, и Ваша мать имели возможность защитить свое право собственности в ходе гражданского процесса, фактически имевшего место. В том числе Вы имели возможность доказывать, что представленные другой доказательства являются недопустимыми, равно как представлять свои доказательства в опровержение представленных другой стороной. Что касается предположительно не соответствующей действительности справки ДПК «N», то Вы также имели возможность доказывать в ходе прошедшего разбирательства, что изложенные в ней обстоятельства не соответствуют действительности (а если быть более точным, то доказывать, что в данной справке не учтено, что Вы, обращаясь в ДПК «N», действовали от имени Вашей матери; по сути, речь идет лишь о ее интерпретации). Об этом мы уже писали выше.

О нарушениях статьи 13 Конвенции, упомянутых в Вашем письме, вообще говорить невозможно. Данная статья не предполагает права на определенное судебное решение. Статья 13 Конвенции гарантирует, что в государстве существует орган, в который можно обратиться с жалобой на предположительно допущенное нарушение другим органом права, гарантированного Конвенцией или Протоколом к ней, предполагаемая жертва нарушения фактически (практически) может обратиться в этот орган, а этот орган действительно имеет право признать наличие нарушения и исправить его. Применительно к нарушениям, предположительно допущенными судами первой инстанции, по общему правилу средством правовой защиты является обращение в суд второй инстанции. Вы могли в него обратиться в него и обратились, а он мог принять решение о признании нарушений и отмене (изменении) решения суда второй инстанции. Фактически принятое им решение не имеет никакого отношения к нарушению права, гарантированного статьей 13 Конвенции. Средств правовой защиты от нарушений, предположительно допущенных судом второй инстанции статья 13 Конвенции не гарантирует (т.е. обращение в этот суд уже является средством защиты).