Ко мне в частном порядке поступают вопросы, так или иначе касающиеся обращения в ЕСПЧ с жалобой на блокировку ФБ и Твиттера, поэтому я решил ответить на них (и добавить ответы на ряд не заданных, но также важных вопросов по этой теме).

Дополнение от 14 марта 2022 г.: Поскольку действующее с сегодняшнего дня ограничение доступа к ИГ основано на той же норме закона, по которой блокировались ФБ и Твиттер, и также установлено Генпрокуратурой (актом от 11 марта 2022 г. № 27-31-2022/Треб292-22), всё написанное ниже про ФБ и Твиттер применимо к ИГ.

Является ли блокировка ФБ и Твиттера однозначно нарушением прав пользователей этих ресурсов, гарантированных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней? (ЕСПЧ рассматривает жалобы только и исключительно на такие нарушения, поэтому речь идёт только об этом.) Ещё конкретнее, является ли указанная блокировка бесспорно нарушением права на получение и распространение информации и идей, являющегося одним из составляющих свободы выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции? (На предмет нарушения именно этого права Страсбургский Суд рассматривает подобные блокировки, поэтому вопрос сформулирован мной именно так.)

Нет. Блокировка ФБ и Твиттера в России не обязательно будет признана ЕСПЧ нарушением права пользователей этих ресурсов на получение и распространение информации и идей, хотя Страсбургский Суд и может признать это нарушением.

Во-первых, ЕСПЧ никогда раньше не рассматривал вопрос о том, является ли нарушением блокировка ФБ, Твиттера или их обоих.

Во-вторых, в Решении по делу «Акдениз против Турции» (Akdeniz v. Turkey) от 11 марта 2004 г. (см. п. 24 и 25) ЕСПЧ признал, что блокировка лишь некоторых сайтов определенного типа (по тому делу речь шла о двух музыкальных сервисах, myspace и last.fm) не свидетельствует сама по себе о том, что пользователи этих сайтов, пострадавшие в результате косвенных последствий такой блокировки, являются жертвами по смыслу статьи 34 Конвенции. (Наличие и сохранение статуса жертвы нарушения является одним из условий приемлемости жалобы, подаваемой в ЕСПЧ. Когда Страсбургский Суд приходит к выводу, что лицо не может быть жертвой некоего нарушения, то он, соответственно, не может и прийти к выводу, что такое нарушение в принципе было допущено в отношении этого лица.) К указанному выводу ЕСПЧ пришёл, потому что заявители могли воспользоваться другими сайтами с целью прослушивания музыки (и не оспаривали этого). Конечно, значение ФБ и Твиттера может быть оценено ЕСПЧ как куда более важное, а эти сервисы, возможно, могут быть, особенно с учетом конкретных обстоятельств, сочтены едва ли не незаменимыми для пользователя. Мне важно лишь отметить, что ЕСПЧ не обязательно придёт к такому выводу. И потенциальным заявителям следует быть к этому готовыми.

Заявителям также следует быть готовыми продемонстрировать, что они действительно активно пользовались ФБ или Твиттером, а также действительно утратили эту возможность в результате блокировки (в частности, я не уверен, как ЕСПЧ может расценить ситуацию, если увидит, что пользователь, жалующийся на блокировку, продолжает пользоваться заблокированными сервисами, например, через VPN или Tor).

С другой стороны, в пользу возможности признания ЕСПЧ того, что пользователи заблокированных сервисов (я не устаю повторяться, что речь здесь идёт только о них) являются жертвами блокировки, говорит касающееся YouTube (каким он был порядка 10 лет назад) Постановление ЕСПЧ о делу «Ченгиз и другие против Турции» (Cengiz and Others v. Turkey) от 01 декабря 2015 г. в следующей части:

«52. …Что касается важности интернет-сайтов в осуществлении свободы выражения мнения, Суд повторяет, что «в свете своей доступности и способности хранить и передавать огромные объемы информации Интернет играет важную роль в расширении доступа общественности к новостям и содействии распространению информации в целом»… Деятельность по самовыражению пользователей в Интернете cоздаёт невиданную ранее платформу для реализации свободы выражения мнения… В этой связи Суд отмечает, что YouTube является веб-сайтом, размещающим видео, на котором пользователи могут загружать, просматривать и обмениваться видео, и, несомненно, является важным средством осуществления свободы получать и распространять информацию и идеи. В частности, как справедливо отметили заявители, политический контент, игнорируемый традиционными СМИ, часто распространяется через YouTube, что способствует появлению гражданской журналистики. С этой точки зрения, Суд признает, что YouTube является уникальной платформой в силу своих характеристик, доступности и, прежде всего, потенциального воздействия, и что заявителям не было доступно никаких альтернатив. <…>

54. …Заявители, по сути, жалуются на побочные эффекты меры, принятой против YouTube в контексте законодательства об Интернете. Они утверждают, что из-за особенностей YouTube решение о его блокировке лишило их значительного средства осуществления их права на свободу получать и распространять информацию и идеи.

55. Принимая во внимание вышесказанное и необходимость гибкого применения критериев признания наличия статуса жертвы, Суд соглашается, что при конкретных обстоятельствах рассматриваемого дела заявители могут правомерно утверждать, что решение о блокировке доступа к YouTube повлияло на их право получать и распространять информацию и идеи, даже если оно не было непосредственно направлено против них».

Но признание статуса жертвы лишь открывает возможность для признания нарушения, однако само по себе о нарушении не свидетельствует. В принципе, нарушение указанного выше рода может быть признано допущенным тремя способами (это задано самой конструкцией права, как оно сформулировано в статьей 10 Конвенции): блокировка может быть признана не соответствующей национальному закону (это и собственно его соблюдение (в т.ч. осуществлений действий в отсутствие предусматривающего их закона), и несоответствие самого закона требованиям, предъявляемым к его качеству: доступности и предсказуемости в своём применении), не преследующей одну из допустимых целей (интересы национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, цели предотвращения беспорядков или преступлений, охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия) либо нарушающей баланс интересов личности и общества, в результате чего ограничение доступа к интернет-ресурсу может быть признано не являющемся «необходимым в демократическом обществе», как это сформулировано в Конвенции.

Применительно к блокировке ФБ и Твиттера можно пытаться заявить о нарушениях всех трёх типов.

Начиная с того, что законодательство не содержит определения понятия «информационный ресурс», хотя примененная при блокировке доступа к ФБ и Твиттеру ст. 15.3 Федерального закона от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (см. здесь ссылку на решение о блокировке; для этого укажите адреса https://www.facebook.com и twitter.com; да, они обозначены именно таким образом) предусматривает возможность ограничения доступа именно к «информационным ресурсам», распространяющим информацию, признанную Генпрокуратурой нарушающей закон. Таким образом, первый же вопрос заключается в том, позволяет ли закон (при фактическом отсутствии соответствующей практики судов, которые давали бы ему подобное толкование — мне её обнаружить не удалось) с достаточной степенью определенности (и, соответственно, предсказуемости) говорить о том, что в случае обнаружения на таких огромных площадках как ФБ и Твиттер некоторой информации, которая, по мнению лиц, имеющих право принимать решение об этом, не соответствует закону, возможно ограничение доступа к этим интернет-ресурсам в целом, даже с учетом того, что в законе используется формулировка «ограничение доступа к информационному ресурсу, в том числе к сайту в сети «Интернет», на котором размещена распространяемая с нарушением закона информация».

В связи с этим обращу внимание на позицию ЕСПЧ, проговоренную в Постановлении по делу «Булгаков против России» (Bulgakov v. Russia) от 23 июня 2020 г., по которому я представлял в Страсбурге интересы заявителя (дело касалось блокировки веб-сайта самого заявителя): «34. …блокировка доступа ко всему веб-сайту является крайней мерой, которую ранее сравнивали с запретом газеты или телеканала… Такая мера намеренно игнорирует различие между законной и незаконной информацией, которую может содержать веб-сайт, и делает недоступным большое количество контента, который не был признан незаконным. Блокирование доступа по IP-адресу веб-сайта имеет практический эффект расширения сферы действия постановления о блокировке далеко за пределы незаконного контента, который изначально был целью…»

По делу «Булгаков против России» ЕСПЧ признал нарушение в связи с проблемами именно с законом (там были применены другие положения закона, а заявитель, как я уже указал, был владельцем заблокированного ресурса, а не просто пользователем, поэтому буквально выводы Страсбургского Суда по тому делу нельзя перенести на рассматриваемые мной случаи обращения в ЕСПЧ пользователей заблокированных ФБ и Твиттера, однако сама аргументация ЕСПЧ может помочь подготовить обоснованную жалобу благодаря тому, что речь идёт о том же типе нарушения — проблеме с законом, — о котором разумно говорить и рассматриваемом случае). А вот Постановлением по делу «ООО «Флавиус» и другие против России» (OOO Flavius and Others v. Russia) также от 23 июня 2020 г. в результате блокировки признаны нарушения других двух типов: отсутствие допустимой цели и нарушение баланса интересов, — поскольку сайты грани.ру, каспаров.ру, Ежедневного журнала были также заблокированы целиком, хотя власти называли незаконными лишь отдельные публикации на этих площадках. Приведу здесь лишь итоговый вывод ЕСПЧ на этот счёт: «…вмешательство в результате применения процедуры, предусмотренной разделом 15.3 Закона об информации, имело чрезмерные и произвольные последствия… российское законодательство не обеспечило заявителям ту степень защиты от злоупотреблений, на которую они имеют право в соответствии с принципом верховенства права в демократическом обществе. В той степени, в какой меры по блокировке были направлены на онлайн-СМИ целиком, за пределами контента, первоначально определенного как незаконный, вмешательство не имело оправдания в соответствии с пунктом 2 статьи 10 [Конвенции]. Оно не преследовало никакой законной цели и не было необходимым в демократическом обществе».

Доступны ли пользователям ФБ и Твиттера так называемые «внутренние средства правовой защиты», которые необходимо исчерпать до обращения в ЕСПЧ, как того требует пункт 1 статьи 35 Конвенции? В частности, нужно ли потенциальным заявителям обращаться в российские суды до подачи жалобы в Страсбургский Суд?

Однозначного ответа на этот вопрос нет. Потому что ЕСПЧ никогда не давал на него ответа. Страсбургский Суд в принципе не рассматривал жалобы пользователей (а не владельцев, в разных смыслах этого слова) интернет-ресурсов на их блокировки российскими властями. (Отмечу, что ЕСПЧ, в частности, не рассматривал жалобы пользователей Телеграм или LinkedIn на их блокировку в России. И даже сведений о коммуникации, т.е. начале содержательного рассмотрения, таких жалоб ЕСПЧ не публиковал. Хотя этого следовало бы ожидать, если бы такие жалобы действительно находились на рассмотрении. Страсбургский Суд рассматривает сейчас жалобы владельцев (в указанном выше широком смысле) Телеграм, а также тех, чьи конкретные другие интернет-ресурсы оказались затронуты попыткой блокировки Телеграм, но не жалобы просто пользователей Телеграм на блокировку этого мессенджера как такового.) В отношении же владельцев (в указанном выше смысле) интернет-ресурсов и просто их пользователей вопрос о доступности внутренних средств правовой защиты разрешается по-разному.

И здесь важно напомнить, что такое вообще «внутреннее средство правовой защиты», которое необходимо исчерпать до обращения в ЕСПЧ. (Конечно, когда такое средство в принципе существует. Потому что если его нет, то прибегнуть к нему невозможно, а исчерпывать, соответственно, нечего. И тогда в ЕСПЧ можно идти без прохождения каких бы то ни было российских инстанций.) Внутреннее средство правовой защиты — это непосредственно доступный заявителю способ добиться признания и исправления нарушения на национальном, внутригосударственном уровне. Из этой формулировки понятно, что, во-первых, рассуждать о наличии или отсутствии средства защиты можно только применительно к конкретному нарушению (ну, или во всяком случае к достаточно определенному типу нарушений). Во-вторых, ответ на вопрос о наличии внутреннего средства защиты всегда зависит от национального законодательства. (По этой причине выводы ЕСПЧ о наличии или отсутствии внутренних средств правовой защиты от такого же нарушения, но допущенного (или предположительно допущенного) в другой стране, обычно бесполезен при поиске ответа на обозначенный выше вопрос: в каждом государстве своё законодательство. И, например, то обстоятельство, что турецкие суды когда-то пришли к выводу, что активные пользователи YouTube имеют право обжаловать блокировку этого ресурса в Турции в соответствии с конкретным турецким законодательством, действовавшим в то время, практически не имеет никакого отношения к вопросу о том, могут ли к аналогичному выводу прийти сегодня российские суды применительно к блокировке ФБ и Твиттера в России, применяя действующее российское законодательство.)

Единственной применимой нормой закона, предусматривающей возможность обжалования, являются самые общие положения ч. 6 ст. 8 ФЗ № 149-ФЗ: «6. Решения и действия (бездействие) государственных органов… нарушающие право на доступ к информации, могут быть обжалованы в вышестоящий орган или вышестоящему должностному лицу либо в суд» (все остальные предусмотренные названным законом случаи обжалования касаются блокировок по другим основаниям и, соответственно, неприменимы: это ч. 6 ст. 15.1 и ч. 15 ст. 15.1-2.

По результатам анализа судебной практики, опубликованной в справочно-правовой системе КонсультантПлюс, я не обнаружил на уровне Верховного Суда РФ решений, которые касались бы обжалования пользователями блокировки интернет-ресурсов и, соответственно, позволяли бы судить о том, возможно ли в принципе рассмотрение соответствующих претензий пользователей по существу, другими словами, признают ли пользователей интернет-ресурсов надлежащими заявителями/истцами, когда речь идёт фактически об оспаривании блокировки (ограничения доступа). Но это может свидетельствовать как о том, что пользователи практически не обращаются в суды, так и о том, что такие дела не доходят до высшего суда, формирующего практику применения закона в спорных случаях (как данный, когда непонятно, может ли пользователь обжаловать блокировку интернет-ресурса, ссылаясь на нарушение его права на доступ к информации). Однако в справочно-правовой системе можно обнаружить несколько определений Первого кассационного суда общей юрисдикции, вынесенных по жалобам одного и того же заявителя (это Владимир Иванович Сергиенко, как можно узнать в карточках дел на сайте суда) на блокировку в том числе и целиком некоторых веб-сайтов, владельцем (или автором) которых он не являлся. Во всех случаях заявителю был отказано в принятии соответствующих исковых заявлений со следующими формулировками:

«…Не усматривается нарушений прав и интересов С. в рамках конкретного публичного правоотношения. В соответствии с нормами Федерального закона 27 июля 2006 года N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», Федерального закона от 28 декабря 2012 года N 272-ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации», Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года N 2124-1 «О средствах массовой информации» меры по ограничению доступа к информационным ресурсам, распространяющим информацию с нарушением закона, на основании требования Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителей могут нарушить или иным образом затронуть права, свободы и законные интересы не пользователей сайта, а права и законные интересы владельца сайта… автора размещенной на нем информации, а также лиц, на которых законом возлагается обязанность по ограничению доступа к информации, распространяемой с нарушением закона (редакции сетевого издания, оператора связи, оказывающего услуги по предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», провайдера хостинга или лица, обеспечивающего размещение в информационно-телекоммуникационной сети, в том числе в сети «Интернет», указанного информационного ресурса, обслуживающего владельца сайта в сети «Интернет»). Материалы административного иска не содержат сведений о том, что С. является одним из вышеуказанных лиц, и оспариваемые им действия каким-либо образом затрагивают его права» (см. кассационное определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 25.02.2020 N 88а-6617/2020);

«…С.В. не является участником производства по делу об административном правонарушении, из его материалов не усматривается очевидных нарушений, затрагивающих права и свободы С.В. в рамках конкретного публичного правоотношения. <…> …Не подлежат рассмотрению в суде требования о признании незаконными решений, действий (бездействия), принятых по вопросам, не касающимся административных истцов, на что указано в Обзоре судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2019). …Суды… установили, что оспариваемые действия не касаются административного истца. В этой связи вывод об отказе в принятии административного иска соответствует приведенным положениям статьи 128 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации с учетом их толкования, данного в названном Обзоре. Ссылки заявителя кассационной жалобы на положения части 6 статьи 8 Федерального закона от 27 июля 2006 года N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» не ставят под сомнение правильность выводов, изложенных в обжалуемых судебных актов. Предоставленная этой нормой закона возможность обжалования действий и решений, нарушающих право на доступ к информации, не означает, что требование об оспаривании таких действий и решений может быть заявлено лицом, которого эти действия и решения не касаются, а само требование не обусловлено необходимостью защиты (восстановления) нарушенных прав. Вопрос о наличии или отсутствии субъективного права на обжалование разрешается в каждом конкретном случае при подаче соответствующего заявления (жалобы) и проверке их приемлемости. Защита этого права не может осуществляться путем признания права по результатам рассмотрения в судебном порядке самостоятельного требования, как на этом настаивает заявитель жалобы. В данном случае этот вопрос разрешен определением об отказе в принятии административного искового заявления» (см. кассационное определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 23.10.2020 N 88а-25147/2020; см. также кассационное определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 12.01.2021 N 88а-2951/2021 по делу N 9а-838/2020).

Как можно выяснить на сайте Верховного Суда РФ, на судебные акты, принятые по делу, в рамках которого было вынесено постановление N 88а-25147/2020, заявитель подавал жалобу в Верховный Суд РФ, однако в передаче её для рассмотрения в заседании Судебной коллегии было отказано (см. данные о производстве с номером 57-КАС21-10-К1). Об этом выносится постановление судьи, которое по общему правилу — и здесь это было именно так — не публикуется. Однако остаётся тот факт, что, пусть бы и на уровне судьи, Верховный Суд РФ согласился с процитированными выше выводами нижестоящих судов.

Соответственно, с учетом написанного выше, я не усматриваю достаточно разумных оснований утверждать, что пользователям ФБ и Твиттера точно доступны внутренние средства правовой защиты от (предполагаемого) нарушения их прав блокировкой российскими властями этих ресурсов, поскольку прямо законом их право на обжалование блокировки едва ли подтверждается, практика, которая свидетельствовала бы в пользу фактической возможности такого обжалования, отсутствует (не опубликована), а некоторая имеющаяся практика, скорее, подтверждает непризнание такого права за пользователями заблокированных ресурсов.

Однако я не могу гарантировать, что ЕСПЧ непременно придёт к выводу об отсутствии внутренних средств защиты.

И здесь важно сделать замечание об особенностях применения ЕСПЧ такого критерия приемлемости жалобы как исчерпание внутренних средств правовой защиты. Когда наличие этих средств более или менее очевидно (в т.ч. подтверждается предшествующей практикой самого Страсбургского Суда) и эти средства явно не исчерпаны, ЕСПЧ может либо отказать в регистрации жалобы (указав, что она подана преждевременно), либо признать жалобу неприемлемой на первом же (упрощенном) этапе производства, где решение принимается единолично Судьей (фактически — по рекомендации сотрудников Секретариата по результатам изучения жалобы). Однако когда наличие средства правовой защиты не очевидно (и отсутствуют другие основания для признания жалобы неприемлемой на первом же этапе производства, где ЕСПЧ «избавляется» от порядка 90 процентов жалоб в упрощенном порядке), он может не признавать жалобу неприемлемой на первом этапе, а коммуницировать и поставить перед сторонами (заявителем и властями) вопрос о том, имеются ли внутренние средства правовой защиты. Более того, именно на власти может быть возложено бремя доказывания (в т.ч. подтверждения примерами из практики) того, что такие средства существуют и действительно были доступны заявителям.

Также отмечу, что когда наличие средств правовой защиты спорно (как в рассматриваемом случае), заявитель может подать жалобу, не прибегая к ним, но прямо указать в формуляре, что он попробует обратиться к спорным средствам и дополнительно сообщит ЕСПЧ о результатах. В этом случае, даже если ЕСПЧ на первом этапе разбирательства сочтет, что, вероятно, средства защиты, скорее, существуют и подлежат исчерпанию, то он может не отказывать в регистрации жалобы и не признавать её сразу неприемлемой, но дождаться новой информации от заявителя об исчерпании им спорных средств защиты. При этом если ЕСПЧ сочтет, что средств защиты, скорее, нет, он может поступать с жалобой, исходя именно из этого. Такой вариант для заявителя, который собирается попробовать обратиться к спорным средства защиты, может оказаться наилучшим: его жалоба уже поступит в ЕСПЧ и будет иметь шанс попасть в число первых жалоб такого рода на рассмотрение — если Страсбургский Суд заинтересуется этим вопросом, т.е. не сочтет такого рода жалобы неприемлемыми сразу по тем или иным основаниям (например, посчитав, что у заявителей нет статуса жертв; жалобы, не попавшие в первую очередь на рассмотрение по вопросу, которым ЕСПЧ заинтересовался, иногда могут ожидать своей очереди всё то время, пока будет рассматриваться первый «пакет», более того, позже к таким жалобам могут быть применены иные выводы по части компенсации, нежели к жалобам из первой очереди). С другой стороны, заявитель будет застрахован на случай, если ЕСПЧ будет всё же склоняться к выводу о наличии внутренних средств правовой защиты. Если заявитель выберет этот способ, то он должен будет сообщить ЕСПЧ дополнительным письмом (отправляемым на тот же адрес, что и жалоба, составляемым в свободной форме на русском языке с приложением копий документов, направленных в российские суды, и вынесенных судебных актов) о результатах прохождения российских судов (если к тому времени не получит уведомления о признании жалобы неприемлемой). Если ко времени подготовки такого письма заявителю поступит уведомление о регистрации жалобы, прямо в письме достаточно сослаться только на указанный там номер жалобы. Если же никакой информации о судьбе жалобы не будет получено, то в дополнительном письме следует просто сообщить все же те сведения о заявите, которые приведены в формуляре жалобы (чтобы можно было понять, к какой жалобе относится это письмо). Про то, как узнавать о судьбе поданной в ЕСПЧ жалобе, можно прочитать здесь. Всё написанное выше не означает, что заявитель не может обратиться в ЕСПЧ, не проходя никакие российские инстанции (т.е. не обращаясь в российские суды с претензией о нарушении в результате блокировки интернет-ресурсов его права на получение информации как пользователя этих ресурсов) ни до подачи жалобы в Страсбург, ни после. Это возможно, если заявитель сочтет, что его устраивают те шансы на успех, которые даёт ему обращение в ЕСПЧ без прохождения российских инстанций, а прохождение таковых, по мнению заявителя, не будет стоит дополнительных сил, средств и времени.

При этом если исходить из того, что внутренних средств правовой защиты нет, то это представляет собой отдельное (дополнительное) нарушение статьи 13 Конвенции, взятой в сочетании со статьей 10. Именно такое нарушение, наряду с нарушением собственно статьи 10 Конвенции, ЕСПЧ признал по результатам рассмотрения жалобы «Булгаков против России», указав, что, конечно, «жалоба [заявителя] по статье 13 [Конвенции] основана на тех же фактах, которые он [Суд] рассмотрел при разбирательстве жалобы по статье 10… Однако существует разница в природе интересов, защищаемых статьей 13 Конвенции, и интересов, защищаемых статьей 10: первая предоставляет процессуальную гарантию, а именно «право на эффективное средство правовой защиты», тогда как процессуальное требование, присущее последней, является вспомогательным по отношению к более широкой цели обеспечения уважения материального права на свободу выражения мнения… Принимая во внимание различие в целях гарантий, предоставляемых двумя статьями, Суд считает целесообразным в данном деле рассмотреть один и тот же набор фактов в соответствии с обоими положениями», т.е. и по статье 10 Конвенции, взятой самой по себе (в рамках которой признаются и процедурные, процессуальные гарантии защиты от нарушения, в частности, к ним мог бы относится эффективный предварительный судебный контроль, которого в рассматриваемом случае не было, поскольку он не предусмотрен законом), и по статье 13 Конвенции, взятой в сочетании со статьей 10.

Как исчислять срок на обращение в ЕСПЧ?

Здесь всё несколько проще. Поскольку ситуация, о которой идёт речь, явно носит характер длящейся (пользователь ФБ или Твиттера, условно говоря, каждое утро просыпается и вновь и вновь обнаруживает, что эти ресурсы остаются ему недоступны — т.е. если согласиться с тем, что это нарушение, то оно всё длится и длится), то срок на обращение в ЕСПЧ не может начать течь, пока ситуация не закончится. (Это может произойти как в результате отмены блокировки, так и в результате того, что пользователь найдет способ начать пользоваться этими ресурсами из России либо же покинет территорию России.) Когда ситуация длящаяся, а внутренних средств правовой защиты нет, то срок на обращение в ЕСПЧ (который теперь составляет четыре месяца) начинает течь с момента, когда эта ситуация закончится. Если допустить, что средства правовой защиты имеются (и заявитель к ним прибегнет), то срок на обращение в ЕСПЧ начнет течь с того момента, который будет иметь место позже: исчерпания средств правовой защиты или прекращения длящейся ситуации нарушения его права на получение и распространение информации и идей.

А что, если Россия покинет Совет Европы (в связи с чем будет денонсирована Европейская Конвенция и окажется невозможным обращаться в ЕСПЧ)?

Во-первых, даже если Россия до конца сентября 2022 г. предпримет все юридически необходимые шаги, чтобы заявить о выходе из Совета Европы, то она будет числиться состоящей в нём до конца 2022 г. (если Россия сделает это в 2022 г., но после окончания сентября, то она будет числиться состоящей в этой организации до конца 2023 г.) Во-вторых, на нарушения, которые уже допущены или допускаются (т.е. начались и не окончены), в ЕСПЧ всё равно можно (будет) обратиться. (А пока этому и вовсе ничто не препятствует, т.к. на сегодняшний день Россия — член Совета Европы, признающая юрисдикцию ЕСПЧ.) Обо всём этом более подробно написано здесь. Конечно, в случае, если Россия покинет Совет Европы к моменту признания ЕСПЧ нарушения, то исполнение соответствующего постановления (в т.ч. возможной компенсации) может оказаться затруднительным. Но применительно к этому см. ответ на следующий вопрос.

Обязательно ли заявитель получит денежную компенсацию, если ЕСПЧ признает, что в отношении него было допущено нарушение?

Нет. ЕСПЧ может прийти к выводу, что само признание нарушения представляет собой достаточную компенсацию. Хотя, конечно, Страсбургский Суд может и присудить некоторую сумму в возмещение морального вреда. Возмещение издержек и убытков (которые должны быть обоснованы и документально подтверждены) — это отдельный вопрос. Обратите внимание, что при подаче жалобы требования о компенсации чего бы то ни было (морального вреда, убытков, издержек) не предъявляются: для них даже нет места в формуляре жалобы, хотя некоторые пытаются включить в него подобные требования. Это так, потому что в соответствии с п. 2 статьи (правила) 60 Регламента ЕСПЧ требования о справедливой компенсации подаются на другом этапе разбирательства (если жалоба до него дойдёт; т.е. смысл в том, что если жалоба будет признана неприемлемой на первом же этапе разбирательства, то неважно, какую компенсацию хотел бы получить заявитель, в то время как порядка 90 процентов жалоб признаются неприемлемыми именно на первом этапе; соответственно, только если жалоба перейдет на следующий этап разбирательства, от заявителя ожидают представления требований о компенсации, если он желает их представить). Более того, непредъявление требований о компенсации после возможного коммуницирования жалобы (которое происходит, когда жалоба не признаётся неприемлемой на первом этапе разбирательства и переходит на следующий) по предъявляемым правилам и в предоставляемый для этого срок расценивается как непредъявление их в принципе. Т.е. включение таковых в формуляр жалобы ничтожно. Правда, в некотором смысле это не касается требований о компенсации морального вреда (в отличие от издержек и убытков). Но только потому, что ЕСПЧ в принципе может присудить такую компенсацию вообще без заявления соответствующих требований. Однако ЕСПЧ делает это довольно редко. И также редко рассматривает заявление о присуждении компенсации морального вреда, если оно сделало не в надлежащей форме и надлежащий срок (например, только в формуляре жалобы, где ему в принципе не место). (Существуют разумные соображения в пользу того, чтобы включать требования о компенсации в формуляр жалобы с приложением к нему подтверждающих документов, когда речь идёт о жалобах на нарушения, в отношении которых сложилась практика. Однако я не рассматриваю этот вопрос более подробно, т.к. жалобы пользователей на блокировку интернет-ресурсов пока не являются делами такого рода.)

Кроме того, не все идут в ЕСПЧ главным образом за денежной компенсацией. Наличие Постановления ЕСПЧ о нарушении российскими властями прав и свобод конкретного человека может в ряде случаев само по себе может являться для этого человека ценным активом.

Если потенциальный заявитель также подумывает обратиться в Комитет по правам человека ООН, то ему необходимо выбрать сначала только что-то одно: либо КПЧ, либо ЕСПЧ, — и лишь в случае безуспешного обращения в один из этих органов идти, при наличии такого желания, в другой. Во всяком случае, если речь идёт об обращении в эти органы ровно с теми же претензиями и одному или ровно тем же составом лиц. Некоторые исключения из правила о невозможности одновременного рассмотрения такой же жалобы двумя названными международными органами я здесь не рассматриваю. (Обратите внимание, что срок на обращение в ЕСПЧ составляет 4 месяца, а в КПЧ — по общему правилу, 5 лет. Поэтому обычно логичнее сначала пытаться обратиться в ЕСПЧ.) Запрет на принятие к рассмотрению ЕСПЧ индивидуальных (в отличие от межгосударственных) жалоб, которые уже являются предметом другой процедуры международного разбирательства или урегулирования, установлен в п. 2(b) статьи 35 Европейской Конвенции. А невозможность рассмотрения жалобы (называемой сообщением) КПЧ ООН, если аналогичная находится на рассмотрении ЕСПЧ, предусмотрена п. 2(а) статьи 5 (Первого) Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах (см. на этот счет заявление СССР, сделанное при присоединении к Факультативному протоколу Постановлением Верховного Совета СССР от 05 июля 1991 г. № 2304-1). Обратите внимание, что если скрыть от ЕСПЧ факт обращения к другим процедурам международного разбирательства, то, если об этом станет известно, такое поведение может быть расценено как злоупотреблением право на обращение в Страсбургский Суд, это может являться основанием для признания жалобы неприемлемой на основании п. 3(а) статьи 35 Конвенции.

Возможна ли подача коллективных жалоб пользователей на блокировку ФБ и Твиттера (когда одна жалоба подаётся сразу от нескольких заявителей)?

Да, в принципе это, безусловно, возможно. Более того, для ЕСПЧ это явно предпочтительно, т.к. уменьшает объём работы. Однако заявителям необходимо понимать, что по коллективной жалобе ЕСПЧ всегда будет вести переписку только с кем-то одним, только с одним представителем всех заявителей сразу (как вариант — с одним из заявителей, данные которого указываются прямо в формуляре жалобы, который и выступит в качестве контактного лица для всех остальных заявителей). Соответственно, если это контактное лицо что-то сделает или не сделает, то это будет иметь эффект сразу для всех заявителей по данному делу. Например, если ЕСПЧ потребует что-то сделать в рамках рассмотрения жалобы, а контактное лицо не сделает этого (и не сообщит о необходимости это сделать другим заявителям; как вариант — если адресованное ему письмо окажется невозможно доставить, например, из-за изменения адреса, о котором контактное лицо не сообщило оперативно ЕСПЧ), то Страсбургский Суд может прекратить производство по этой жалобе в связи с выводом об утрате интереса к ней всех заявителей. Поэтому в случае коллективных жалобы нужно в достаточной степени (соизмеримой с заинтересованностью в результатах рассмотрения жалобы) доверять тому лицу, которые указывается в формуляре в качестве контактного.

Нужно ли что-то платить ЕСПЧ за подачу (рассмотрение) жалобы?

Нет.

Где взять формуляр жалобы, каковы правила его заполнения?

Формуляр и все документы, в которых предъявляются требования к его заполнению, размещены здесь.

Я считаю, что любой разумный человек способен самостоятельно подготовить жалобу в ЕСПЧ в соответствии с предъявляемыми требованиями, если внимательно прочитает все документы на этот счёт и будет пункт за пунктом выполнять их требования (и (пере)проверять себя на предмет их выполнения). Хотя опубликованная ЕСПЧ статистика показывает, что четверть заявителей не справляется даже с оформлением жалобы. (Обратите внимание, что оформление жалобы — это не про её обоснованность и приемлемость, это буквально только про оформление).